Аритмия чувств - Мария

Дорота. Почему вы расстались? Из-за тебя?

Януш. Даже в качестве супружеской терапии такой ответ никогда не бывает однозначным. В экстремальных ситуациях, когда женщина выходит замуж за алкоголика, который ее бьет, или когда она живет с сексоголи-ком, который ей изменяет, да, виноват муж. В случае же большинства пар вина — обоюдная. Естественным образом как у женщин, так и у мужчин снижается уровень взаимного влечения. В повседневной жизни у женщин быстро проходит восхищение их мужьями. А ведь мужчины обожают, когда их жены восхищаются ими, причем постоянно. Если женщина хочет сохранить мужа, то достаточно, чтобы она без устали демонстрировала свое восхищение его личностью, даже если это неправда. Мужчины очень кичливы — всегда и везде они должны быть первыми, быть в чем-то самыми лучшими. Они хотят видеть восхищение. Но к сожалению, коэффициент восхищения мужчинами у женщин быстро снижается.

Дорота. Не теоретизируй, просто ответь на мой вопрос.

Януш. Вина была, вероятно, обоюдная. Я посвящал своей жене слишком мало времени, она же тем не менее проявляла ангельское терпение. Я увез ее из Польши беременную. Языка она не знала. Сам же целыми днями и вечерами просиживал в своем бюро на восьмом этаже, ведь я хотел упрочить свое положение. А она оставалась дома одна. Я все время опаздывал и, поскольку ходил на работу пешком, был лишен отговорки, будто задержался из-за пробок. Слишком мало времени я ей подарил. В какой-то момент ей расхотелось ждать меня. Когда у меня уже появилась эта работа и немного свободного времени, мне пришла в голову идея взяться за докторскую диссертацию, хотя это было лишнее -- в Германии она ничего мне не давала, а я уже решил, что свяжу свою жизнь с Германией и останусь здесь. Я продолжал работать и писать диссертацию и, стало быть, совершенно отсутствовал в семейной жизни. В Польше ученые отводят на диссертацию по десять часов в день в рамках своей работы, а я одновременно занимался и проектами, и докторской. Моя жена больше не могла с этим мириться, так как не понимала причины, по которой я возвращался домой за полночь, и при этом ни она, ни дети никакой пользы от этого не имели.

Дорога. У меня есть друзья, которые очень долго остаются на работе, например телевизионные операторы, и они делают это вовсе не по причине амбиций, а лишь потому, что не торопятся домой. Не любят туда возвращаться.

Януш. Но я очень торопился. Закончив программу, я немедленно запускал ее тестирование и домой бежал бегом, полагая, что таким образом сэкономлю хотя бы пару минут. Но опасался реакции супруги на мою очередную отговорку типа «я должен был запустить программу тестирования». В субботу я проверял результаты теста, а в воскресенье еще раз повторял его... И по моему мнению, это была, конечно, основная причина распада нашей семьи.

Дорота. Может, правду говорила Мария Склодовская1, что ученый не должен иметь семьи. Он должен выбрать -либо науку, либо семью.

Януш. Я согласен с этим утверждением. Я писал докторскую втайне от жены. Я даже не хотел говорить, докучать ей тем, что работаю над диссертацией. Все списывал на работу и лгал. Ты знаешь кого-нибудь, кто подготовил докторскую к защите втайне от жены?

Дорота. Нет. Это повод для гордости. Матери, жены я любовницы обычно участвуют в докторских.

Януш. А я испытывал огромное чувство вины: из-за своей диссертации я отнимал себя у нее и детей. Оглядываясь назад, я понимаю, что мой выбор был идиотским. Когда в конце концов все стало явным, именно ей я посвятил диссертацию. Потом я был вынужден поехать в Лодзь на заседание докторского совета защищаться. То, что я держал в тайне свои планы, не могло не задеть ее. Я поступил как незрелый сопляк.

Дорота. Этот сюрприз не был приятным.

Януш. Тогда мне казалось, что она должна мною гордиться. Первым в мире я написал программу такого типа и стал доктором наук. Я защитил эту свою диссертацию в Лодзи, и через пять минут мне стало скучно, я уже сошел с этой вершины. Но когда я поднимался на нее, то по пути видел другие. И начал размышлять о достижении этих других вершин. Мне пришла в голову мысль, что теперь пора стать профессором, но без ведения занятий в Польше это было невозможно, и поэтому я начал ездить на машине из Франкфурта в Слупск; дорога занимала одиннадцать часов. Ради занятий я решил сократить отпуск с шести недель, которые в Германии положены научному работнику, до трех или двух. И моя жена в течение долгого времени это тоже одобряла. А когда мне стало скучно и в Слупске, я решил написать книгу.

