Последний меч Силы - Дэвид Геммел

Я ощущаю присутствие его зла, ощущаю, как его холодные глаза рыщут по моим землям. Судьба сведет нас на поле кровавой битвы, и чтобы победить, мне нужны сведения – о его воинах, о его приемах, его слабостях. Ты понял?

– Так пошли кого-нибудь другого, государь. Во имя милосердия!

– Нет. Обуздай свою ненависть, держи ее на коротком поводу. Это ей не повредит.

– Но ведь угроза исчезнет, если я его убью?

– Будь это так просто, я бы сказал тебе: с Богом! Но он прибегает к колдовству, и его оберегают люди и демоны. Поверь мне! А если ты потерпишь неудачу, они узнают, откуда ты явился, – и получат законный повод вторгнуться в Британию. А я еще не готов к встрече.

– Хорошо, государь. Будь по-твоему.

– Поклянись мне душой брата.

– Нет нужды…

– Клянись!

Их взгляды скрестились, и Урс понял, что побежден.

– Клянусь!

– Отлично. А теперь нужно дать тебе другое имя… и другое лицо. Вотан истребил род Меровия, и, если тебя узнают, твоя смерть предрешена. Встретишься с Викторином в Дубрисе. Будешь Галеадом, Рыцарем Утера.

Следуй за мной.

Король повел Урса во внутренние покои и вынул из ножен Меч Силы. Прижав лезвие к плечу принца, Утер сощурил глаза, сосредоточиваясь.

Урс почувствовал щекотание под волосами, его лицо и зубы заныли. Король опустил Меч и подвел воина к овальному зеркалу в стене.

– Узри самого нового из рыцарей Утера, – сказал он с широкой улыбкой.

Урс уставился на отражение белокурого незнакомца с волосами, коротко остриженными в кружок, с глазами летней синевы.

– Галеад, – пошептал новый рыцарь. – Да будет так!

7

Зима в Каледонах была суровой: тропы завалило сугробами, в щелях бревенчатых стен хижины нарастал лед. Деревья вокруг, сбросив листья, стояли голые, скелетообразные, а снаружи, у законопаченных окошек, завывал ветер.

Кормак лежал на узкой кровати, Андуина прильнула к нему, и он испытывал безмятежное спокойствие. Дверь содрогнулась от удара ветра, огонь в очаге ярко вспыхнул, на дальней стене заплясали тени. Кормак перекатился на другой бок, его ладонь нежно скользнула по округлому бедру Андуины. Она подняла голову и поцеловала его между ключицами.

И вдруг замерла.

– Что с тобой? – спросил он.

– Кто-то в горах, – прошептала она. – В большой опасности.

– Ты что-то услышала?

– Я чувствую их страх.

– Их?

– Их двое. Мужчина и женщина. Путь им перекрыт. Ты должен пойти к ним, Кормак, или они погибнут.

Он сел на кровати и вздрогнул. Даже тут, в освещенной теплой комнате, ледяные сквозняки свидетельствовали об ужасах вьюги за стенами хижины.

– Где они? – спросил он.

– За соснами по ту сторону перевала. Они на отроге, спускающемся к морю.

– Но мы им ничем не обязаны, – сказал он, заранее зная, что любые доводы окажутся бесполезными. – И я сам могу погибнуть там.

– Ты сильный, и ты знаешь горы. Прошу тебя, помоги им!

Он встал с кровати, надел толстую шерстяную рубаху, кожаные гетры, куртку из овчины и войлочные сапоги.

Капюшон куртки на шерстяной подкладке он натянул поверх рыжих волос и туго завязал под подбородком.

– Тяжкая плата за твою любовь, госпожа, – сказал он.

– Правда? – спросила она, садясь. Длинные черные волосы рассыпались по плечам.

– Нет, – сознался он. – Не давай огню погаснуть. Я попробую вернуться перед зарей.

Он взглянул на свой меч, лежащий у очага. Пожалуй, не стоит брать его с собой – лишняя тяжесть. И он засунул за пояс длинный охотничий нож, а потом вышел в снежные вихри, с трудом затворив за собой дверь.

Все три месяца, прошедшие с тех пор, как Кулейн их покинул, Кормак продолжал упражняться: удлинял пробежки, работал топором и пилой, чтобы нарастить мышцы, приготовил на зиму поленницу высотой в шесть локтей и во всю длину северной стены хижины, так что она еще и утепляла комнату. Худощавый, но мощный торс, широкие плечи, узкие бедра – такой теперь была его фигура. Он легким шагом направился вверх по склону, проверяя снег у себя под ногами длинной, окованной железом палкой. Пойти быстрее значило бы вспотеть, а на таком морозе пот на его коже и под одеждой превратился бы в лед, который убил бы его так же скоро, как если бы он разделся донага. Более прямые тропы, ведущие на север, были погребены под сугробами, и Кормаку пришлось подниматься к соснам кружным путем, сделав крюк к югу через заросли, замерзшие заводи и озерки. В горах рыскали огромные серые волки, но они предпочитали держаться подальше от этого человека, шагающего вперед неторопливо, но уверенно. Он шел так два часа, часто останавливаясь, чтобы перевести дух, экономя силы, пока наконец не миновал сосны и не начал трудный подъем на отрог над перевалом. Тропа тут была шириной всего в три шага, и под снегом прятался лед. Один неверный, неосторожный шаг – и он слетит с обрыва, разобьется о камни внизу. В неглубокой, но укрытой от ветра впадине он остановился и растер лицо, чтобы восстановить кровообращение. Его щеки и подбородок покрывал рыжевато-каштановый пушок, обещавший скоро превратиться в бороду, но нос и веки немели, обожженные ледяным ветром.

