Миры Айзека Азимова. Книга 10 - Айзек Азимов

— Мою жену? Но, дружочек дорогой, у меня нет сейчас никакой жены.

— Я-то знаю, а он — нет.

— Под женой, я полагаю, вы подразумеваете некую женщину, которая является единичной, постоянной партнершей мужчины? — спросила Блисс.

— Поднимай выше, Блисс, — ответил Тревайз. — Постоянной партнершей с преимущественными правами, вытекающими из этого партнерства.

— Блисс, у меня действительно нет никакой жены, — занервничал Пелорат. — Раньше была, но теперь нет, притом довольно давно. Если ты желаешь совершить законный ритуал…

— О, Пел, — сказала Блисс и словно отмахнулась от чего-то, — зачем мне это? У меня неисчислимое множество партнеров, так же близких мне, как одна твоя рука близка другой. Это только изоляты чувствуют себя настолько отчужденными, что нуждаются в заключении искусственных договоренностей в целях иллюзорной замены истинного чувства партнерства.

— Но я изолят, Блисс, дорогая.

— Ты можешь со временем стать меньшим изолятом, чем теперь, Пел. Возможно, ты никогда не вольешься до конца в Гею, но уже и не будешь в полном смысле слова изолятом. Ты поймешь это, когда ощутишь заливающий тебя поток любви.

— Мне нужна только ты, Блисс.

— Это потому, что ты ничего об этом не знаешь. Но ты сможешь узнать.

Тревайз во время этого диалога не спускал сосредоточенного нетерпеливого взгляда с обзорного экрана. Облачное покрывало приближалось, и спустя мгновение все поле зрения окутал густой серый туман.

«Микроволновый диапазон», — мысленно скомандовал он, и компьютер немедленно переключился на распознавание отраженных сигналов радара. Облака вскоре исчезли, и на экране появилась поверхность Компореллона, окрашенная в разные цвета. Границы между областями с различной поверхностью слегка расплывались и подрагивали.

— Так и будет? — с некоторым разочарованием спросила Блисс.

— Да, пока не опустимся ниже облаков. А потом снова увидим все при солнечном свете.

И стоило ему только это сказать, как засияло солнце и нормальная видимость восстановилась.

— Понятно, — сказала Блисс, глядя на экран. Потом, повернувшись к Тревайзу, продолжила: — Зато непонятно другое. Почему для таможенника с орбитальной станции было так важно, обманывает ли Пел свою жену?

— А я сказал тому парню, Кендрею, что, если он отправит тебя назад, этот слух долетит до Терминуса и, естественно, до жены Пелората. Пелорат вследствие этого может попасть в пикантное положение. Я не уточнял, какого сорта неприятности его ожидали, но я старался, чтобы прозвучало так, словно дело его будет совсем худо. Есть такая штука — мужское братство, — ухмыльнулся Тревайз, — и один мужчина никогда не выдаст другого. Даже поможет, если нужно. Все очень просто! В другой раз они запросто могут поменяться ролями. Есть у меня подозрение, — сказал он с напускной серьезностью, — что подобное братство существует и у женщин, но, не будучи женщиной, я никогда не смогу в этом убедиться наверняка.

Лицо Блисс стало похоже на хорошенькую грозовую тучку.

— Это что, шутка? — обеспокоенно спросила она.

— Нет. Я серьезен, как никогда, — ответил Тревайз. — Я не утверждаю, что Кендрей разрешил нам посадку на Компореллон только ради того, чтобы спасти Дженова от гнева супруги. Мужская солидарность могла просто стать последней каплей в чаше моих аргументов.

— Но это же ужасно! — воскликнула Блисс. — Законы, именно законы помогают сплочению общества и связывают его воедино. Неужели это так легко и просто — пренебречь законами из-за таких пустяков?

— Ну, — протянул Тревайз, мгновенно перейдя к обороне, — некоторые из этих законов сами по себе пустяшны. Кое-какие планеты жутко ревниво относятся к посещениям своих секторов даже во времена мира и коммерческого процветания, какое сейчас царит благодаря Академии. Компореллон по каким-то причинам выделяется из общей массы. Внутренняя политика — дело темное. С какой же стати мы должны из-за этого страдать?

— Ты увиливаешь от ответа. Если мы будем повиноваться только тем законам, которые считаем справедливыми и разумными, то законов не останется совсем, потому что нет закона, который хотя бы кто-нибудь не счел несправедливым. И если только пожелаем, то всегда сумеем найти причины не исполнять те или иные законы. А там недалеко до анархии и катастрофы, даже для самого ловкого проныры, не пережить катаклизма беззакония.

— Общество так легко не рушится, — сказал Тревайз. — Ты говоришь как Гея, а Гея, вероятно, не может понять тонкости сообщества свободных индивидуумов. Законы, установленные справедливо и разумно, могут без труда выжить и сохраниться при любой погоде, но могут оставаться в силе и по инерции. Раз так, нарушать эти законы даже полезно — в знак признания того, что они стали больше не нужны или даже вредны.

— Тогда даже вор и убийца может утверждать, что он действует на пользу общества.

— Ты кидаешься в крайность. В суперорганизме Геи законы принимаются по всеобщему согласию, и никому не приходит в голову их нарушать. Можно сказать, что Гея живет как растение. В свободном сообществе присутствует элемент беспорядка, но это цена, которую приходится платить за способность создавать что-то новое и меняться. В целом, это разумная цена.

Блисс заметно повысила голос:

— Ты абсолютно неправ, если думаешь, что Гея живет как растение. Наши поступки, критерии, взгляды постоянно находятся под контролем. Гея развивается, переживая и думая, и, следовательно, меняется при необходимости.

— Если даже все обстоит именно так, как ты говоришь, ваши самоконтроль и развитие наверняка слабы, потому что на Гее нет ничего, кроме Геи. У нас же, даже когда почти все согласны, обязательно отыщется несколько упрямцев, и порой именно они оказываются правы. Если же они достаточно умны, энергичны и правы, они могут в конце концов победить и стать героями в будущем — подобно Гэри Селдону, который, создав психоисторию, противопоставил свою идею воззрениям всей Галактической Империи и победил.

— Он был победителем только до последнего времени, Тревайз, — возразила Блисс. — Вторая Империя, задуманная им, не родится. Вместо нее родится Галаксия.

— Родится ли? — мрачно буркнул Тревайз.

— Это твое решение, и, как бы ты ни спорил со мной о преимуществах изолятов, об их свободе становиться глупцами и преступниками, что-то, скрытое в тайниках твоего сознания, заставило тебя выбрать Гею.

— Сейчас в тайниках моего сознания, — еще более мрачно сказал Тревайз, — весьма приземленные соображения. Для начала — вот это, — кивнув в сторону экрана, на котором огромный город раскинулся до горизонта, добавил он.