Многоточие сборки - Юлия Андреева

Штраф, а то и вылет с пособия.

Многие тогда, не будь дураками, обзавелись в своих трудовых книжках записями о невероятно больших зарплатах, вот и получали затем полгода повышенные пособия, мастерски обходя все предложенные вакансии. Через полгода безуспешных поисков пособие сокращалось вдвое, впрочем, если изначально оно было большое, так еще можно было жить.

Первый раз на биржу труда я сама попала из конторы, в которой бедным актерам вообще не платили, бухгалтерша так честно и написала, из-за чего пособие было с гулькин нос.

Ну да ничего. Покуковав таким образом с пособием, которого хватало только на месячную карточку проезда в городском транспорте, я отыскала людей с печатью какой-то липовой фирмы и дальше уже жила как белый человек на повышенном пособии.

Отсутствие работы как таковой лично меня не пугало, потому что сразу же после училища я успела проработать на государство всего каких-нибудь два года. Регулярная зарплата, обязательный отпуск с содержанием, бесплатные путевки от профсоюза и прочие блага не успели стать обыденной реальностью, врасти в плоть и кровь.

Как раз наоборот, я привыкла, что работу нужно искать, и с успехом находила ее. Не постоянную. Постоянно я была нужна в театре, постоянно я писала, все остальное было преходящим. Оно приходило и благополучно уходило, не успев осточертеть.

Шваброй помахать – нет проблем, плевать что грязно, уберу и будет чисто. Текстик кому-нибудь набрать тоже без проблем. Что-нибудь за лодыря-писателя написать – только дайте.

Куда хуже пришлось маме, которую пугала неизвестность. Пенсия еще нескоро, мы с братом не пристроены…

Попробовала газеты по ящикам раскладывать – тяжело, да и страшно, мало ли с кем в подъездах можно встретиться. Листовки по улицам раздавала…

А меж тем то тут, то там появлялись коммерческие ларьки с невиданным иноземным товаром. Шоколадные батончики, обилие вкусных ликеров, соки не в банках, а в симпатичных пакетах – все это так хотелось попробовать хотя бы раз.

В отсутствие средств мама ходила по городу, играя сама с собой в игру «что я куплю, когда появятся деньги».

Один раз подвернулось шить ватно-марлевые намордники, шили вместе.

В мою комнату по такому случаю были вкатаны две огромные, в метр в высоту катушки с марлей, вата размещалась в пакете почти с меня ростом.

Заказчица быстро показала, как следует резать марлю, начинять ее ватой, как сворачивать и затем прошивать.

Мы менялись с мамой: один день она подготавливала повязки, а я прошивала, другой наоборот.

До своей постели я добиралась ползком, через мягкие тряпичные валуны, занявшие все пространство комнаты.

В темноте комната выглядела как ущелье гоблинов. Я юркала в постель и засыпала в окружении чудищ, готовых ожить в любой момент, что караулили меня всю ночь…

Золотая лавина и волшебный дар

Однажды маме повезло – она устроилась товароведом в фирму, торгующую фруктами. До этого мы долгое время жили фиг знает как и на что, отчего у меня начался жуткий авитаминоз. Гноились и отваливались ногти на пальцах рук, время от времени поднималась температура.

Я продолжала репетиции у Понизовского, пока могла нормально танцевать, но то и дело задевала больные места, испытывая сильную боль. Из деликатности Борис Юрьевич делал вид, что не замечает моих страданий. Когда же гнойники появились на лице, пришлось оставить репетиции и сидеть дома.

Помню огромные сумки с фруктами, которые мама как работник фирмы покупала на работе по дешевке. Мама притаскивала домой эти неподъемные сумки каждый день, и затем фрукты золотой волной рассыпались по полу. Иначе загнили бы, так их было много.

Яркие после голодной зимы апельсины, невиданные прежде, сочащиеся соком нектарины, виноград.

Я выползала из своего убежища, брала себе самую здоровенную ветку винограда и уползала обратно.

Витаминов было столько, сколько и на юге нет, а получивший шок организм упорно не желал пробуждаться и жить.

Однажды во время этой затянувшейся болезни позвонили незнакомые ребята, прочитавшие мои стихи в газете «Алло». Поговорили. Слово за слово, меня пригласили на мой же квартирник. Мой вечер, который должен был проходить где-то на Васильевском, в большой коммунальной квартире устроителей.

Первая мысль – не идти, куда в таком виде?.. сменилась другой – а откуда им знать, какой я должна быть?

Язвочки уже были не ярко-красные, а те, что под носом могли сойти за слишком крупные и уродливые родинки. В общем, я решилась пойти.

…Я брела мимо Смоленского кладбища с папочкой стихов и невеселыми думами.

Шла и слушала неравномерное постукивание собственных каблуков, еще бы ему быть равномерным: на правом еще была набойка, а на левом уже нет. И каблук помялся так, что ни один сапожник не восстановил бы. Туфли разваливались, а других не было. И денег тоже не было. Начал накрапывать противный дождик, а я не могла даже сесть на троллейбус…

Уже месяца два мама получала за работу одними фруктами, мне же было не до поиска работы…

Проходя мимо часовенки, я вдруг взмолилась богу о том, чтобы подсказал, что мне дальше делать. Может, мои проблемы из-за того, что я пру не туда, куда надо? Может…

И…

Вдруг прямо передо мной на асфальте неведомо откуда возник пакет с парой черных изящных туфелек. Померила. Туфли пришлись мне тютелька в тютельку.

Как же расшифровать посланный мне ответ? Я надела новые туфли.

«Иди», – шевельнулось в голове.

И я пошла…

Цветики-цветочки

Все когда-то происходит впервые, первый шаг, первый крик, первая улыбка, первый поцелуй. Первый выход в свет, проникновение в новую для себя, манящую и притягательную среду, в общество, в котором хотелось бы остаться.

Примерно в 1984 году такой день настал и для Виктора Беньковского, тогда еще никакого не писателя, а программиста; не степенного, не толстого, а как раз наоборот – худого и сутулого молодого человека с черными длинными волосами и чуть виноватыми зеленоватыми глазами.

Тот день не сулил для Виктора ничего судьбоносного. Просто давно хотелось увидеть настоящих литераторов, да все возможности не подворачивалось. А тут его вдруг совершенно неожиданно пригласили на литературную тусовку, где можно будет поглазеть на настоящих поэтов-писателей и, авось, даже поговорить с кем-нибудь из них Когда еще такая возможность подвернется?

Впрочем, он заранее решил, что форсировать события не станет. Сядет где-нибудь в последних рядах и досидит до самого финала. А там кривая вывезет.

Но грубая действительность опрокинула все надежды. Едва Виктор толкнул перед собой тяжелую дверь Дома народного творчества на ул. Рубинштейна, на него тотчас с криками налетела какая-то немолодая тетка, которая вцепилась в ничего не понимающего программиста, вопя на всю округу, что он-де спёр ее стихотворные образы и выдал за свои!