Босс для Ледышки (СИ) - Зорина Лада

Ему хотелось рассмеяться, но вовсе не потому что он находил ситуацию смешной или забавной, а от горькой иронии. Слышала бы она их телефонный разговор полностью… сколько жалоб ему пришлось выслушать, сколько упрёков и сколько нытья.

Слышала бы она — и поняла бы: Катя понятия не имеет, что в коттедже он не один.

И прямо сейчас размышлять над тем, как разрулить эту запутанную ситуацию, он не собирался.

Время на это у него ещё будет. Есть и куда более насущные вопросы.

— Евгения Станиславовна, вы зря беспокоитесь. Катерина скорбела исключительно по сорванной поездке.

В серых глазах мелькнуло сомнение.

— Правда? — отозвалась она слабым голосом.

— Крест даю, — торжественно поклялся он.

Нет, серьёзно, сейчас совсем не время развивать эту тему. Время спать. Силы им завтра понадобятся.

Поэтому, пока она не успела погрузиться в сомнения или, что хуже, в попытки выяснить, как всё-таки отнеслась к новостям о её приезде сюда Катерина, Андрей анонсировал то, что наверняка переключило бы её внимание.

— Допивайте свой чай и пойдёмте.

— Куда? — она послушно подняла свою кружку, чтобы сделать глоток.

— Будем выбирать вам постель, — будничным тоном ответил он. И наградой ему за стопроцентно эффективный обходной манёвр стал характерный звук — Миронова поперхнулась чаем.

— Вы в порядке?

— Абсолютно, — сдавлено отозвалась она и сползла со стула с таким видом, будто отправлялась на собственную казнь.

Глава 22

Андрей Владимирович Волков оказался джентльменом, отдав в моё распоряжение верхний этаж. Я попыталась возразить, но без особого успеха — он пригрозил своим статусом начальника и правом приказывать. Я возразила, что мы не в офисе, а он предложил мне помолчать.

Вот и поговорили.

Я таскалась за ним следом, пока он с олимпийским спокойствием объяснял, где что лежит и как чем пользоваться. Видимо, посчитал, что из-за моего настороженного отношения к здешней технике подробное руководство по эксплуатации не помешает.

Я не возражала. Меньше всего мне хотелось бы сломать здесь какую-нибудь дорогостоящую вещицу и потом для восполнения материального ущерба взваливать на себя ещё один неподъёмный кредит.

Волков попросил отдать ему подписанные документы — собирался как-то решать вопрос с партнёрами лично. Само собой, я повиновалась. Хотела я того или нет — всё возможное, чтобы исправить ситуацию, я уже сделала.

— Чистое постельное, полотенца и прочее — в гардеробной. Остальное — в шкафчиках над и под умывальником. Разберётесь, — он закончил свою ознакомительную лекцию и направился к выходу. — Разберётесь же?

— Постараюсь.

Волков обернулся, в уголках его губ залегла усмешка:

— Окей. Если столкнётесь с какими-нибудь трудностями, зовите.

— Мгм, — только и смогла промычать я.

И только тут меня, наконец, осенило. Мамочки… у меня ведь ничего с собой нет. Ну, то есть совсем ничего!

— А… Андрей Владимирович…

Бешено краснея и пряча глаза, я скорее ощутила, чем увидела, как он обернулся на выходе:

— Что? Уже?

Его ироничный тон всё только усугубил.

— Я же… у меня… нет ничего. Только это, — я развела руками. — Вы… м-м-м… вы не одолжите мне футболку или… или что-то вроде того. Можно что-нибудь старое, ненужное. Что-нибудь, что не жалко.

Невзирая на обжигающее смущение, мои глаза сами отыскали его лицо. Волков смотрел на меня… странно. Не уверена, что смогла бы объяснить. Сосредоточенно, пристально, сумрачно — у него будто даже глаза потемнели и уже не выглядели такими синими…

— Это, наверное, неуместная просьба, — пробормотала я. — Простите, я…

— Прекратите извиняться, — резко, почти сердито оборвал он меня. — Конечно. Само собой. Я что-нибудь вам подыщу.

— Спа…

Он отвёл взгляд, развернулся и пошагал из комнаты.

— …сибо, — закончила я ему в спину.

