Соблазнить холостяка, или Нежный фрукт - Галина Куликова

Ему стало интересно, какова она на самом деле. Он даже почувствовал азарт, словно утомленный игрок, бросивший на кон последнюю фишку.

– Ладно, договоримся так. Пусть твоя экспертша по энергетике приезжает, я не против. Не буду ей мешать. Я даже могу уйти из дому на то время, пока она станет заниматься, так сказать, ассенизацией.

Амалия шумно дышала, но молчала. Вероятно, обдумывала предложенный вариант.

– Хорошо, я предупрежу ее, что ты здесь, – наконец заключила она. – Хотя я надеялась, что Люда приедет в свободную квартиру и очистит ее целиком и полностью.

– Боишься, что после того, как она ее очистит, я снова загажу все вокруг своей ужасной энергетикой? – поинтересовался Астраханцев ехидно.

– Что-то в этом роде, – бросила его жена через плечо. – Виктор сейчас поднимется за вещами. Если не хочешь с ним встречаться, иди в свой кабинет.

– Ложись на коврик и не гавкай, – пробурчал он себе под нос. – Поцелуешь меня перед отъездом?

– Не паясничай. Когда племянница съедет, я отправлю тебе СМС-сообщение.

– Очень великодушно с твоей стороны.

– Твой чемодан лежит в кладовке, на самой верхней полке. Будешь снимать – не поцарапай стену, там обои мягкие.

Астраханцев, ездивший в командировки со спортивной сумкой, уже и забыл, что у него есть большой чемодан. Ему никогда не хотелось брать в дорогу много вещей. Он любил свой дом и ненавидел скитаться по гостиницам, будь они хоть трижды комфортабельными. В маленьком кабинете хранились его любимые книги и дорогие сердцу вещи, к которым он стремился как можно скорее возвратиться. Не было только женщины, ждущей его днями и ночами. Той женщины, для которой он стал бы самым родным человеком на свете. Он уже стал думать, что после смерти матери такой женщины больше не найдется.

Удалившись в кабинет, Астраханцев сел у окна с книгой молодого писателя, которую ему рекомендовали друзья. Прежде чем начать читать, перевернул том и поглядел на фотографию автора. Там был изображен лысый молодой человек с маленькой серьгой в ухе, который смотрел на него насмешливо. Астраханцев открыл первую страницу и вчитался в текст. Начало было дерзким и ярким, книга вполне могла бы его захватить, однако, когда хлопнула входная дверь, настроение пропало. Амалия уехала. Еще одна глава его жизни закончилась.

Он вышел из кабинета и прошелся по квартире, пытаясь осознать, что в ближайшие дни покинет это место навсегда. Амалия ни слова не сказала про вещи. Разумеется! Она ведь убеждена, что порядочный муж не возьмет ничего, кроме своей одежды и библиотеки, которая ей самой совершенно ни к чему. «Времена дефицита прошли, – менторским тоном говорила она Дмитрию. – Совсем не обязательно иметь дома собрание сочинений Чехова. Если вдруг захочется почитать, можно зайти в магазин и купить любую книжку». С каждым годом читать Амалии хотелось все меньше и меньше. Для того чтобы чувствовать себя современной и умной, ей достаточно было журналов и новостей в Интернете.

Астраханцев терпеть не мог новую манеру скоростного потребления информации, эту нахватанность, которая вполне могла сойти за эрудицию, самовыражение молодых, оттачивавших свой ум во внелитературном пространстве. Он видел, что к книгам относятся теперь совершенно иначе и читают их иначе, не давая душе возможность прорасти, и страдал от этого.

Прогулявшись по комнатам, он отправился в кладовку и достал чемодан, о котором говорила его благоверная. Чемодан оказался настоящим монстром с металлическими углами. У него не было колесиков, к которым все давно привыкли, и длинной ручки. Если набить его вещами, он станет неподъемным.

Астраханцев оттащил чемодан в кабинет, водрузил на диван и щелкнул замками. Внутренности монстра пахли старой бумагой и клеем. Там лежали две пожелтевшие газеты и маленький черный блокнот, выглядевший незнакомым. Открыв его, он понял, что блокнот очень старый. Возможно, он принадлежал его отцу или матери. А может быть, и бабке, которая обожала сундуки, лари и большие коробки. Под обложкой были стихи, написанные от руки фиолетовыми чернилами. Почерк он не узнал, и стихи не узнал тоже. «Всю жизнь играть и в одночасье сдаться: стереть с лица гримасы, пыль и грим. За все, что мы утайкой говорим, в итоге нам обязано воздаться. Как часто невозможно догадаться, какой в душе мы умысел храним. И груз предательств не обременим, когда он может тайным оставаться…»

Он бродил с блокнотом по дому, доставал из холодильника сыр, помидоры и колбасу, жевал, размышлял о свой жизни и в конце концов не заметил, как уснул. Проснулся ночью в кресле и едва смог пошевелиться: руки и ноги затекли, голова отваливалась. Перебравшись на диван, он долго смотрел в потолок, по которому скользили тени с улицы, и снова отключился.

Разбудило его наглое солнце, прогуливающееся по комнате. Все вокруг казалось пыльным и блеклым, кружевные занавески порхали над дверью распахнутого балкона, откуда доносилось исступленное чириканье. В этом чириканье было столько жизни, что захотелось немедленно отрастить крылья и вылететь наружу.

Астраханцев вскочил, соображая, сколько сейчас времени. Узнав, что больше полудня, он расстроился, как ребенок, проспавший поход в зоопарк. Все ушли без него, и он остался дома один. Лелея сладкую обиду неизвестно на кого, он отправился в душ, потом выбрился до синевы и достал из холодильника куриную ногу, всю в застывшем желе из бульона, остро пахнущую чесноком и петрушкой. В тот момент, когда его зубы вонзились в упругое мясо, раздался звонок в дверь.

«Наверняка та самая экспертша, которой поручено восстановить в квартире хорошую энергетику», – решил он и быстро прожевал все, что было во рту. Ему до смерти хотелось проверить, угадал ли он, рисуя в своем воображении образ этой штучки. Не раздумывая, он отправился в коридор, отпер замок и распахнул дверь.

Глава 5

Улица называлась Весенней. Любе очень понравилось, как это звучит, и она подумала, что ее авантюра обязательно должна закончиться счастливо. Конечно, она согласилась на авантюру, по-другому и не назовешь.

Она еще раз заглянула в бумажку, которую сжимала в руке. За время ее путешествия до Москвы бумажка помялась, и на месте одного из заломов оказался номер дома, написанный кое-как. То ли это дом десять, то ли шестнадцать. Вторая цифра была изображена небрежно и странно разрывалась наверху. Люба сама записывала адрес Грушина, который диктовала подруга, и винить, кроме себя, было некого.

Завернув на автобусную остановку, она поставила дорожную сумку на скамейку и достала мобильный телефон. Толком ей Лена ничего про своего двоюродного дядю не рассказала: ей было не до того. Ее захлестнули чувства, и она, сдав ребенка свекрови, упорхнула со своим новым возлюбленным. Еще неизвестно, ответит ли она.