Дорота. Через сколько лет вы расстались?

Януш. Через двадцать.

Дорота. Огромный срок.

Януш. Да, с января 2002 года мы не живем вместе.

Дорота. Вы разведены?

Януш. Нет.

Дорота. Вы в сепарации?

Януш. Можно и так сказать. Наш развод нигде официально не записан. Мы разведены как налогоплательщики, так что можно сказать, что у нас налоговая сепарация. Но живем мы очень недалеко друг от друга — я во Франкфурте, в пятистах метрах от своего бюро, а моя жена с, дочерьми — примерно в одиннадцати километрах от города. Обе мои дочери учатся во Франкфурте, я не отдалился, не исчез, как некоторые отцы. Я все время поблизости, для моих дочерей я всегда доступен, о чем они обе прекрасно знают. Они тяжело пережили наше расставание, несмотря на то что были уже довольно взрослыми и понимали, что иногда такие вещи случаются.

Дорота. А сколько им было лет?

Януш. В 2002 году Иоасе было девятнадцать лет, а Аде — пятнадцать, поэтому для младшей это было более трудное время.

Дорота. Ты остался с женой в дружеских отношениях?

Януш. Я желаю ей добра и хочу, чтобы у нее была спокойная жизнь, в достатке, ведь она подарила мне двадцать лет жизни.

Дорота. Поговаривали, что причиной вашего расставания стала твоя измена.

Януш. Подобные сплетни появились после публикации «Одиночества в Сети». Книга была каплей, переполнившей чашу терпения. Многие утверждали, что такой роман нельзя написать, не пережив чего-то подобного лично. Я с ними не согласен. Теперь меня осуждают, независимо от того, был у меня роман или нет. Но все дело в том, как ты определяешь измену. Об измене можно говорить не только тогда, когда занимаешься любовью с кем-то другим. Для меня изменой является также то, что ты хочешь что-то существенное первой сказать не жене или мужу, а кому-то другому. Сплетни о своей измене абсолютно опровергаю! Хотя признаю, что моя жена имела право, особенно после этой книги, подозревать, что нечто такое имело место. Но кажется, моя жена, во что лично я не верю, до сегодняшнего дня еще не прочитала моей книги. Я не в состоянии себе этого представить. Допускаю, что она знает ее по фильму, по рассказам приятельниц и людей, которые щедро делятся с ней подробностями, когда узнают, что она моя жена. На работе ее тоже об этом спрашивают. Несомненно, никогда в моей жизни не было другой женщины настолько важной, чтобы из-за нее я хотя бы в мыслях мог сформулировать вопрос, по-прежнему ли я хочу быть со своей женой. Просто я преступил известные границы присутствия, точнее, наоборот, неприсутствия в доме, что привело к серьезным конфликтам. Я думал тогда, что делаю что-то действительно важное для семьи. Каждый проект был последним. Типичный пример переизбытка амбиций у мужика. А позднее я застрял в каком-то схематизме. Написал книгу и вынужден был заниматься ее продвижением, отказаться я не мог — это были авторские встречи в МПиКе. Я часто-ездил в Польшу, и вновь меня не было дома. А потом я получил предложение написать вторую книгу. И писательство стало доставлять мне прежде всего удовольствие. Я просто убегал в него из мира науки и был действительно счастливым человеком. Вероятно, я стал зависимым от радости, которую доставляет мне возможность писать о собственных чувствах. Мне казалось, что благодаря писательству я существую одновременно в двух мирах. Это было необыкновенное чувство, будто я могу переноситься из одного мира в другой. Внезапно появились читатели, которые требовали от меня присутствия, я получал тысячи электронных писем. И эти новые для меня обстоятельства возникли в то самое время перемен, когда я расставался со своей женой из-за нехватки времени на что бы то ни было. В течение долгого времени после нашего расставания в моей новой квартире находился только матрас, на котором я спал. Я не чувствовал необходимости обладания чем-либо. Там я лишь принимал душ и спал. Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, лишь через два года я приобрел кровать, хотя у меня по-прежнему нет шкафа, а только металлическая вешалка. А потом я привык к этой абсолютной свободе, ибо не должен был уже никого просить о разрешении поехать в Варшаву. Я не ощущаю этого ужасного страха из-за того, что поздно вернусь домой и у кого-то будут ко мне претензии, а я опять придумаю какие-то невероятные отговорки и снова солгу, что на следующий день вернусь раньше. Сегодня я соединил три жизни в одну — долгое время я вел занятия в академии в Слупске, работал над проектами на службе и писал книги. Тогда у меня действительно ни на что не было времени, но теперь дело обстоит иначе.