Вьюга бушевала вовсю, и он уже ничего не различал на расстоянии вытянутой руки. С каждым мгновением возможность отыскать путников уменьшалась и уменьшалась. Во весь голос сыпля проклятиями, он вновь вышел на ветер и продолжал пробираться вперед.

Из глубин его сознания до него донесся голос Андуины: «Чуть дальше налево маленькая пещера. Они там».

Он уже давно привык к ее дару. С той поры, как он отдал ей – пусть на минуту – свое зрение, таинственные силы, которыми она владела, увеличились. Ей начали сниться яркие, дивных цветов сны, и он часто одалживал ей свои глаза, чтобы она могла увидеть какое-нибудь новое чудо – летящих лебедей, бегущего оленя, охотящегося волка, клубящиеся в небе грозовые тучи.

Пройдя еще несколько шагов, он нашел пещеру и увидел у ее задней стены скорченного мужчину и девушку на коленях возле него. Мужчина увидел его первым, указал, и девушка обернулась, замахиваясь ножом.

– Убери нож, – сказал Кормак, входя внутрь и оглядывая мужчину. Он сидел, привалившись спиной к камню, вытянув перед собой правую ногу. Сапог был согнут под неестественным, невозможным углом. Кормак посмотрел вокруг. Убежище их никуда не годилось.

Хвороста для костра не было, да и разожги он его, ветер сразу бы разметал запылавшие ветки.

– Надо уходить, – сказал он.

– Я не могу идти, – ответил мужчина, еле ворочая языком. Его темная борода обледенела, кожа была в белых и голубоватых пятнах. Кормак кивнул.

Нагнувшись, он ухватил мужчину за руку, поднял, пригнул голову и взвалил себе на плечи.

Крякнув под его весом, Кормак медленно повернулся.

– Иди за мной, – сказал он девушке.

– Он умрет там, – возразила она.

– Он умрет здесь, – ответил Кормак, вышел из пещеры и начал долгий обратный путь. Ноша была почти непосильной, мышцы шеи немели от веса покалеченного незнакомца. Однако вьюга почти улеглась и стало чуть теплее. Через час Кормак покрылся испариной, и в нем пробудился страх. Он чувствовал, как влага превращается в лед, как его начинает сковывать тяжелый губительный сон. Глубоко вздохнув, он окликнул девушку:

– Иди рядом со мной, – а когда она поравнялась с ним, добавил:

– А теперь говори!

– Я слишком устала… слишком замерзла.

– Говори, лопни твои глаза! Откуда вы? – И он побрел дальше.

– Мы были в Пинната-Кастре, но нам пришлось уйти. Отец упал, сломал ногу. Мы… мы… – Она споткнулась.

– Вставай, будь ты проклята! Ты хочешь моей смерти?

– Скотина!

– Говори, говори! Как тебя зовут?

– Рианнон.

– Погляди на своего отца. Он еще жив? – Кормак предпочел бы услышать «нет». Ему так хотелось сбросить эту ношу! Ноги у него горели, спина разламывалась.

– Я жив, – прошептал мужчина.

Яростно его проклиная, Кормак продолжал путь. После двух невыносимых часов они добрались до сосен.

Вьюга обрела новые силы, снег вихрями завивался вокруг них, но едва они оказались под защитой деревьев, как ветер стих.

Кормак добрался до хижины при первых лучах зари.

Он сложил свою ношу на кровать, которая жалобно заскрипела.

– Девушка… – сказала Андуина. – Ее нет с тобой.

Когда Кормак, спотыкаясь, вышел из хижины, у него не хватило сил даже на одно проклятие. Он нашел Рианнон – она ползла через сугроб в сторону от хижины.

Она попыталась его оттолкнуть, когда он поднял ее на руки, потом опустила голову на его плечо.

В хижине он положил ее перед очагом и принялся растирать ей руки и лицо.

– Раздень ее, – сказала Андуина, но замерзшие пальцы Кормака не справлялись с завязками, и она подошла помочь ему. Он разделся, закутавшись в теплое одеяло, сел перед очагом и уставился на пляшущие языки пламени.

– Подвинься, – сказала Андуина. – Ты загораживаешь от нее тепло.

Кормак обернулся и увидел голую девушку. Белокурую, тоненькую, с овальным лицом и с подбородком, слишком волевым для женщины.