Рыцари темного леса - Дэвид Геммел

— Ваша правда. — Они вместе зашагали по тропе, Ариана впереди. Через некоторое время она оглянулась.

— Какой вы молчаливый.

— Я думаю.

— О чем?

— Вы замужем?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Просто так, для разговора. Сколько вам лет?

— Семнадцать. А вам?

— Я стар, как само время. По крайней мере, иногда мне кажется так.

— На вид вам не больше тридцати.

— Для семнадцатилетней девушки это глубокая старость.

Эррин, проснувшись с больной головой и бунтующим желудком, застонал и повернулся на бок. На полу валялись осколки винного штофа, разбитого им на рассвете. Эррин медленно открыл глаза и снова застонал, вспомнив события предыдущего вечера. Диана уезжает. Ему не верилось в это, но он достаточно хорошо ее знал, чтобы понимать: попусту она говорить не станет. Он решил, что съездит к ней чуть попозже.

Тихо вошел его новый слуга, Боран.

— Ванна готова, ваша милость.

— Не кричи ты так, ради всего святого.

— Я слышал, пир удался на славу, ваша милость.

Эррин поднял взор на его плешь, обветренное здоровое лицо и до отвращения ясные глаза.

— Мне сдается, что если я сейчас моргну, то истеку кровью.

— Ванна оживит вас, а совет собирается через час.

Эррин снова плюхнулся на подушки и с головой укрылся одеялом. Боран со вздохом подобрал осколки, отдернул бархатные занавески и вышел. Оставшись один, Эррин сел. Герцогский совет — скука смертная, и обычно на него является не больше трех-четырех человек. Но сегодня дело иное. Сегодня на совете будет присутствовать красный рыцарь Карбри вместе с провидцем Окесой, и все как один сбегутся туда, чтобы показать свою преданность королю.

— Чума их забери. — Эррин вылез из постели и прошлепал в другую комнату, где дымилась ванна. В воду добавили розового масла. Эррин не любил этого запаха, и Убадай это знал, но Боран еще не освоился с хозяйскими вкусами. Пока Эррин плескался в горячей воде, слуга вошел с халатом. Выйдя и завернувшись в мягкую ткань, Эррин спросил:

— Как мои глаза?

Слуга почтительно заглянул в них.

— Красноваты, ваша милость. Вид у вас, честно говоря, неважный.

— Тебе бы изнутри посмотреть. Во что мне одеться?

— После совета герцог устраивает охоту, поэтому я приготовил вам костюм для верховой езды.

— Черный с серебром?

— Нет, ваша милость, красный.

— Подай черный. Красное я оставлю герцогскому гостю.

— Слушаюсь. Могу я предложить вашей милости завтрак?

— Нет. — Эррин содрогнулся заодно со своим желудком.

— Проголодаетесь ведь, пока на коне будете трюхать.

— Трюхать? Я не трюхаю, Боран. Я езжу.

— Да, ваша милость. Может, все-таки корочку хлеба?

Эррин кивнул и направился в спальню. Боран принес ему одежду — короткие, отменно скроенные бриджи из мягкой черной кожи, черную шерстяную рубашку, черный же кожаный охотничий камзол с подбитыми плечами и серебряной каймой. Одевшись, Эррин натянул высокие, до колен, сапоги.

— Вашей милости понадобится плащ — на дворе сильный ветер.

— Подай черный, с овчинной подкладкой.

— Его промаслить надо, ваша милость. Я приготовлю его к концу совета.

Позавтракав утром хлебом и сыром, Эррин перешел через двор в большой чертог. Члены совета уже собирались, ожидая, когда их пригласят во внутренние покои.

— Доброе утро, барон, — приветствовал Эррина дородный человек в охотничьем костюме из зеленого бархата, с блестящим от пота лицом.

— Рад видеть вас, граф Портерон. На пиру мне вас недоставало.

— Да-да, мне помешало явиться срочное дело. Говорят, вечер прошел великолепно.

— Да, — подтвердил Эррин, оборачиваясь к только что вошедшему дворянину. — Доброе утро, Делаан. У вас очень свежий вид, если учесть, что вы всю ночь проплясали.

— Молодость — великое дело, дорогой Эррин, — усмехнулся стройный юноша в коричневом камзоле. — А вот вы что-то бледны.

— Уверяю вас, что выгляжу лучше, чем чувствую себя. Вы знакомы с графом Портероном?

— Разумеется. Как поживаете, граф?

— Превосходно. Лучше и быть не может.

В чертог между тем входили другие вельможи и рыцари. Последним явился Мудрейший в белых одеждах. Эррин со всеми поздоровался и послал доложить герцогу, что совет собрался. Герцог по обычаю заставил их ждать еще десять минут, после чего потянулись в палату, где стоял длинный стол с шестью стульями вдоль каждой стороны и двумя во главе, где уже сидели герцог и Карбри.

Эррин занял место рядом с красным рыцарем. За ночь тот сильно посвежел, глаза у него блестели, на бледных щеках появился легкий румянец.

— Я вижу, спали вы хорошо, господин Карбри, — сказал Эррин.

— Да, я славно отдохнул. Благодарю вас за внимание.

Совет занялся обычными делами. Обсудили сбор податей и разбой, усилившийся на подступах к лесу. Портерон упомянул о большом количестве беглых рабов и нехватке рабочих рук на полях. Ему обещали, что в его поместье будет отправлено сорок рабов.

— Чем вызвана такая недостача? — спросил Эррин. Портерон моргнул и вытер платком потный лоб.

— Это не столь уж важно, барон.

— Охотно верю — но не повальная ли болезнь тому причиной?

— Нет-нет. Мы со всем тщанием выполнили указ нашего дорогого и почитаемого государя… но дело в том, что на моих землях обитало много оседлых номадов. Я отправил их всех в Гар-аден и потому… временно, разумеется… лишился рабочей силы.

— Теперь все ясно. Благодарю вас.

— Мы предвидели затруднения подобного рода, — вставил Океса. — Но землевладельцы в итоге только выиграют, избавившись от этого нечистого племени.

Сидящие за столом согласно закивали.

— Желаете выяснить еще что-нибудь? — спросил Океса.

— Нет, Мудрейший, — ответил Эррин. — Но я слышал, в Макте недостает хлеба с тех пор, как здешнего пекаря лишили прав.

— Хлеба недостает потому, барон, что этот грязный номад сжег свою собственную пекарню. Его бы повесить за это.

— Могу я сказать, господа? — поднявшись, спросил Карбри. — Мне, как и королю, известно, что удаление номадского отребья вызывает кратковременные трудности в разных частях государства. Но благая… священная, если хотите… цель все оправдывает. Менее пятидесяти лет назад наше королевство правило всем континентом. В течение двух веков мы несли варварским народам закон и просвещение. Но мы позволили себе поддаться слабости, осквернили себя кровью наших племен, и теперь у нас осталось лишь девять наших провинций. Наши силы, и телесные, и духовные, оскудели. Мы нуждаемся в великом очищении. До нынешнего года финансовые дела королевства находились большей частью в руках купцов, среди которых преобладали номады. Король не имел никакой власти в собственном государстве. Теперь казна перешла к королю, чья мудрость не вызывает сомнений. Перед нами открывается светлое будущее, господа. Когда страна очистится от всякой скверны, мы воспрянем и вновь станем первыми среди всех народов!