Невероятно пламенный - Беттина Белитц

— Я тоже больше не хочу видеть тебя! — воскликнула я, после того, как она хлопнула дверью, и услышала, как снаружи она снова начала всхлипывать. — И твой рёв я не могу больше слышать. Ты считаешь, наверное, это смешным, не так ли? — прошипела я и бросила взгляд на Витуса. Ослеплённая я покачнулась назад. Его глаза были открыты! Нет, это были не глаза, это был белоснежный, ослепительный свет, как два блестящих озера, без зрачков, без радужной оболочки, без единого контура. И уже его веки снова закрылись и он неподвижно завис.

Неужели он только что услышал меня? Что всё это значило? Действительно ли он смотрел на меня? Но, прежде всего: Был ли он тем, кто включил клип? Я ломала себе голову, но не могла вспомнить, что уже смотрела его сегодня. Так что это должен быть кто-то другой, кто включил его. Неужели Витус? Мог ли интуит обращаться с компьютером?

Конечно, нет, если они никогда не наблюдали за людьми и не слушали их. С сердитым щелчком мышки я закрыла окно клипа и снова перед мной на экране появились бесчисленное количество версий Stille Nacht, heilige Nacht и Il n’y a pas d’amour heureux.

Леандер… Леандер мог обращаться с ноутбуком. И он мог открывать мои фавориты в YouTube. Он, должно быть, был здесь и включил фильм! В конце концов, он никогда не мог привыкнуть к тому, что я занималась паркуром, а я оскорбила его морскими свинками; да он был глубоко оскорблён, когда улетал — и такое подлое действие подходило к нему. Да, это подходило.

Леандер предал меня.

— Я ненавижу тебя, — прошептала я, и слёзы ярости текли по моему лицу. — Ты снова сделал это и в этом раз выиграл. Я ненавижу тебя всем сердцем.

О да, я ненавидела его. Он всё мне испортил. И как он мог понять меня, почему спорт столько много для меня значил? У него ведь не было чувств. А если он человечил, то его труппа выбивала это из него.

Никто не понимал, что я при этом чувствовала — кроме Сеппо и Сердана и Билли, но они не смогут объяснить это моим родителем, потому что мама тут же побежит к маме Сеппо, а она будет бушевать ещё больше, чем моя мама. Никогда я не смогу убедить Сеппо помочь мне, если при этом натравлю на него его же мать.

Мама без стука зашла в комнату и поставила поднос с чашкой чая, булочкой и фрикадельками рядом с моей кроватью. Да это было как в тюрьме. А фрикадельки я вообще не хотела. Она напоминали мне о Леандере.

— Люси, я не хочу запирать тебя, но ты моя дочь, я несу ответственность за тебя. Я не могу позволить тебе продолжать делать такое дальше, это опасно для жизни. Не можешь ли ты пообещать мне, без всякой лжи, что ты не будешь больше заниматься этим? Посмотри мне в глаза…

Я посмотрела на неё, но не смогла выдержать её зарёванного взгляда. Такой мама мне не нравилась. Внезапно она стала для меня как чужой. Я хотела мою недалёкую, неуклюжую маму, как раньше, но не эту.

— Нет, я этого не могу. О, мама, разве ты не понимаешь? Я хочу заниматься этим!

— Это меня не интересует. Хорошо, тогда мне придаётся присматривать за тобой. Приятного аппетита, — сказала она вызывающе и вышла наружу. Я позволила Магваю съесть мои фрикадельки, выпила чай и не могла забыть, что мама до этого сказала о папе. Папа и слёзы?

Бледный, как смерть? Из-за меня? И почему тогда он не поговорил со мной? Почему он оставался там внизу в своём подвале и не потребовал объяснений?

Я решила спуститься к нему вниз, может быть я смогу ему объяснить, почему паркур был так для меня важен, и как-нибудь смогу с ним помериться. Но когда я стояла перед железной дверью, то больше не могла пошевелиться. Сегодня в полдень доставили гробы. Сразу два. А это чаще всего означало, что случилась авария. Не бабушки и дедушки, которые умерли мирно во сне. А что-то по-настоящему плохое. Что-то подлое.

Я не могла пойти к нему. Я боялась. Первый раз в жизни я боялась собственного подвала. А это я понимала ещё меньше, чем всё остальное, что случилось в этот чёрный день.

Глава 15

Толчок в сознание

— Чтоооо? — закричали Билли и Сердан в унисон. Только Сеппо ничего не говорил. Он молчал и смотрел на меня так обстоятельно и интенсивно, что мне стало жарко в моей толстой зимней куртке.

— Ты больше не будешь заниматься паркуром? — заблеял Билли и посмотрел на меня ошеломлённо.

