Зеленая война (СИ) - Васильева Алёна

– Да нет, все хорошо. Я просто пойду туда завтра, – освободил одну руку, показал на себя, на гору и сделал пальцами движение, будто иду. Девочка снова ухватила мою ладонь. Поняла? Похоже.

Теперь гости испытывали беспокойство и страх, которые пытались передать мне. Человек бы сейчас уговаривал «Не ходи! Это опасно!». Собственно, ни к чему мы в итоге не пришли. Я уже все решил.

***

Наутро, проснувшись, я плотно позавтракал, натянул комбинезон, прихватил рюкзак и вышел в неизвестность. Конечно, не забыв проверить электроприборы. Выключил все, но питание дома оставил. Не хотелось, чтобы все напрочь выстыло и испортился насос. Наверно, до моего прибытия вода в трубах была как-то спущена, а происходит ли это автоматически – вопрос. Всю конструкцию я обнаружил в низком подполе. Видимо, дом построили прямо над пробуренной скважиной. Не знаю, принято ли тут так или это оригинальное решение, но для холодных краев, пожалуй, вариант подходящий.

Перед подъездом стояла Старшая. Мысленно я давно называл ее именно так, поэтому для меня слово превратилось в имя собственное. Когда я направился к выходу со двора, она последовала за мной. О-о, нет. Так дело не пойдет. Если русский увидит меня в подобной компании, его реакция совершенно непредсказуема. Нос уже зажил и даже синяки рассосались, но одна ноздря так и отказывалась дышать. Не хотелось бы повторять неприятный опыт.

Я остановился и взял руки пришелицы в свои. Иначе нам взаимопонимание не давалось.

– Нет, – попытался объяснить я. – Я обязательно должен идти один. Опасно в первую очередь для тебя!

Она кажется поняла, но точно была не согласна. Я попытался настаивать.

Пытаться молча передать другому свои эмоции – очень непростая задача. Всегда есть такая штука, как интерпретация. И если еще вы одного вида, то можете примерно представлять, какой она будет. И то, не всегда такое работает. Например, женщины плохо понимают мужчин и наоборот. Хотя, если обняться и обсуждать все тихонько, почти любой спор можно свести на нет.

Я рискнул. Шагнул к инопланетянке и обнял. Она была немного повыше меня, но не двухметровой, как большинство остальных. Интересно, почему? Может быть, очень молодая?

Тут мысли были вытеснены вихрем ощущений. Незнакомых, светлых, чужих. Точнее, все это я тоже испытывал в жизни, но урывками. Щемящее счастье от того, что просто живешь и дышишь. Удовлетворение от хорошо и вовремя сделанной работы. Спокойное наслаждение лучами солнца на коже. Прикосновение теплого ветра. Замирание сердца в момент прыжка с высокой вышки в воду. И многое другое. Яркое, звенящее. Настоящая квинтэссенция жизни.

Мне не хотелось, чтобы это прекращалось. Таким живым я не чувствовал себя еще никогда, все остальное не имело смысла.

Но вот Старшая приостановила свой поток образов, давая дорогу моим. Я попробовал транслировать их, ощущая легкий стыд оттого, что тут все не настолько радужно. Метания, сомнения. Муки совести из-за Антона, оставленного в холоде и мраке. Надежда найти своих. Почти твердая уверенность, что не найду. Отвращение к зеленому солнцу и снегу.

Пришелица посмотрела мне в глаза, и я почувствовал ее глубокое сожаление. Она была твердо уверена, что так не должно быть. Все ее существование состояло из полета и радости. Каждый новый день был подарком, и она хотела того же самого для всех.

Она без слов предлагала мне остаться. Пойти к остальным, жить с ними. Танцевать, дышать, любить каждую минуту существования.

Образы ускользали, размывались. Женщина явно хотела рассказать что-то еще, но непривычный "разговор" сливался для меня в ровный информационный шум. Теплый, уютный, манящий, но совершенно неконкретный. Абстрактное: живи, радуйся, кружись...

