Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Или:

Долой —ваши песни, ваши повести!Долой —ваш алтарь и аналой!Долой —угрызенья вашей совести!Все ваши сказки богомерзкие — долой!..

Или:

Плеватьнам на ваши суеверия!Кромсатьвсе, что ваше, проклинать!Как знать, что нам взять взамен неверия?Но наши дети это точно будут знать!..

В «Балладе об оружии» Высоцкий прошелся шершавым языком сарказма по гонке вооружений, где виноватыми, по мысли либералов, были обе стороны — и советская, и западная. Впрочем, советская, по их мнению, даже больше, поскольку все советское для них — от дьявола:

…Большие люди — туз и крез —Имеют страсть к ракетам,А маленьким — что делать безОружья в мире этом?..

Большой игрок, хоть ростом гном, —Сражается в картишки,Блефуют крупно в основномВа-банк большие шишки…

Короче, большинство из девяти баллад, написанных Высоцким к фильму, содержали в себе настолько явный антисоветский подтекст (в иных так просто мощнейший — как в «Мистерии хиппи»), что режиссерская чета оказалась в настоящем ступоре. С. Милькина в своих воспоминаниях об этом в открытую не говорит, поскольку, видимо, неловко в подобном признаться. Ведь супруги оказались в двояком положении: с одной стороны, они сами пригласили Высоцкого в свою картину, с другой — они явно не ожидали от него такой ярости в адрес режима. Нет, втайне они и сами разделяли такие же мысли, что и Высоцкий, однако одно дело думать, а другое дело — говорить об этом вслух, на всю страну. Здесь супружеская чета была Высоцкому не товарищ, поскольку полагала, что он от гнева властей надежно защищен своим французским тылом (женой-иностранкой), а они такого прикрытия не имели. Поэтому, на мой взгляд, уже тогда Швейцер и Милькина хорошо понимали, что большая часть написанных Высоцким баллад вряд ли в их картину войдет — начальство не позволит. Что вскоре и подтвердится, о чем речь еще пойдет впереди.

И вновь вернемся к хронике событий конца 73-го.

26 декабря Высоцкий снова играет в «Гамлете».

27 декабря он дает концерт в столичном Театре кукол под руководством Сергея Образцова. Высоцкий на концерт опоздал, поэтому свое выступление начал словами: «Добрый день! Извините за небольшую задержку, но я к вам так торопился, что была встреча с милицией у меня небольшая… Но они решили почему-то, что у меня иностранные номера (Высоцкий ездил на „Рено“. — Ф. Р.) и что они имеют дело с человеком нерусским, — и поэтому обошлись очень корректно со мной… Ничего не случилось, в общем, здоров и жив остался…»

Вообще Высоцкий слыл автомобильным лихачом и очень часто имел непрятности с гаишниками. Иногда он сам специально устраивал дорожные провокации, чтобы прихвастнуть перед кем-то из своих друзей, особенно девушками. Об одной из таких провокаций вспоминает Нина Патэ, которая в те годы тоже была одним из организаторов его концертов:

«Высоцкий приехал ко мне на „Рено“ и сказал: „Вот теперь мы будем хулиганить“. Я посмотрела на машину, а номера-то не наши! Оказывается, Володя ездил по доверенности на „Рено“, а Марина — на „Жигулях“: они поменялись машинами. На площади Пушкина Володя лихо развернулся в неположенном месте, и нас тормознули. Пока приближался постовой, Володя сказал: „Смотри и молчи“. Подошел постовой, начал объяснять, а Володя якобы не понимает, пожимает плечами. Тот — снова объясняет, потом — что-то рисует на листочке. Володя упорно не воспринимает (иностранец ведь!). Постовой, видя, что хлопочет впустую, буркнул: „Ну ладно, езжайте дальше“. И тогда Володя достал деньги и выкрикнул: „Да возьми ты свой штраф“. У того буквально челюсть отвисла, а мы поспешили скрыться с глаз…»

В своем рассказе автор явно упивается лихостью своего кумира — Высоцкого. Хотя, если подходить к этому случаю со всей серьезностью, гордиться здесь нечем. Более того — осудить надо Высоцкого за его поступок. Ведь мало того, что он лихачит (создавая тем самым опасность на дороге для десятков людей), так еще и всячески демонстрирует свое пренебрежение к представителю власти — милиционеру. Он бы еще детей вокруг себя собрал и продемонстрировал им, как популярный актер Высоцкий нарушает правила дорожного движения, а затем «ставит на место» гаишника. А ведь в песнях своих (во всяком случае, в большинстве из них) наш герой проповедовал совсем другие принципы. Вот и спрашивается: где же был настоящий Высоцкий — в песнях или в таких поступках, о которых шла речь чуть выше?

А между тем 28 декабря состоялся концерт Высоцкого в столичном НИИ металлургии имени Байкова.

Примерно в эти же дни Высоцкий в разговоре с Валерием Золотухиным с грустью заметил: «Как мы постарели. Нам не грустно… в глазах видно. Нас ничто не радует, мы ничему не удивляемся».

Не эта ли необъяснимая тоска подвигла Высоцкого в тот год на создание двух произведений, где речь шла о его собственной смерти: «Когда я отпою и отыграю» и «Памятник». Последнему суждено будет стать пророческим: в нем он в точности предугадает те манипуляции, которые будут происходить после его смерти как с его именем, так и с творчеством. Видимо, он никогда не заблуждался насчет тех людей, кто его окружал.

Я при жизни был рослым и стройным,Не боялся ни слова, ни пулиИ в привычные рамки не лез.Но с тех пор, как считаюсь покойным,Охромили меня и согнули,К пъедесталу прибив ахиллес…

И с меня, когда взял я да умер,Живо маску посмертную снялиРасторопные члены семьи, —И не знаю, кто их надоумил, —Только с гипса вчистую стесалиАзиатские скулы мои…

Посмертную маску с Высоцкого, кстати, снимет Марина Влади. Впрочем, обо всем этом (и стихотворении тоже) речь еще пойдет впереди.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

РАЗРЕШЕННЫЙ, НО ЗЛОЙ

Начало 1974 года оказалось для Высоцкого творчески чрезвычайно насыщенным. Начался же тот год с «Антимиров»: именно этот спектакль он сыграл 3 января. На следующий день наш герой вышел перед публикой в образе принца датского и в спектакле «Павшие и живые». 6-го вновь играл в «Антимирах», 7-го — в «Десяти днях, которые потрясли мир», 8-го — дал концерт в обнинском Доме ученых, 9-го — сыграл в «Павших и живых», 10-го — в «Добром человеке из Сезуана», 12-го — в «Гамлете», 20-го — в «Пугачеве» и «Антимирах».