— Тише. Не так громко! — набросилась я на него. — Не каждый должен знать об этом. — Я подала знак ребятам следовать за мной к углу за входом в спортивный зал. Снова я попыталась проглотить странное сжимающее горло чувство, но оно не ушло. Я только что сказала ребятам, что больше не буду приходить на тренировки. А перед школой я почти целый час ругалась с мамой о тысячах дурацких вещей. Она теперь хотела точно знать, кто вообще снял это видео и выставил в сеть. Что же Дэвид Белль был взрослым, его мне не нужно было защищать. Он сам придумал паркур. Он не кому не позволит запретить себе заниматься им. Кроме того это был его собственный отец, у кого он перенял технику. Поэтому я сказала ей это. Конечно мама не знала кто такой Дэвид Белль.

— Дэвид Белль? Ни разу не слышала. Он живёт здесь?

— Он француз, — ответила я неохотно. — Актёр и самый лучший трейсер в мире.

— Француз? Ты поэтому улучшила свои оценки по французскому? Херберт, твоя дочь влюбилась во француза!

— Мама, ему уже больше тридцати…

— Ради Бога! — воскликнула мама. — Взрослый мужчина! Моя дочь позволила соблазнить себя взрослому мужчине!

В этом момент в разговор наконец вступил папа, который всё утро даже ни разу нормально не взглянул на меня. Он сказал, что это сущий вздор, что у меня отношения с 36-летнем французом, и мама должна держать себя в руках. Но это ничего не изменило в запрете. Что касается паркура, с этим раз и навсегда было покончено.

После этого мама с поджатыми губами схватила телефон и отказалась от своих учебных часов в спортивном зале с тем аргументом, что в будущем ей нужно будет больше заботиться о своей дочери. После этого она поругалась с папой, потому что он считал, что нам нужны деньги и мама должна ходить на работу.

— Ты что хочешь похоронить свою собственную дочь? Я останусь здесь, рядом с ней! — кричала мама, и таким образом эта тема была на время прекращена, так как папа сбежал в подвал, а мама снова ревела.

Атмосферу в доме невозможно было выносить. Неудивительно, что мне было плохо, болела голова, и вообще я чувствовала себя совершенно несчастной. Мне было даже настолько плохо, что я иногда забывала про Витуса. Но теперь Сердан и Билли и Сеппо уставились на меня как три окоченевшие рыбы, не понимая, что случилось, а расплывчатое колыхание Витуса до смерти меня раздражало.

— Я правильно тебя понял — ты бросаешь заниматься? — спросил Сеппо осторожно.

— Мои родители обнаружили клип. У меня дома одни неприятности. Мама сходит с ума, — сказала я коротко и постаралась состроить равнодушное «воздушный пузырь в голове» лицо. Ни в коем случае мне нельзя плакать, иначе они тут же сбегут. Я их знала.

— Я теперь буду сидеть в течение двух месяцев под домашним арестом.

— О Боже, — пробормотал Билли.

— Уф, — сказал Сердан. По крайней мере, это прозвучало сострадательно.

— А ты рассказала им что-нибудь о нас? — спросил Сеппо, а Билли и Сердан одновременно вздрогнули.

— Конечно я этого не сделала! — Я скрестила руки не груди, потому что начала дрожать. — Я сказала, что скопировала движения с интернета и тренировалась всегда одна, а Дэвид всё-равно был в гостях в Людвигсхафане. Ни слова о вас. Вы можете продолжать заниматься дальше.

Горький привкус появился у меня на языки. Сердан твёрдо похлопал меня по плечу, так что я почти упала вперёд, и пробормотал что-то, что конкретно я не поняла. Я не могла сказать было ли это на турецком или на немецком.

— О Боже, — снова пробормотал Билли. Он выплюнул свою жвачку, которая сделав большую дугу прилипла к стене и подарил мне признательный взгляд. — Спасибо, Катц. Ты поступила клёво.

Мне нужно было выбираться отсюда, прежде чем я начну плакать. Я не могла себе этого представить, что они каждый день будут тренироваться дальше и завоёвывать город без меня. И как раз теперь, после того как Дэвид нашёл меня и хотел снова приехать. Я точно без тренировки стану толстой и неповоротливой и у меня выскочат прыщи, как у Софи, когда я буду весь день сидеть в своей комнате и не смогу выйти на свежий воздух. Не каких больше забегов, никакого коллективного молчания с парнями, никакого Сеппо…

Я развернулась и, спотыкаясь, пошла через двор к заднему входу. Господин Рюбзам, мой классный руководитель, высунулся наверху из окна нашей классной комнаты и смотрел на меня вниз. Всхлипывая, я хотела открыть дверь, но большая, знакомая рука опередила меня, толкнула меня в коридор и мягко отвела в сторону.

— Эй, Катц. Не грусти. — Сеппо взял меня за подбородок и поднял его вверх, так что мне пришлось смотреть не него. Он улыбался. Как он только мог так спокойно улыбаться?