Туринская плащаница - Этьен Кассе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно только одно: где монах Зантифлет смог рассмотреть «восхитительно написанный» образ распятого Христа? В наши дни изображение на Туринской плащанице для невооруженного взгляда кажется бледным и едва различимым.Может, фотоснимки могут переубедить науку? В 1898 году Туринскую плащаницу — случай сам по себе редкий — выставили на всеобщее обозрение. Эта акция входила в программу торжеств, посвященных пятидесятой годовщине объединения Италии. Праздновали так называемый Альбертинский статут, конституционный закон 1848 года, принятый в королевстве Сардиния (именно он лег в основу общенациональной итальянской конституции). Демонстрацию плащаницы сочли удачным дополнением к официальным мероприятиям.
В эти дни к туринскому юристу Секондо Пиа обратились с просьбой сделать первые фотоснимки плащаницы. Дело в том, что Секондо Пиа был очень талантливым фотографом-любителем, сфотографировать плащаницу он согласился с охотой. Тем паче что сделать фотографии попросил его лично король Умберто I.
В общей сложности Пиа сделал 25 мая 1898 года всего Десять фотографий. Но именно эти фотографии, а не юриспруденция прославили итальянца на весь мир, сохранив его скромное имя для истории. Эти снимки стали самым значительным «делом» в его карьере. Рассматривая фотографии в своей «лаборатории», Секондо Пиа с удивлением обнаружил, что фотонегатив оказался очень четким. Вместо смутных очертаний бородатого человека глазам юриста-фотографа предстало четкое изображение страшно израненного совершенно реального тела.
«Снимок оказался жутким образцом по искусству распятия. Каждая царапина от ногтей, каждый след римского бича взывали к состраданию. Перед нами — жуткое доказательство бесчеловечности человека по отношению к себе подобному, кажущееся в наших глазах еще более страшным оттого, что мы слишком свыклись с мыслью, что этот человек — Иисус Христос», — написали Л. Пикнетт и К. Принс.
Секондо Пиа увидел лицо человека с плащаницы и замер, завороженный изможденным лицом мученика. После его снимков и взволнованного рассказа весь Турин — от мала до велика — бросился в церковь лицезреть чудо. Собственно говоря, это и было чудо — увидеть страдающего и истерзанного Иисуса Христа. «Именно тогда плащаница начала свою собственную современную историю, историю культового предмета, совершенно уникального в своем роде. Поразительный синтез тела и изображения, отпечатка и портрета, древняя реликвия и современная фотография», — отмечается в статье, опубликованной 4 июля 2007 года в итальянской газете «Corriere della Sera».
Наука тоже замерла, но совсем не завороженно. Теперь было крайне трудно доказывать с пренебрежительным видом, что плащаница — грубая рисованная подделка времен Средневековья. Рисованным изображение быть не могло, потому что художнику не под силу создать образ, производящий «эффект негатива». Сразу же после открытия Секондо Пиа два итальянских художника — Карло Кусетти и Энрико Риффи — попробовали повторить изображение с плащаницы при помощи художественных средств, но с треском провалились. Рисованным изображение не могло быть еще и потому, что живописцы Средневековья не обладали такими великолепными познаниями анатомии, которые необходимы для создания подобного образа. А если еще вспомнить и тот факт, что натурализм в средневековые каноны не входил...
Уже в 1902 году французский биолог Поль Виньон смог детально исследовать анатомию человека, изображенного на плащанице, — исследовать по фотографиям Секондо Пиа. Это позволило его хорошему знакомому Иву Деляжу, профессору сравнительной анатомии в Сорбонне, человеку совершенно неверующему, доложить Парижской академии, что плащаница действительно была погребальным саваном Иисуса Христа. Надо отметить, что выводы ученого в буквальном смысле слова... оскорбили Парижскую академию. Деляж лишился научной карьеры. В 1931 году была сделана еще одна серия фотографий. Автором ее стал Джузеппе Энри. На этих фотографиях Энри запечатлел несколько участков ткани. Качество фотографий просто превосходное, по ним можно судить о фактуре материи плащаницы. Эти снимки использовались даже при детальном исследовании самой ткани, изображения и пятен крови.
