Тайный крестовый поход - Оливер Боуден

Альтаир наклонился к Талалу.

– Теперь тебе некуда бежать, – сказал он. – Открой мне свои секреты.

– Моя роль сыграна, ассасин, – ответил Талал. – Братство достаточно сильно, и моя смерть не остановит его работу.

Альтаир вспомнил Тамира. Он тоже перед смертью упоминал «братьев».

– Что за «братство»? – настаивал Альтаир.

Талал слабо улыбнулся.

– Аль Муалим не единственный, кто имеет планы на Святую Землю. Это всё, что я тебе скажу.

– Тогда прощай. Молись своему Богу.

– Бога нет, ассасин, – слабо рассмеялся Талал. – А если когда-то и был, то уже покинул нас. Он давно покинул тех, кого я брал к себе.

– О чем ты говоришь?…

– Нищие. Шлюхи. Наркоманы. Прокаженные. Хорошие бы из них вышли рабы? Да они не способны выполнять даже самую простую работу. Нет… Я не продавал, а спасал их. А ты уничтожил всех нас потому, что тебе так приказали.

– Нет, – отозвался запутавшийся Альтаир. – Ты наживался на войне. На поломанных жизнях.

– Ты так думаешь, закосневший в невежестве. Отгородил свое сознание от всего происходящего, да? Говорят, в этом вы мастера. Ты видишь в этом некую иронию?

Альтаир посмотрел на него. Всё повторялось, как и с де Наплузом. Слова умирающего угрожали перевернуть с ног на голову всё, что Альтаир знал о цели – или, по крайней мере, думал, что знал.

– Нет, пока не видишь, – Талал улыбнулся в последний раз, видя, что Альтаир запутался. – Но ты увидишь.

С этими словами он умер.

Альтаир закрыл ему глаза, пробормотав: «Мне очень жаль», – вытер о тело клинок, встал и скрылся в толпе. Труп Талала за его спиной заливал песок кровью.

ГЛАВА 15

В пути Альтаир останавливался у колодцев, водоемов и фонтанов. Везде, где была вода и тень от пальм. Там он мог отдохнуть, а конь спокойно попастись на траве. Частенько случалось так, что в тени рос лишь небольшой клочок травы, так что можно было не опасаться того, что конь убежит.

В ту ночь он отыскал фонтан, огороженный стенами, с аркой в одной из них. Это делалось для того, чтобы пустыня не уничтожила драгоценный источник. Альтаир напился, а потом лег рядом, слушая, как с другой стороны капает о неотесанный камень вода, и думал о том, как умер Талал. Мысли его постепенно вернулись ещё дальше в прошлое, к тем, кто умер давным-давно. Жизнь сменяла смерть.

Впервые он столкнулся с этим в детстве, во время осады. Ассасины и сарацины. И, конечно, его собственный отец, хотя, слава Аллаху, сам Альтаир не видел его гибели. И все-таки он слышал. Слышал, как опускается меч, слышал мягкий удар. Он бросился к воротам, желая последовать за отцом, но его перехватили чужие руки.

Он вырывался, крича: «Пустите меня! Отпустите!»

– Нет, сын мой.

Альтаир увидел Ахмада, шпиона, за чью жизнь отец Альтаира заплатил собственной. Альтаир с ненавистью посмотрел на него, не обращая внимания на то, что Ахмаду пришлось многое вынести. Ассасина избили так, что теперь он едва мог стоять, а душу его разрывало от стыда, что он не вынес допроса сарацинов. Альтаир же думал только о том, что отец пошел на смерть и…

– Это твоя вина! – закричал он, вырываясь из рук Ахмада, стоявшего с опущенной головой. Слова мальчишки были для него словно удары.

– Это твоя вина! – повторил Альтаир и опустился на траву, обхватив руками голову, желая закрыться от всего мира. В нескольких шагах от него на траву опустился Ахмад, избитый и опустошенный.

