Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова - Альберт Иванов

— Да это же сам Оле-Лукойе — вдруг вскричал я. — А спринцовка та — сонная, он перед сном брызжет из нее детям в глаза сладким молоком, веки у них слипаются, и все засыпают! И зонтики те — сонные: раскроет цветной, снятся сказки, поднимет черный, ничего во сне не видать! Эх ты, забыл?

— Спасибо, — трубочист благодарно пожал мне руку. Маленькая разбойница, сидящая напротив, презрительно высунула язык.

— А ее ты узнал? — тихо спросил он.

— Узнал, — так же заговорщически прошептал я. — И тех других, — кивнул я на весь вагон, — и вас тоже…

— Ну, меня все узнают! — развеселился трубочист.

Паровоз дал гудок, состав дернуло — и маленькая разбойница упала на меня. Наверняка нарочно, потому что по правилам ее должно было откинуть назад, я ведь впопыхах занял место против движения поезда. Еле от нее освободился, так вцепилась она в мою куртку.

За окном проплывал туман, изредка расцвечиваемый летящими от паровоза искрами.

— Интересно, а куда мы едем? — спохватился я.

— В билете написано, — снова подмигнул трубочист.

И хотя переговаривались мы тихо, все пассажиры почему-то услышали и возмущенно загомонили:

— Он не знает, куда мы едем!.. Какой невежа!.. Стыдно, молодой человек!

— Отдайте его мне, — высокомерно произнесла поверх голов дама в короне из сосулек — чего тут скрывать, Снежная Королева.

Я лихорадочно достал билет. Не нем было напечатано, не помню, на каком языке, а скорее всего, на моем родном: «Поезд Х.-К. АНДЕРСЕН. Копенгаген — далее везде».

— Везде? — растерянно поднял я голову. Трубочист весело кивнул. Неужели?.. — я затаил дыхание.

— Да, малыш. Весь мир!

Я даже не обратил внимание на странное «малыш», настолько был поражен.

А весь вагон продолжал мной возмущаться.

— Может, он едет зайцем? — выкрикнул советник в долгополом сюртуке. — Эй, кондуктор!

По проходу тут же проворно подбежала ко мне большая усатая крыса с качающимся в лапе фонарем.

— Паспорт? Давай паспорт! — проскрипела она.

— Лучше проверьте, есть ли у него билет? — опять гаркнул советник.

— Есть! — звонко выкрикнул я и поднял вверх синий листочек.

Все притихли. А трубочист примирительно сказал:

— Друзья, вы должны его простить…

— Он еще маленький! — подхватила, вскочив в конце вагона, пастушка.

И неожиданно увидела моего соседа. Тоже увидев ее, он медленно встал:

— Пастушка!

— Трубочист!

Забыв обо всем, они кинулись друг к другу.

— Да-да… Он еще маленький, — закивали колдуньи и волшебники, короли и приближенные, дамы и господа, крестьяне и горожане, солдаты и чиновники. — Он действительно маленький.

— Я? — Меня возмутило, как давным-давно, шести лет, когда я впервые научился читать, играть в футбол и поэтому считал себя вполне взрослым. — Я? Маленький?!

Два пажа принесли и поставили передо мной большое зеркало в золотой раме. На меня, моргая, глядел из него мальчик, которого я помню только по старым фотографиям, в кожаных тапочках, синих спортивных трусах до колен, майке с большой буквой «Д» и в расстегнутой спортивной курточке. Это был именно я — шести лет.

Я смотрел на себя, а в зеркале мелькали заоконные отражения больших и малых городов, поселков и деревень: Рим — Милан — Лейпциг — Киев — Березовка — Усмань — Париж… Проплыл и мой Курс с известным вокзалом… И повсюду толпы весело кричащих, размахивающих руками и книжками мальчишек-девчонок!

У меня закружилась голова. В зеркале начали тесниться вскочившие гномы, карлики, ведьмы, злодеи — мне стало страшно. Оттолкнув зеркало, я бросился к выходу.

— Держи его! — залихватски засвистела маленькая разбойница.

— Лови! Хватай! — топала за мной шайка зловещих разбойников.

Не помню, как я отворил в тамбуре дверь — трубочист пытался остановить меня — и соскочил на ходу.

…Я стоял у рельсов, смотрел на одинокий фонарь вокзальчика и никак не мог понять, что со мной случилось. Наваждение?.. Я даже не понимал: еще только иду туда или уже возвращаюсь.