В своей монографии«La Santa Sindone rivelata della fotografia», вышедшей в 1938 году в Турине, Джузеппе Энри отметил, что первые фотоснимки, сделанные Пиа, демонстрируют куда более сильные отеки и припухлость, чем на его собственных снимках. Он сам объяснял это тем, что Пиа не смог как следует расправить ткань плащаницы перед тем, как начал фотографировать ее, и поэтому изображение лица получилось слегка деформированным. Фотографии самого Энри были использованы во множестве исследований. Так, историки и патологоанатомы (что в данном случае важнее!) пришли к выводу, что человек, чье изображение отразилось на плащанице, был распят по древнеримским обычаям. Этнологи же обнаружили, что природный тип этого человека относится к иудеям сефардам, к которым был близок Иисус.
Наука сомневается и приписывавает подобное прочтение монеты богатому воображению иезуита Файлеса, указывая на надписи на монете.
А затем пришла эпоха приборов УР-8, или анализаторов изображений. Воспользовавшись данным анализатором, Джон Джексон объявил, что трехмерные снимки выявили на глазах изображаемого на плащанице некие предметы — скорее всего, мелкие монеты. Богослов-иезуит Френсис Файлес благодаря VР-8 смог прочитать часть надписей на окружности монеты — четыре буквы: UCAI. Файлес предположил, что это — средняя часть надписи Tiberiou Caicaroc(Тиберий император). Как известно, во времена жизни Христа именно Тиберий был римским императором.
Да, такое написание действительно представляет собой ошибку, смешение греческих и латинских букв: по-гречески TIBERIOY KAICAPOC, на монете же —TIBERIOU CAICAROC. Но дело в том, что монетчики в Риме делали только серебряные монеты — динарии и драхмы, мелочь же чеканилась в самих местностях, в данном случае в Палестине. Местные мастера нередко путали латинские буквы с греческими. Подтверждением тому может служить факт, что уже после сообщения о находке изображения монет на плащанице в разных музеях были обнаружены еще шесть монет с подобной — «ошибочной» — надписью... Плащаница, претерпев фотовоплощение, была готова к встрече с наукой. А наука как бы пряталась от известной строки Евангелия от Иоанна: «Счастливы те, кто, не видев Меня, поверили». Наука и видела даже, но не поверила.
Продолжение легенды о плащанице
Мир снизошел на землю. Анжу ей, добился того, что паломники-христиане могли спокойно поклоняться Гробу Господню в Иерусалиме. Жана-Пьера де Вуази более никто не держал в заложниках во дворце эмира Аль-Мустанзира. Но и отправляться вместе с воинством крестоносцев в родные края юноше пока тоже не хотелось. Молодой барон стремился в Иерусалим. Сопровождать его на пути в Святую землю вызвался Натанаэлъ. Их путь лежал в Аккон, к рыцарям храма.
— Это мой друг Натанаэлъ бен Соломон, — представил де Вуази коменданту-тамплиеру Роджеру де Адаму. — Он многие годы прожил в Сен-Жан д’Акре, учился здесь.
Повернувшись к рабби, тамплиер спросил:
— Ты жил и учился в нашем городе, почтенный? В нашей школе талмудистов? Это радует меня.
Их оживленный разговор прервало появление монаха-францисканца лет шестидесяти. Он кивнул коменданту Аккона и замер в дверях. Его неухоженная лохматая борода доходила до толстого живота, выпиравшего из коричневой рясы. Из-под кустистых бровей монах молча наблюдал за Жаном-Пьером и Натанаэлем. Взгляд монаха был подобен металлу, холодный и жесткий.
— Это фрадре Гюго де Бульо, глава местного отделения ордена францисканцев, — произнес Роджер де Адам. — Когда я сказал ему о вашем прибытии, дорогой де Вуази, преподобный фрадре сразу же пожелал увидеть вас...
— Гюго де Бульо? — удивленно спросил Жан-Пьер. — Но так звали священника, крестившего меня! Вы?..
— Да, господин барон, я и есть твой крестный, — отозвался францисканец и вплотную приблизился к юному рыцарю. Запах немытого тела ударил в нос Жану-Пьеру. Этот нищенствующий орден категорически не любил мыться. Жан-Пьер слегка отступил в сторону.