Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

— Ислам?

— Только как символ покорности. Чистой веры не приемлет. Воины ислама — нонсенс! Принадлежит к патогенным системам верований.

— Аум? Кришнаизм?

— То же самое.

— Буддизм?

— Ближе. Основной тезис — все реальности относительны — верен.

— Но последствия действия можно устранить только действием.

— Это Закон запрещенной реальности. Я уверен, что не стоит переступать ступени Пути к Посвящению, пренебрегая Законом постепенного приближения. Уровень духовности должен быть всегда выше уровня возможностей, а не наоборот.

— Это не закон, а вариант достижимого. Что бы мы ни дали идущему, все будет зависеть от него.

Самандар и Парамонов одновременно посмотрели на Матвея, и тот почувствовал себя жалкой инфузорией, лежащей на стеклышке под микроскопом, откашлялся:

— Не соблаговолят ли Посвященные объясниться?

— Соблаговолят, ради этого и прибыли сюда, — обнадежил Самандар. — Мы еще не люди Круга, но Посвященные последней ступени. Кроме того, мы изредка становимся Проводниками…

— Авешами.

— Можно сказать и так. Теперь о главном. Говорите, Иван Терентьевич.

— Как вы понимаете, — улыбнулся Парамонов, — встретились мы с вами отнюдь не случайно. Я имею в виду — не здесь, а в Рязани. Вам был нужен Учитель, нам нужны Ученики.

— Я начал догадываться.

— Сохранение равновесия в запрещенной реальности, каковой является наш слой бытия Земли, невозможно без трансляции стабилизирующей модели, чем занимаются и Монарх, и иерархи, но подходы к этой проблеме у них разные, зачастую даже диаметрально противоположные. Как только такое случается, ваш мир потрясает серия войн, катаклизмов и катастроф, стирающих с лица земли целые народы и государства.

— Пожалуй, не стоит так подробно, — посоветовал Самандар, — он все понимает.

— Мало того, — продолжал, кивнув, Парамонов, — даже среди иерархов нет единства мнений, как контролировать запрещенную по вине Монарха реальность, чтобы она не дестабилизировала другие реальности Мироздания, не вызывала колебания и судороги энергоинформационной матрицы мира — ментала. Монарх, например, считает, что необходима постоянная коррекция законов. На его позиции стоят такие мощные фигуры иерархов, как триарх и пентарх, хотя их принципы во многом расходятся. За эгрегорную стабилизацию ратуют инфарх, экзархи, примарх. Нюансы позиций объяснить сложно, и я их опускаю.

— Объясните свои позиции.

Парамонов и Самандар обменялись взглядами.

— Повторяем, мы — не иерархи и даже не люди Круга, хотя стремимся стать ими. Но и у нас есть принципы, которые мы отстаиваем. Я считаю, что людей переделать нельзя и что нельзя силой насаждать свое понимание справедливости. Вахид Тожиевич скажет о себе сам.

— В нашей реальности слабо работает Закон обратного действия, или Закон возмездия, — сказал Самандар. — Вернее, работает слабый вариант закона, допускающий слишком широкий спектр психосоциальных отклонений. Я бы хотел усилить его, что автоматически сняло бы целый класс безобразных форм отношений. Но без известного насилия, ограничения свободы воли и физического пространства сделать это не представляется возможным.

— Угол падения равен углу отражения, — пробормотал Матвей.

— Это частный случай Закона обратного действия.

— Я не противник насилия, — сказал мягко Парамонов, — но только лишь в приложении защиты личности. Если мне угрожают расправой, я действую адекватно. В остальном наши взгляды на жизнь расходятся.

— Понял. Кто же теперь из вас станет меня учить?

— Никто.

Матвей с недоумением посмотрел на потрясающе невозмутимые и спокойные лица собеседников, говорящие об их полном владении собой и ситуацией.

— Как никто?!

— Мы оба претендовали на это, — вздохнул Парамонов. — Энеаграмма не выявила лидера, и нам потребуется время, чтобы… э-э…

— Выяснить отношения, — подсказал Самандар с мрачной искрой в глазах. — Хотя мы не уверены, что вы последуете за одним из нас. И все же нам хотелось бы кое во что посвятить вас. В Москве, а по сути — в стране, образовались четыре конкурирующие силовые структуры: Федеральная служба безопасности плюс ГУБО — одна, Министерство обороны и Сверхсистема — другая, «Чистилище» — третья и Генпрокуратура плюс МВД — четвертая. Есть и еще одна подсистема — служба безопасности президента, но ее амбиции не идут так далеко, как у остальных.

— Между ними мечутся еще две подсистемы, коррумпированные меньше других: военная контрразведка и Московский уголовный розыск, — добавил Парамонов. — И все они конфликтуют, увеличивая подпороговый хаос. Как только порог взаимодействия будет преодолен…

— Начнется война на уничтожение, — закончил Самандар все с тем же насмешливо-ироничным, мрачноватым огоньком в глазах. — Хаос. Уцелеет ли государство, не знаю, но может не уцелеть реальность! Что для живущих в ней равносильно катастрофе. Вот теперь и думайте, стоит ли вам влезать в эту кашу, чтобы изменить потенциалы, или не стоит.

Матвей сел в уцелевшее после налета кресло, глубоко задумался, ища в памяти эзотерические тексты, созвучные услышанному. Двое людей, в силу разных причин вставшие на Путь во Внутренний Круг, с не меньшей сосредоточенностью и не без сомнений смотрели на него. Наконец Матвей первым прервал затянувшееся молчание, твердо взглянул на Парамонова:

— Что вы предлагаете мне делать?

— Как уже было сказано, у нас разные подходы к…

— Нет, я имею в виду вас лично. Что вы предлагаете делать?

Парамонов искоса посмотрел на Самандара. Тот усмехнулся, покачал головой.

— Кажется, этот молодой человек выбрал ваш Путь, Иван Терентьевич. Сожалею, что не могу помешать. Желаю удачи… всем нам, но не уверен, что пути наши не пересекутся.

И Самандар исчез. Только ветер прошелестел по комнате, шевеля разбросанные листы бумаги.

— Он поспешил, — тихо произнес Матвей. — Я еще не знаю, чей Путь мне ближе и каким пойду я.

— Я знаю, — кивнул Парамонов. — Выбор остается за вами. Но я всегда смогу помочь, если потребуется, и буду неподалеку. Одна просьба: не ошибитесь в оценке ситуации, как сегодня. Ибо настанет час, когда перед вами встанет проблема выбора гораздо более значимых категорий, чем собственная жизнь и смерть. Идемте, оставаться здесь более нельзя, я имею в виду не столько квартиру, сколько город.

Матвей погасил выключатель, перекрыл воду, запер дверь и вышел за Парамоновым на улицу. Они молча сели в джип, думая каждый о своем. Потом Соболев понял, что к прошлому действительно нет возврата, что впереди его ждет совершенно иная жизнь, полная зигзагов и неожиданностей, и у него внезапно защемило сердце. Надо будет разыскать Ульяну, подумал он какой-то частью своего сознания, на что другая возразила: ради чего, многоженец? Ты и так знаешь, что Уля — лишь авеша Светлены. Не терзай девочку своим вниманием, она это понимает иначе. Ищи лучше саму Светлену…