Вера, надежда, любовь (сборник) - Вера Колочкова

– Так о чем ты хотела со мной поговорить, Мышь? – неожиданно резко повернулся к ней Арсений, испугав ее так, что она поперхнулась и закашлялась. Наклонившись, он сильно постучал ладонью по ее спине и, так и не дав прийти в себя, продолжил: – Хотя я и так знаю, о чем… Будешь мне сейчас описывать в красках, как плохо Инне, как она без меня погибнет и что мы в ответе за тех, кого приручили… Знаю я все это, милый Мышонок, и без тебя знаю!

– Арсений, а ты помнишь вашу свадьбу? – хриплым слабым голосом, все еще держа руку на груди, спросила Маша. – Помнишь, каким ты был счастливым, глаз с Инны не сводил? Ты же любил ее, Арсений, всегда любил, это ж видно было! А любовь – она никуда не девается, не уходит в пустоту! Она в человеке все равно остается, только прячется где-то очень глубоко… Казалось бы, так просто: пришла новая любовь, а старая исчезла. Да ничего подобного! Она не исчезла, а спряталась, затаилась, скукожилась, испугавшись этой новой любви. Закрылась, как цветок на ночь…

– Мышонок, ты уже напилась, что ли? Несешь всякую чушь… – снова наливая в стаканы водки, грустно улыбнулся Арсений. – Тебе и впрямь пить-то нельзя!

– Это не чушь, Арсений, не чушь! – горячо заспорила Маша, уже сама протягивая руку к стакану. – Если чувство было настоящим, а не надуманным, оно никуда не уходит! А иначе ты бы встал и ушел легко, ни о чем не задумываясь. И не сидел бы сейчас здесь со мной, не напивался бы с горя.

– Да не люблю я Инку больше, не люблю! – раздражаясь, громко заговорил Арсений. – И бросить ее не могу, она и в самом деле не выживет без меня, сдохнет, как собака без хозяина!

– Лукавишь ты, Арсений Львович, ой лукавишь! Не сдохнет без тебя твоя Инна, будет жить, как жила… Ты сам не хочешь уходить, страшно тебе, правда? Признайся, легче будет…

– Нет, Мышонок, я уйду. Я уже решил. Просто очень трудно, ты права… Я же в этом доме родился, здесь детство мое прошло, я здесь родителей хоронил… Я как будто сам сейчас умираю, как будто половину себя оставляю здесь, а она, эта половина, сопротивляется изо всех сил… И без Аленки жить не могу. Влюбился я, понимаешь? Второй раз в жизни так сильно влюбился! Вижу ее – и душа улетает, так же, как тогда, с Инкой… Ты знаешь, я ведь на работу мчусь по утрам на красные светофоры, чтобы поскорей ее увидеть! И внутри все двигается, переворачивается от счастья… Кстати, как она там?

– Да как, как… Как обычно! Сидит, будто палку проглотила, гавкает на всех подряд. Боится, бедная, что ты передумаешь! Она ж на тебя ставку сделала, ты для нее лакомый кусочек! Сразу раз – и все свои мордоплюевские проблемы решить можно!

– Какие проблемы? Не понял…

– Ну, это афоризм такой. Понимаешь, в деревне Мордоплюевке богатых бизнесменов не водится, там только, как правило, животноводы и механизаторы обитают. А с ними, как известно, красивой жизни не построишь!

– Ты что-то путаешь, Мышонок! Она в городе выросла, ее бабушка воспитала, генеральша какая-то…

– Ну да, сказки братьев Гримм! «Москва слезам не верит»! Как тебя легко обмануть, Арсений…

– Мышь, а ты, оказывается, злая. Ты ж настоящая стерва, Мышь! Да бог с ним, что она из деревни! Это ж ничего не меняет!

– Да не любит она тебя, неужели ты не понимаешь?! Тебе ж потом больно будет, когда сам увидишь!