Ничего не поняла. Я чем-то его оскорбила?..

Да боже ты мой, не испорчу я его футболку! Специально же попросила что-нибудь старое, ненужное. Выстираю потом и обязательно выглажу. Но мне ведь не в чем тут ходить и спать тут не в чем. Я же не виновата…

Хотя кто этих богачей поймёт? У него, наверное, и вещей-то таких нет — старых и ненужных. Дурында ты, Миронова…

Я решила не ждать, пока вопрос с футболкой прояснится, и поплелась в ванную, откуда выкарабкалась часа через полтора, потому что после всех переживаний этого дня до того разнежилась в горячей воде, что умудрилась задремать.

А когда, отодвинув помутневшую от пара раздвижную дверь, вышла в спальню, обнаружила на постели целую стопку футболок и даже пару шорт с тугой широкой резинкой — точно не спадут.

Закусив губу, я прошептала в пустоту «спасибо» и, выбрав из стопки футболок одну, самую просторную и мягкую, аккуратно разложила остальные в гардеробной.

***

Высушив волосы и надев футболку, в которой мне грозило утонуть, я безо всяких угрызений совести развалилась на постели и уставилась в потолок.

Спать не хотелось — до полуночи было ещё далеко, вздремнуть я успела в ванне, вдобавок кожа становилась до странности чувствительной каждый раз, когда в голову не пойми с чего лезло навязчивое напоминание о том, что я вот так запросто валяюсь тут в футболке своего начальника.

В такие мгновения любой намёк на дрёму с меня слетал, и я принималась ёрзать, едва не доходя до сумасшедшего решения стянуть с себя футболку и завернуться хоть в простыню, хоть в полотенце, только бы избавиться от этой навязчивой мысли.

Это нервное. Это совершено точно следствие безумного окончания года. Ничего удивительного. Да я уже почти ждала, что вот-вот начну чесаться и покрываться сыпью от пережитого.

Взглянув на часы, я наконец сдалась и позвонила домой. Удивительно, но мама оставалась в неведении по поводу актуальных прогнозов ситуации — спецвыпуск новостей она пропустила, и теперь меня не удивляло, почему после ужина и душа я не обнаружила у себя в телефоне две дюжины пропущенных звонков.

— Мам, ты только не переживай. А то я поручу Гоше за тобой следить, — пригрозила я. — Пожалуйста, береги сердце. Я в полном порядке. Вот правда! Тут полным-полно еды, и жильё очень-очень комфортное.

— А что начальник-то?

Кожа под футболкой так и зазудела.

— Ничего. Ну, всё хорошо. Он… обеспечил всем необходимым. У меня своя спальня. Тут всё есть.

Стало вдруг мучительно сложно подбирать слова. Ни одно из объяснений сейчас почему-то не казалось мне достаточно нейтральным. Я никак не могла заставить себя вернуться в свой обычный режим и думать о Волкове отстранённо.

Как и положено думать о вышестоящем, о начальстве, о мужчине, которому ты никогда не будешь ровней, о мужчине, который несвободен, и вообще…

— Мам, я… ты ни о чём не беспокойся и ложись спать, хорошо? Я завтра обязательно позвоню.

Отключившись, я поставила телефон на зарядку и выдохнула, снова распластавшись на кровати. Я старалась думать обо всём, что требовало моего внимания и о чём сейчас совершенно точно требовалось поскорбеть. О том, что я так и не куплю родным подарки. Обязательно сделаю это потом, но уже никак не смогу вручить им их на праздник. О том, что в этом году мы не соберёмся в новогоднюю ночь за нашим столом у наряженной ёлки, не поностальгируем о прошлых праздниках, когда папа ещё был с нами. О том, что позже не выйдем с соседями по подъезду на улицу и не полюбуемся, как во дворах пускают петарды и фейерверки…

Я старалась, я правда старалась думать об этом и многом другом. Но под потоком грусти и сожалений, будто под толщей воды, где-то там, в тёмной глубине скользили совсем другие мысли.

Непрошеные, неправильные и совершенно непонятно откуда взявшиеся.

Я повернулась на живот и зарылась лицом в подушки.

Наверное, это удел некоторых одиноких женщин — принимать чужие жесты доброты за признаки расположения или симпатии.

Какая опасная всё-таки наивность…