Туннель под миром. Сборник англо-американской фантастики - Фредерик Пол

Дорчина и след простыл; дверь за ним захлопнулась, слышно было, как он бежит — уже где-то далеко.

Буркхардт отшвырнул револьвер и подскочил к девушке.

Свансон стонал:

— Теперь нас прикончат, Буркхардт. О, зачем вы ото сделали? Мы могли бы выбраться. Мы должны были пойти в полицию. В сущности, нам ничего не стоило выбраться отсюда! Мы…

Буркхардт не слушал. Он опустился на колени около девушки. Она лежала, вытянувшись на спине, как-то странно раскинув руки. Крови не было, но лежать так, как она лежала, не мог бы ни один живой человек.

И все же она не была мертва.

Она не была мертва, однако Буркхардт, застывший около нее, подумал: «Но она и не живая».

Пульса не было, но вытянутые пальцы рук ритмично подрагивали. Не слышно было дыхания, но раздавался какой-то шипящий свист.

Открытые глаза смотрели на Буркхардта. В них нельзя было прочесть ни страха, ни страдания, в них была только глубокая жалость, более острая, чем жало осы. Ее губы искривились в мимолетной улыбке, и она прошептала:

— Не… беспокойтесь, мистер Буркхардт. Со мной… все в порядке.

Все еще стоя на коленях, Буркхардт откинулся назад, не сводя глаз с девушки. Там, откуда должна была течь кровь, виднелось чистое отверстие, пробитое в каком-то веществе, которое не было плотью, и в нем… виток тонкой золотисто-медной проволоки.

Буркхардт провел языком по пересохшим губам.

— Вы робот! — сказал он.

Девушка пыталась кивнуть головой, губы ее подергивались. Она прошептала:

— Да. И вы тоже.

V

Свансон, издав какой-то нечленораздельный звук, подошел к письменному столу, сел и уставился в стену. Буркхардт, сидя на полу рядом с разбитой куклой, только раскачивался из стороны в сторону. Он не находил слов.

Девушка с трудом произнесла:

— Мне… очень жаль, что все так случилось. — Красивые губы на гладком молодом лице, кривясь, растянулись в усмешку. Это было страшно. Наконец ей удалось совладать с ними. — Очень жаль, — повторила она. — Пуля попала как раз поблизости от нервного центра. Стало трудно… управлять этим телом.

Буркхардт машинально кивнул, как бы давая понять, что принимает извинения. Роботы. Теперь, когда он знал, все стало на свои места. Он вспомнил мистические предположения о гипнозе, или о марсианах, или о чем-нибудь еще более страшном… Глупости. Ведь существуют же роботы, созданные людьми. Как просто. И этим все объясняется.

В его распоряжении было сколько угодно доказательств. Завод-автомат с пересаженными мозгами… Почему не пересадить мозг человекообразному роботу и не придать ему черты лица и фигуру человека?

Мог ли Буркхардт догадаться, что он робот?

— Все мы, — сказал он, почти не сознавая, что говорит вслух. — Моя жена, и моя секретарша, и вы, и соседи. Со всеми нами одно и то же. Все мы…

— Нет. — Голос девушки окреп. — Не совсем одно и то же. Я сама, видите ли, захотела этого. Я… — теперь ее губы кривились уже не из-за нервных судорог. — Я была уродливой женщиной, мистер Буркхардт. Мне было уже под шестьдесят. Жизнь прошла мимо меня. И когда мистер Дорчин предложил мне начать новую жизнь в образе красивой девушки, я ухватилась за эту возможность. Поверьте мне, я ухватилась за это, несмотря ни на что. Мое тело из плоти и крови все еще живо… оно спит, пока я здесь. Я могу возвращаться в него. Но я никогда этого не делаю.

— А все остальные?

— С ними не так, мистер Буркхардт. Я работаю здесь, выполняю распоряжения мистера Дорчина; составляю таблицы результатов рекламных испытаний, наблюдаю за тем, как вы и другие живете по его указке. Я делаю это по своему выбору, а у вас выбора нет, потому что… потому что… все вы мертвы.

— Мертвы? — воскликнул Буркхардт; это был почти вопль.

Голубые глаза смотрели на него не мигая, и он знал, что это не ложь. Он проглотил слюну, невольно восхищаясь сложными механизмами, которые заставляют его глотать, потеть и есть.

Он сказал:

— Значит, взрыв, который мне снился…

— То был не сон. Вы правы — он был настоящий, и все из-за этого завода. Газгольдеры взлетели на воздух, и те, кто уцелел после взрыва, немного позже задохнулись. Но почти все погибли во время взрыва, двадцать одна тысяча человек. Вы умерли с ними, и этим воспользовался Дорчин.

— Проклятый кровопийца! — прошептал Буркхардт.

Перекошенные плечи подергивались с каким-то странным изяществом.

— Что ж, вы умерли. И вы, и все остальные стали такими, как хотелось Дорчину… целый город, прекрасный кусочек Америки. Мертвый мозг можно использовать так же легко, как и живой. Даже легче: мертвый не может сказать «нет». О, это потребовало труда и денег — весь город был в развалинах, — но полностью восстановить его не составило большого труда, в особенности потому, что не нужно было точно воспроизводить все детали.

Те из домов, где мозги обитателей были полностью разрушены, остались внутри пустыми, не были восстановлены и подвалы, от которых не требовалось слишком большого совершенства, и улицы, не имевшие существенного значения. Во всяком случае, все должно продолжаться только один день. Один и тот же день — 15 июня — снова и снова; и, если кому-нибудь это покажется странным, его открытие не успеет стать достоянием большого числа людей и повредить ценности испытаний, потому что в полночь все ошибки аннулируются.

Она попыталась улыбнуться.

— День 15 июня, мистер Буркхардт, — это сон, так как на самом деле вы этого дня никогда не переживали. Это подарок мистера Дорчина, сновидение, которое он посылает вам, а затем забирает обратно в конце дня, когда у него появятся все данные о том, на скольких из вас подействовал тот или иной вариант той или иной рекламы; и ремонтные бригады спустятся в туннель и пройдут через город, чтобы своими малюсенькими электронными шлангами смыть очередной сон, после чего он начинается сначала. И все происходит 15 июня…

Всегда 15 июня, потому что 14 июня было последним днем, в который каждый из вас может помнить себя живым. Иногда бригады кого-нибудь пропускают, как пропустили вас, потому что вы лежали под лодкой. Но это не имеет значения. Пропущенные сами выдают себя, если показывают, что помнят происходившее с ними… Но мозги тех из нас, кто работает на Дорчина, никто не промывает. Когда энергия выключается, мы засыпаем, как и вы. Однако, проснувшись, мы все помним. — Ее лицо дико исказилось. — Если бы я только могла забыть!

Буркхардт недоверчиво произнес:

— И все для того, чтобы продавать товары! Это должно стоить миллионы!