Сарацины ушли от стен цитадели, оставив обезглавленное тело отца Альтаира ассасинам. Оставив рану, которая не заживет никогда.

Потом Альтаир остался в каменном доме с серыми стенами, который некогда делил с отцом. Он упал на пол рядом со простым столом, стоявшим между двумя соломенными тюфяками – побольше и поменьше. Потом он перебрался на постель – на большую. Так он мог чувствовать запах отца. Иногда Альтаир представлял его себе. Отец сидел в комнате и читал какой-нибудь свиток, или возвращался поздно ночью, чтобы отругать Альтаира за то, что он ещё не спит, а потом задувал свечу. Воображение – всё, что теперь осталось у него, сироты Альтаира. Это и его воспоминания. Аль Муалим сказал, что когда придет время, и примут решение о его судьбе, его позовут. В то же время Мастер сказал, что если Альтаиру что-нибудь понадобится, он должен обратиться к нему, как к своему наставнику.

Ахмад мучался от лихорадки. Ночами его стоны разносились по всей цитадели. Иногда он кричал, словно от боли, а иногда вел себя словно безумец. Однажды ночью он начал выкрикивать одно и то же слово. Альтаир встал и подошел к окну, потому что ему показалось, что он услышал имя своего отца.

Так и было. «Умар». Альтаир дрогнул, словно от пощечины.

«Умар». Крик эхом отразился от пустого двора внизу. «Умар».

Нет. Двор не был пуст. Приглядевшись, Альтаир увидел мальчика своего возраста, который, словно дозорный, стоял посреди утреннего тумана, окутавшего двор. Это был Аббас. Альтаир плохо его знал, но это был Аббас Софиан, сын Ахмада. Мальчик стоял, прислушиваясь к полу бредовым словам своего отца, и, возможно, безмолвно молился за него. Альтаир наблюдал за ним в течение нескольких ударов сердца, потому что в безмолвном бдении было что-то восхищающее. Потом он отпустил занавески и вернулся в постель, зажав уши руками, чтобы больше не слышать, как Ахмад называет имя его отца. Он попытался почувствовать запах отца и понял, что больше не чувствует его.

Говорили, что на следующий день лихорадка оставила Ахмада, и что он вернулся в свой дом, сломленный духом. Альтаир слышал, что Ахмад лежал под присмотром Аббаса. Так прошло два дня.

На следующую ночь Альтаир проснулся от странного звука в своей комнате и, сонно моргая, услышал, как кто-то, шаркая ногами, подошел к столу. Свеча почти догорела, бросая тень на каменные стены. Полусонный Альтаир подумал: «Это отец». Отец вернулся к нему. Альтаир сел, улыбаясь, чтобы поприветствовать его и услышать, как тот ругает его за то, что он не спит. Альтаир наконец-то пробудился от кошмара, в которого отец погиб и оставил его одного.

Но человек в комнате не был его отцом. Это был Ахмад.

Ахмад стоял в дверях, худой и бледный. На лице его было отстраненное, какое-то мирное выражение, и когда Альтаир сел, он улыбнулся, словно не желал пугать мальчика. Глаза у Ахмада ввалились и были похожи на две глубокие впадины, словно боль выжгла из него жизнь. В руке он держал кинжал.

– Прости, – сказал Ахмад, и эти слова были единственными, что он произнес. Это были его последние слова, потому что он поднял кинжал к собственному горлу и перерезал его.

Кровь хлынула на его одежды, запузырилась из раны на шее. Кинжал с глухим звуком упал на пол, Ахмад вновь улыбнулся и упал на колени. Взгляд его остановился на Альтаире, который боялся пошевелиться от страха, не в силах отвести глаз от Ахмада. А кровь все текла и текла. Умирающий начал заваливаться назад, голова его упала на бок, и он наконец-то отвел ужасный взгляд от Альтаира. Упасть на спину Ахмаду помешала дверь. Несколько мгновений он стоял, покачиваясь, на коленях, а потом медленно повалился вперед.