Зона. Урок выживания - Ирина Булгакова

— Читал я, читал! И с людьми разговаривал. Столько всего плетут про эту Зону, что не знаешь, где правда, а где ложь!

— Скажу тебе самое главное, сынок. Все, что ты слышал о Зоне — все правда.

— Все? — тупо переспросил Макс.

— Все. — Подтвердил Грек кивком головы. Потом негромко позвал: — Очкарик. Ты почему на кочку не сел, она ближе к тебе стояла?

— Не знаю, — тяжело вздохнул Очкарик. — Она… эта кочка, как бы сказать, ровная какая-то была, как будто кто-то специально ее подстригал. Мне показалось, — он замялся, — как будто живое старается неживым прикинуться.

— Поэт. — Ободрительно усмехнулся проводник. — Я тоже в молодости стихи писал для стенгазеты. Почитаю тебе потом на досуге. Но подметил точно, слышишь, Макс номер сто один? В Зоне все не так, все наоборот. Живое — мертвым прикидывается, а мертвое — живым. В самую суть смотришь, Очкарик. Ладно, садись теперь, чисто кругом, — милостиво разрешил Грек.

Уже повернувшись успел отметить, как нерешительно переминается с ноги на ногу Краб, бросая кроткие пытливые взгляды на Очкарика. Оно и понятно: союзника себе ищет. Тоже не дурак, начинает понимать, что Очкарик — проводник от бога, с таким не пропадешь. Думает, все его мысли скрыты, а на самом деле у него на лбу черным фломастером написано: если отставного прапора придется раньше времени замочить — случай тоже ждать не будет, он либо есть, либо его нет — то с таким уникумом как Очкарик, есть шанс живым с Зоны выбраться.

Молодые, Грек на ходу неодобрительно покачал головой, хоть бы на чужих ошибках учились.

Со времени, когда Грек был на свалке в последний раз, ничего не изменилось. Груда старой, разной степени изношенности техники, издалека напоминала муравейник. В центре высилась гора искореженного металла. Угадать в нем то, что прежде, крутя колесами, передвигалось по дорогам, не представлялось возможным. Острые углы разорванных капотов, крыш, черные дыры вместо лобовых стекол, подвески всех мастей. Что за сила стянула все в кучу, забиравшуюся на высоту более тридцати метров? Та сила, что неожиданно иссякла и остальной металлолом остался в беспорядке валяться на поле, площадью в несколько раз больше футбольного, создавая некое подобие лабиринта, пройти по которому не напоровшись на внезапно обрушившийся на голову металл — затея почти нереальная.

С первого взгляда стало ясно, что мародеров на свалке нет. Среди разномастной, искореженной техники, среди сгнивших крыш и вывороченных наизнанку двигателей всевозможных комбайнов, тракторов, ВАЗ-ов, УАЗ-ов, Жигулей и Побед, расположилась сытая стая слепых собак. В том, что стая была сытой, можно было не сомневаться: пара собак затеяла любовную игру. Остальные лежали поодаль. Черная сука, распластавшись на спине, кормила взрослых щенков.

Отъелись, падаль, — зло прищурился Грек. Чего-чего, а дармовой жратвы в Зоне хватает, вот и жиреют. Для кого-то стая собак обернулась смертью, а новичкам сегодня опять повезло. Сытая стая нападать не будет, зверье остается зверьем. Отогнать стаю, в случае чего, проще простого. Пара выстрелов из пистолета ТТ с глушителем, и они разбегутся. Лишний шум ни к чему — вот что должно стоять во главе угла.

Впрочем, разбегутся — сильно сказано. Так, отбегут на безопасное расстояние. А потом, оставаясь незамеченными для глаз, пойдут по следу — будущая добыча тоже на дороге не валяется. Будут преследовать отряд на таком расстоянии, чтобы их неожиданное появление, скажем, через сутки — двое, чаще ночью, явилось бы полной неожиданностью для того, кто сталкивается с этим впервые.

Грек готов был с этим мириться на первых порах. Тем более что впереди отряд ждала река. Слепые твари, как почти все порожденья Зоны, терпеть не могли воду, поэтому километров через пять оторваться от них не составит труда.

Будто услышав его мысли, черная сука подняла морду и уставилась в том направлении, где за кустами скрывался Грек. На узкой морде, с затянутыми пленкой глазами, дернулся огромный влажный нос. Сука пыталась по запаху определить, исходила ли с холма угроза для стаи. Кончики острых ушей, прикрывающих ушные раковины встали торчком. Собака целую минуту, не шевелясь, оценивала обстановку, потом вернулась к прерванному занятию.

Сомнений, если они и были, не осталось: мародеров в окрестностях свалки нет. Они народ нервный и не потерпели бы присутствия собак. Да и те небольшие любители близкого соседства двуногих. Так или иначе, завязалась бы война и кому-то бы не поздоровилось.

Кстати, не жалкие ли останки мародеров переваривались сейчас в утробах слепых тварей?

Человека, потерянно бредущего между завалами искореженной техники, Грек заметил в последнюю очередь. Тогда, когда собрался уходить. Заскорузлая повязка в рыжих пятнах подсохшей крови скрывала пол-лица. Сквозь камуфляж, разорванный в нескольких местах проглядывало тело: в подтеках и ссадинах, покрытых корками запекшейся крови. Неестественно вывернутое плечо стягивал автоматный ремень. Непосредственно само оружие болталось за спиной и при каждом шаге било человека по боку.

Издалека человек походил как на зомби так и на убогого — живого сталкера, потерявшего рассудок. И тот и другой мог представлять опасность.

А мог и не представлять.

Зомби и убогие бесцельно бродили по дорогам Зоны и сталкеров, как правило, не трогали. Но также, как в каждом правиле бывают исключения, имелось и здесь свое "но". Временами на тех и на других находило. Причем эти времена никак не зависели от внешних условий. По крайней мере ученые, получившие массу порождений Зоны в качестве материала для исследований, так и не смогли определиться: в связи с чем безобидные, постепенно мумифицируемые создания и сумасшедшие, вдруг впадают в не мотивируемую агрессию. Тогда бойся попадаться им на пути. Живучий до последнего зомби в отсутствии под рукой оружия, рвал зубами все, до чего мог дотянуться. Ровно до тех пор, пока благодаря умелым действиям не распадался на отдельные фрагменты.

То же касалось и убогих. Живой человек, только сумасшедший, к которому и относились соответствующим образом — жалели. Поначалу. До первых случаев ярко выраженной шизофрении.

С убогими можно было поговорить. Более того, от него трудно было отвязаться. Если он выходил на людей, то двигался за ними как привязанный. Будучи взят в команду, он превосходно справлялся со своими обязанностями. Лучшего часового, охраняющего покой спящих товарищей, было попросту не найти. Отсутствие логики в рассуждениях с лихвой окупалось звериным чутьем.

Так было поначалу. До первых вспышек возникающей неизвестно в силу каких причин агрессии.