Почти невесомо, ни разу не споткнувшись о шпалы, я подошел и поднялся по ступенькам, вылезая из тумана, как из воды, на платформу с причудливыми, похожими на металлические цветы фонарями. Лишь один из них светился вполнакала. Я прошел мимо зеленых скамеек — даже в темноте чувствовалось, что они зеленые, — мимо невысокого железного столбика, сработанного под дерево с отпиленными сучками; на нем был укреплен колокол с веревочкой — он отсвечивал медью от фонаря…

Двери вокзальчика с пыльными узорными стеклами были крепко заперты. За ними стояла кромешная темнота.

Я вернулся к колоколу. Мне вдруг по-мальчишески захотелось дернуть за язычок.

Тусклый звон проплыл по перрону и утонул в тумане…

Я отпустил веревочку, постоял в тишине и побрел обратно.

Только наутро я хватился своего обручального кольца. Потерял! Напрасно при свете дня повторил я внимательно путь к вокзальчику и обратно — кольцо как в воду кануло.

Уже в Москве, вешая в шкаф куртку, я обнаружил в кармане размочаленный синий комочек. Что это? Кажется, какой-то бывший билет, но куда? В знаменитую Глиптотеку — музей, где собраны скульптура и живопись разных стран, — или в обычную киношку, или?.. Кто знает…

Моя жена Ира очень расстраивалась, что я посеял кольцо. Считается, плохая примета. Но однажды мне ни с того ни с сего пришла небольшая посылочка из Копенгагена. В ней — тщательно упакованное, сначала в стружку, затем в вату и наконец завернутое в бумажный листок, было… утерянное кольцо! Пришлось еще и на почте объясняться, что это не контрабанда, а мое собственное, обручальное — глядите все, как оно на мой палец впору! Да и по таможенной декларации легко справиться: уходил в плаванье с золотым кольцом, а вернулся — без.

— Наверное, в отеле забыл, — сказал я, — а они меня разыскали по адресу, оставленному в гостиничной книге.

Ни в каком отеле я, конечно, не был, мы жили на корабле. Но не мог же я заявить, что кольцо у меня украла маленькая разбойница, когда вроде бы по инерции повалилась в вагоне (ведь я внезапно обнаружил то, чего на почте никто не заметил!).

Странно, что ни обратного адреса на конверте — ничего. Только почтовые штемпели. Лишь на том белоснежном листке, в который и было под конец завернуто злополучное кольцо, оказалось в уголке пятнышко сажи.

ПОЕДИНОК

— Спасите меня, сэр синьор! — лихорадочно обратилась ко мне на английском молоденькая венецианка.

Местных уроженок легко узнать по певучему выговору и врожденной грации так же, как изящную гондолу всегда отличишь от обычной плоскодонки. И даже акцент у нее был мягкий, не то что мое курское произношение. Хотя во всем остальном мой Курск… Ну, ладно!

Она, очевидно, приняла меня за англичанина. У нас только что состоялся в траттории «Лагуна» дружеский ужин с коллегами — английскими матросами, работавшими тоже на своем океанографическом судне, и мы обменялись памятными сувенирами: лично я приколол британскому матросу к тельнику значок «Почетный донор» (другого под рукой не оказалось, все раздал), а взамен получил на лацкан пиджака пластмассовый кругляшок со светящейся надписью: «Долой Маргарет Тэтчер!» Затем наши во главе с боцманом Нестерчуком отправились на площадь Сан-Марко; я шел позади, тут-то на меня и вылетела прекрасная незнакомка.

Не успел ей ответить, что хоть я никакой не сэр и вовсе не синьор, но тем не менее она всегда может запросто рассчитывать на помощь русского водолаза, как из темного каменного переулочка возник человек в черном костюме. Он пронзительно взглянул на девушку, и она, тихо всхлипывая, сразу заторопилась к нему.

Я двинулся было за ней, но человек в черном выступил вперед и преградил дорогу. Надобно бы описать его примечательную внешность. Так и хочется начать с «О».

О, это был особенный человек! На его сорокалетнем, в мелких морщинках-сжатиках лице неподвижно выделялись решительные, волевые глаза.

— Не ходите за нами. Не советую, — размеренно произнес он тоже по-английски. Видимо, и его ввел в заблуждение мой значок.

Я показал ему на путеводную стрелу, выведенную краской на углу дома, и заявил, что он не может запретить мне идти в центр. Чтоб не заблудились туристы, здесь повсюду нарисованы указатели с надписью «Пьяцца Сан-Марко». Как я вам говорил, именно туда и направлялись наши матросы с Нестерчуком — их уже и след простыл, за каждым водолазом боцману не углядеть.

Под обжигающим взглядом человека в черном я невольно опустил глаза и бочком проследовал мимо девушки. Почему-то у меня, словно навязанная кем-то, появилась непрошеная, несвойственная мне мысль: «Чего с ними связываться? Мое дело сторона!»

Девушка внезапно вцепилась мне в рукав.