Стихотворения и поэмы - Борис Пастернак

Памяти Рейснер

Лариса, вот когда посожалею,Что я не смерть и ноль в сравненьи с ней.Я б разузнал, чем держится без клеюЖивая повесть на обрывках дней.Как я присматривался к матерьялам!Валились зимы кучей, шли дожди,Запахивались вьюги одеяломС грудными городами на груди.Мелькали пешеходы в непогоду,Ползли возы за первый поворот,Года по горло погружались в воду,Потоки новых запружали брод.А в перегонном кубе все упрямейВарилась жизнь, и шла постройка гнезд.Работы оцепляли фонарямиПри свете слова, разума и звезд.Осмотришься, какой из нас не свалянИз хлопьев и из недомолвок мглы?Нас воспитала красота развалин,Лишь ты превыше всякой похвалы.Лишь ты, на славу сбитая боями,Вся сжатым залпом прелести рвалась.Не ведай жизнь, что значит обаянье,Ты ей прямой ответ не в бровь, а в глаз.Ты точно бурей грации дымилась.Чуть побывав в ее живом огне,Посредственность впадала вмиг в немилость,Несовершенство навлекало гнев.Бреди же в глубь преданья, героиня.Нет, этот путь не утомит ступни.Ширяй, как высь, над мыслями моими:Им хорошо в твоей большой тени.

Приближенье грозы

Я. З. Черняку

Ты близко. Ты идешь пешкомИз города, и тем же шагомЗаймешь обрыв, взмахнешь мешкомИ гром прокатишь по оврагам.

Как допетровское ядро,Он лугом пустится вприпрыжкуИ раскидает груду дровСлетевшей на сторону крышкой.

Тогда тоска, как оккупант,Оцепит даль. Пахнет окопом.Закплет. Ласточки вскипят.Всей купой в сумрак вступит тополь.

Слух пронесется по верхам,Что, сколько помнят, ты до шведа,И холод въедет в арьергард,Скача с передовых разведок.

Как вдруг, очистивши обрыв,Ты с поля повернешь, раздумав,И сгинешь, так и не открывРазгадки шлемов и костюмов.

А завтра я, нырнув в росу,Ногой наткнусь на шар гранатыИ повесть в комнату внесу,Как в оружейную палату.

Эпические мотивы

Жене

Город

Уже за версту,В капиллярах ненастья и вереска

Густ и солон тобою туман.Ты горишь, как лиман,Обжигая пространства, как пересыпь,Огневой солончакРастекающихся по стеклуФонарей, каланча,Пронизавшая заревом мглу!

Навстречу курьерскому, от города, как от моря,По воздуху мчатся огромные рощи.Это галки, кресты и сады, и подворьяВ перелетном клину пустырей.Все скорей и скорей вдоль вагонных дверей,И за поездВо весь карьер.Это вещие ветки,Божась чердаками,Вылетают на тучу.Это черной божбоюБьется пригород тьмутараканью в падучей.Это люберцы или любань. Это гамШпор и блюдец, и тамбурных дверец, и рамО чугунный перрон. Это сонный разбродБутербродов с цикорной бурдой и ботфорт.Это смена бригад по утрам. Это спорЗабытья с голосами колес и рессор.Это грохот утрат о возврат. Это звонПерецепок у цели о весь перегон.Ветер треплет ненастья наряд и вуаль.Даль скользит со словами: навряд и едва льОт расспросов кустов, полустанков и птах,И лопат, и крестьянок в лаптях на путях.Воедино сбираются дни сентября.В эти дни они в сборе. Печальный обряд.Обирают убранство. Дарят, обрыдав.Это всех, обреченных земле, доброта.Это горсть повестей, скопидомкой-судьбойЗанесенная в поздний прибой и отбойПодмосковных платформ. Это доски мостковПод клиновым листом. Это шелковый скопШелестящих красот и крылатых семянДля засева прудов. Всюду рябь и туман.Всюду скарб на возах. Всюду дождь. Всюду скорбь.Это наш городской гороскоп.Уносятся шпалы, рыдая.Листвой оглушенною свист замутив,Скользит, задевая парами за ивы,Захлебывающийся локомотив.Считайте места. Пора. Пора.Окрестности взяты на буфера.Окно в слезах. Огни. Глаза.Народу! Народу! Сопят тормоза.Где-то с шумом падает вода.Как в платок боготворимый, где-тоДышат ночью тучи, провода,Дышат зданья, дышат гром и лето.