Но что я буду тут делать? Тяжелый, вечно голодный, привыкший к комфорту и не умеющий ходить сквозь стены? Мне остается держаться своих. А свои – это русский, выживающий где-то в каменных джунглях. Человек, которому я ни в жизнь не смогу объяснить, что представляют собой эти пришельцы. Потому что такое нельзя объяснить, можно только почувствовать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Если мы найдем своих, я навсегда буду лишен этого ощущения. И всегда буду тосковать по нему. Теперь в груди чего-то не хватает. Возможно, просто полноты жизни.

Я еще раз крепко обнял новую знакомую, прощаясь. Она тоже была расстроена. Но даже эта грусть оказалась кристально-совершенной. Как красиво ограненный темный камень. На фоне той ноющей беспросветной серости, что испытываем обычно мы, люди, – настоящее произведение искусства.

Я ушел, а она осталась смотреть мне вслед.

Ничего, так должно быть. Мы даже рядом не стояли. Теперь пришельцы кажутся мне идеальными существами. А я просто человек. Буду искать привычные вещи, строить свой маленький быт и не замахиваться на великое.

Глава 12

Направляясь к дому, где раньше жили мы с Антоном, я испытывал только светлую печаль. Зато исчезло большинство моих привычных терзаний. Остался только принцип «делай что должно, и будь что будет». Я не остаюсь с пришельцами, а значит – должен искать своих. Если не найду, стану жить, как получится. Может быть, опишу увиденное на страницах найденных тетрадок.

А если не суждено и жить дальше, то что же? Какой смысл тянуть часы и годы в мире, ставшем совсем чужим? Следует уступить его тем, кто больше достоин. Возможно, именно это и произошло с предыдущими обитателями города.

Найти девятиэтажку оказалось тяжело. Уходил я ночью и брел тогда почти наугад.

Повезло, что город не так уж велик. Побродив по дворам, я заприметил знакомые ориентиры, а там и присыпанный снегом остов детского домика.

По лестнице почти бежал. Как я мог так долго игнорировать товарища? Мы столько пережили вместе!

На стук Антон не откликнулся.

– Soy Selim! – крикнул я на всякий случай, чтобы меня не огрели чем-нибудь, когда я войду в квартиру. Тишина.

Я распахнул дверь. Русского нигде не было. В доме царил уличный холод, угли в ванне давным-давно остыли и покрылись тонкой корочкой инея. Вода в железном чане замерзла.

Значит, мой спутник ушел отсюда. Я мог этого ожидать. Ему никогда не сиделось на месте. Если в моем комфортном жилище дни складывались в незаметную вереницу, то здесь каждые сутки – борьба за выживание. Я вспомнил, с каким удовольствием влез в горячую ванну и аж застонал сквозь зубы. Какой же я человек, если по своей воле лишил, возможно, единственного, кроме себя, представителя нашей расы нормальной комфортной жизни?

Куда он отправился? Скорее всего, к Трубе. Будет пытаться пролезть внутрь.

Пойти за ним? Да. Придется немного отложить подъем в горы. Нужно, чтобы собрат не натворил глупостей.

Открытый блокнот со своим рисунком я оставил на подоконнике, на самом видном месте. На случай, если мы разминемся. Вместо него взял нашу старую тетрадку. Похоже, Антон не предполагал, что еще когда-то с кем-то ему придется общаться таким образом.

На полу возле дивана валялась большая куча деревянной стружки. Зная напарника, вряд ли тот вырезал по дереву от скуки. Очень надеюсь, что он не точил тут оружие. Хотя, вероятнее всего, зря надеюсь.

По привычному маршруту, ни от кого не скрываясь, я добрался до трубы еще до наступления плотных сумерек. То ли меня подгоняла тревога за Антона и его поведение, то ли я здорово окреп в своем домике.

Первым делом посетил наблюдательный пункт, где мы лежали в прошлый раз. Никого. Снег нетронут. Если здесь кто-то и был, то до снегопада, не меньше четырех дней назад.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хождение вокруг трубы ничего не дало. Я даже несколько раз позвал русского в полный голос, но тщетно.

Интересно, ему удалось попасть внутрь?

В городе пришельцы нас полностью игнорировали. Теперь я понял, почему. Они слишком счастливы тем, что есть. Но существует ли у них понятие «стратегический объект»? Ладно, рискну. Не думаю, что они станут применять жестокость, если им не понравится, что я брожу возле их трубы. Просто оттеснят или отведут в сторону.