Трепет. Его девочка - Чарли Маар

себя. Она увидела, что я рисую обнаженного отчима, и ей стало плохо. Она, наверное, подумала, что я больная. Ее дочь больная. Так я считала. Мне тогда вкололи лошадиную дозу успокоительного по настоянию Рустама. Он увез меня домой, хотя я сопротивлялась, но спорить с ним было бесполезно. Сам он остался в доме со мной. Обещал, что будет ежечасно звонить в больницу и узнавать о состоянии мамы. Рустам тогда не захотел оставлять меня одну. Из-за вколотых лекарств я проспала почти весь день, а когда проснулась и вышла из комнаты, рисунок и смартфон с разбитым экраном лежали все на том же месте. Я подняла лист, порвала на части и выбросила. Я не знала, видел ли рисунок Рустам. Но теперь знаю, что видел. Он видел... Боже...

Когда мама пришла в себя, ей стало чуть легче, я так и не решилась задать ей вопрос, мучавший меня много месяцев даже после ее смерти. Я не решилась спросить "Мама, тебе тогда стало плохо, потому что ты увидела, как я его рисую? Потому что ты посчитала, что твоя дочь больная? Твой приступ спровоцировала я?" Мама ничего мне не говорила. И Рустам ничего не говорил. Поэтому я старалась сама об этом не думать и затолкать воспоминания о том дне максимально глубоко. Мне даже почти удалось это сделать. А вот начать рисовать заново так и не удалось.

И вот сегодня Рустам говорит мне, что мама ничего не знала. Она ничего не видела. Как он это выяснил? И почему он никогда не говорил, что сам видел рисунок? Почему так долго молчал?

Поднимаюсь с постели и осторожно открываю дверь. Как одержимая иду к тому самому окну. Окну из моих болезненных воспоминаний. Дотрагиваюсь до стекла пальцами, вижу внизу Рустама. Снова у бассейна. Дежавю... Он рассекает прозрачную воду руками, его плечи блестят в свете фонарей двора. Я веду пальцем по окну, обводя контуры его тела. В какой-то миг мужчина поднимает голову и смотрит на меня. Я не отвожу взгляд. Не знаю, сколько времени проходит. Мы так и смотрим друг на друга. Между нами стекло из прошлого. Я отворачиваюсь первая. Снова ухожу в комнату, прислоняюсь к двери спиной и жду, когда он вернется в дом, уйдет в свою комнату. Пять минут, десять, пятнатдцать... Глухие шаги и щелчок соседней двери сообщает о том, что Рустам вернулся. Я должна пойти к нему и спросить обо всем, но мне очень сложно и больно, очень трудно говорить с ним на подобные темы, очень трудно вообще говорить с ним.

Мне нужно охладить чувства и голову.

Бреду к шкафу, достаю оттуда майку-безразмерку. Купальника у меня здесь нет, поэтому я снима юбку с блузкой и натягиваю майку на голое тело. Уже плевать...

Тихо плетусь вниз, мимо комнаты Рустама практически крадусь. У бассейна поднимаю взгляд на окно, рядом с которым только что стояла. Смотрю на него, будто впервые. Как же отсюда все хорошо видно. Он мог и тогда меня видеть, знать, что я разглядываю его.

И вот так, не сводя глаз с дома, я спиной падаю в прохладную воду бассейна. Рустам только что здесь был. Вода ласкала его тело, к которому я не позволяю себе прикасаться. Я будто не в воду, а в него погружаюсь. Тону, уходя все глубже и глубже. Закрываю глаза, затем резко открываю, пугаясь темноты и тишины. Из-за воды изображение рябит. Фонари, деревья, небо - все искажается. Искажается мой хрупкий мир, сотканный из моей же лжи самой себе.

Рустам уже тогда вызывал во мне чувства, которых быть не должно. Он сейчас об этом знает. Он раньше меня понял, что я его хочу.

*************

В мокрой майке я возвращаюсь обратно в дом. Несмотря на то, что на дворе лето, все же ночью воздух довольно прохладный, и я мгновенно замерзаю, стоит мне выбраться из бассейна. Тонкая мокрая ткань как вторая кожа облепляет мое тело. Я шлепаю босиком по теплому деревянному полу к лестнице, но замираю, когда в соседней комнате замечаю блики пламени. Рустам камин разжег? Сейчас? Летом? Почему он не лег спать? Я так надеялась, что он останется у себя в комнате.

Я по-прежнему не нахожу в себе сил выйти на откровенный разговор с мужчиной, но мне становится любопытно, зачем сейчас ему понадобился камин, поэтому я осторожно крадусь к прикоткрытой двери в малую гостиную, бесшумно толкаю ее от себя, и впериваюсь взглядом в Рустама, который на корточках сидит у камина и поправляет угли кочергой. Небольшое пламя отбрасывает красивые тени на стены комнаты и лицо мужчины, делая его профиль острее.

- Ненадолго разжег, только чтобы ты согрелась, - его голос звучит неожиданно. Я подпрыгиваю на месте и невольно отступаю назад, будто готовлюсь к тому, чтобы сбежать. Он поворачивается до того, как я успеваю принять решение уйти или остаться.

- Сядь рядом. Погрейся.

- Сейчас же лето... Я и так быстро согреюсь.

- Летом тоже жгут костры, смотрят на огонь, греют возле него руки и ноги. Идем, Ян. Поговорить надо.

Ну, конечно же... Камин - всего лишь предлог, чтобы удержать меня. Разумеется, он хочет поговорить. Раздумывая над тем, готова ли я сама задавать вопросы и получать на них ответы, я совсем не думала о том, что ему, возможно, тоже хочется обсудить определенные вещи. Только вот какие? Рустам собирается объяснить мне, как выяснил, что мама не знала о том рисунке? Или хочет спросить, зачем я его тогда рисовала? Хотя к чему ему меня об этом спрашивать, если он наверняка и так все понял... Мне стыдно и жутко некофортно из-за этого. А еще некомфортно из-за желания подчиниться, подойти ближе и сесть у огня. Пламя, тепло и его темные глаза, в которых сейчас отражается огонь, очень сильно притягивают.

Рустам опускается с корточек на мягкий ковер и ладонью стучит по месту рядом с собой.

- Иди сюда.

Я начинаю медленно двигаться, наблюдая за ним. Он ничего толком не делает, просто смотрит, разглядывает мое тело, которое абсолютно не скрывает мокрая насквозь майка. Откровенное разглядывание и желание, отражающееся на его лице, заводят меня. Он ведь предупреждал, чтобы я его не провоцировала, но я ведь не делала это специально. Некоторые чувства я просто не могу удержать в себе. Сегодня снова слишком многое случилось, и мне нужно было куда-то это многое деть, как-то остыть. Я вовсе не собиралась щеголять перед Рустамом в