Где-то с шумом падает вода.Где-то, где-то, раздувая ноздри,Скачут случай, тайна и беда,За собой погоню заподозрив.

Где-то ночь, весь ливень расструив,На двоих наскакивает в чайной.Где же третья? А из них троихБольше всех она гналась за тайной.

Громом дрожек, с аркады вокзала,На краю заповедных рощ,Ты развернут, роман небывалый,Сочиненный осенью, в дождь.

Фонарями, и сказ свой ширишьО страдалице бальэтажей,О любви и о жертве, сиречь,О рассроченном платеже.

Что сравнится с женскою силой?Как она безумно смела!Мир, как дом, сняла, заселила,Корабли за собой сожгла.

Я опасаюсь, небеса,Как их, ведут меня к тем самымЖилым и скользким корпусам,Где стены с тенью Мопассана.

Где за болтами жив Бальзак,Где стали предсказаньем шкапа,Годами в форточку вползав,Гнилой декабрь и жуткий запад.

Как неудавшийся пасьянс,Как выпад карты неминучей.Nonny soit qui mal у реnsе:7Нас только ангел мог измучить.

В углах улыбки, на щеке,На прядях алая прохлада.Пушатся уши и жакет.Перчатки пара шоколадок.

В коленях шелест тупиков,Тех тупиков, где от проходок,От ветра, метел и пинковБоярышник вкушает отдых.

Где горизонт, как Рубикон,Где сквозь агонию громленойРябины, в дождь бегут бегомСвистки и тучи, и вагоны.

Двадцать строф с предисловием (Зачаток романа "Спекторский")

Графленая в линейку десть!Вглядись в ту сторону, откудаНахлынуло все то, что есть,Что я когда-нибудь забуду.Отрапортуй на том смотру.Ударь хлопьшкою округи.Будь точно роща на юру,Ревущая под ртищем вьюги.Как разом выросшая рысь,Всмотрись во все, что спит в тумане,А если рысь слаба вниманьем,То пристальней еще всмотрись.Одна оглядчивость пространстваХотела от меня поэм.Одна она ко мне пристрастна,Я только ей не надоем.Когда, снуя на задних лапах,Храпел и шерсть ерошил снег,Я вместе с далью падал на полИ с нею ввязывался в грех.По барабанной перепонкеНесущихся, как ты, стиховСуди, имею ль я ребенка,Равнина, от твоих пахов?Я жил в те дни, когда на плоскойЗемле прощали старикам,Заря мирволила подросткамИ вечер к славе подстрекал.Когда, нацелившись на взрослых,Сквозь дым крупы, как сквозь вуаль,Уже рябили ружья в козлахИ пухла крупповская сталь.По круглым корешкам старинных книгПорхают в искрах дымовые трубы.Нежданно ветер ставит воротник,И улица запахивает шубу.

Представьте дом, где пятен лишенаИ только шагом схожая с гепардом,В одной из крайних комнат тишина,Облапив шар, ложится под бильярдом.А рядом, в шапке крапчатой, декабрьВисит в ветвях на зависть акробатуИ с дерева дивится, как дикарь,Нарядам и дурачествам Арбата.В часы, когда у доктора прием,Салон безмолвен, как салоп на вате.Мы колокольни в окнах застаемВ заботе об отнявшемся набате.Какое-то ручное веществоВертит хвостом, волною хлора зыблясь.Его в квартире держат для того,Чтоб пациенты дверью не ошиблись.

Профессор старше галок и дерев.Он пепельницу порет папиросой.Что в том ему, что этот гость здоров?Не суйся в дом без вызова и спросу.На нем манишка и сюртук до пят,Закашлявшись и, видимо, ослышась,Он отвечает явно невпопад:"Не нервничать и избегать излишеств".А после в вопль: "Я, право, утомлен!Вы про свое, а я сиди и слушай?А ежели вам имя легион?Попробуйте гимнастику и души".

И улица меняется в лице,И ветер машет вырванным рецептом,И пять бульваров мечутся в кольце,Зализывая рельсы за прицепом.И ночь горит, как старый банный сруб,Занявшийся от ерунды какой-то,Насилу побежденная к утруИз поданных бессонницей брандспойтов.Туман на щепки колет тротуар,Пожарные бредут за калачами,И стужа ставит чащам самоварЛучинами зари и каланчами.Вся в копоти, с чугунной гирей мгиСинеет твердь и, вмиг воспламенившись,Хватает клубья искр, как сапоги,И втаскивает дым за голенища...............

Уральские стихи