– Вот когда увижу, тогда и поговорим.

– Тогда поздно будет! Да и как ты со мной поговоришь, интересно? Или ты думаешь, что я с твоей Аленой тоже дружить буду, как с Инной?

– При чем здесь Алена? Ты со мной будешь дружить… – неуверенно произнес Арсений, вставая из-за стола и доставая непочатую бутылку водки из холодильника. – Ведь будешь? – снова спросил он, разливая водку по стаканам.

– Арсений, ответь мне, только честно… – задумчиво беря в руки свой стакан, тихо сказала Маша. – Ты для чего магазины продал?

Арсений уставился в окно, замолчал надолго. Потом повернулся к Маше, посмотрел в глаза, раздраженно заговорил:

– Чего ты от меня хочешь, Мышь? Я ей оставляю эту квартиру и дачу, машина у нее своя есть. Должен я с чего-то начинать? Тем более я собираюсь и дальше ее как-то содержать! Хотя, конечно, было бы лучше, если б она на работу устроилась… Не в материальном смысле, то бишь не в целях на хлеб заработать, а чтоб с ума не сойти. Я ж ее знаю. Таких себе тараканов в голову нагонит!

– Ты знаешь, Арсений, любая женщина при таких обстоятельствах без тараканов в голове не обойдется, даже самая сильная!

– Ну что я могу сделать, Мышь, что? – опять сорвался на крик Арсений и тут же сник, тяжело опустив воспаленные веки. Помолчав, уже спокойно добавил: – Ты Инку первое время не оставляй, ладно? И на дачу с Семеном и Варькой приезжайте, как на свою, в любое время… Для вас всех, я думаю, с моим уходом ничего не изменится…

– Для всех все изменится, Арсений. А для меня, я думаю, изменится даже больше, чем для Инны.

Арсений удивленно уставился на Машу, смотрел молча, как она вертит в руках пустой стакан, не решаясь поднять на него глаза.

– Вот чего, чего ты так на меня смотришь?! – со слезами в голосе вдруг отчаянно вскрикнула она. – Давай наливай скорее своей вонючей водки!

От неожиданности он уронил ноги со стула, схватил в руку бутылку и рассмеялся совсем по-мальчишески, как раньше:

– Ой, Мышь, ну ты даешь! Впервые слышу, чтобы ты на меня кричала! Ты совсем пьяная, что ли?

– Да, я пьяная, я вот уже двадцать лет хожу пьяная, только внутри себя…

– Как это?

– А так… Люблю я тебя. С того самого дня, как увидела. Банально, да? И с твоей женой дружу только для того, чтобы рядом с тобой быть! Ношу в себе эту муку уже двадцать лет, и на работу на красный свет мчусь, как ты говоришь, уже двадцать лет, и Семена обманываю уже двадцать лет… Так что не говори мне, что я чушь несу! Я знаю, каково это – любить и не быть вместе, очень даже знаю, так что ты мне про свою Алену не рассказывай… У меня этого тяжкого опыта гораздо больше накоплено, чем у тебя!

Горячие сладкие слезы текли и текли по Машиным щекам, глаза заволокло пеленой, сквозь которую испуганное лицо Арсения расплывалось причудливо, как в кривом зеркале. Она давно уже не контролировала себя, слова вылетали сами собой, в отчаянном крике, независимо от сознания, как пулеметная расстрельная очередь:

– Это ты не Инну бросаешь, это ты меня бросаешь, понял? Предаешь, кидаешь, оставляешь – меня! Разрушаешь – мою жизнь! Двадцать лет! Двадцать лет жизни я посвятила одной цели – быть по возможности рядом с тобой!

Маша захлебнулась слезами, криком, закашлялась надсадно. Арсений вскочил с дивана, трясущимися руками пытаясь налить в стакан минералку, плеснул воду через край. Схватив стакан, протянул его Маше, растерянно положил руку ей на плечо.