Юность уходит в бой. - Илья Давыдов

Фашистских летчиков больше всего привлекал деревянный мост на шоссе, который защищал взвод лейтенанта Слауцкого. Командир роты Алексей Мальцев решил перебросить туда взвод Бреусова и сам отправился к мосту. Но вблизи взорвалась бомба. Старшего лейтенанта накрыла густая пыль...

* * *

Как только закончилась бомбежка, меня вызвал командир батальона.

— В каком состоянии санитарная автомашина?

— Не пострадала. Морозов ее заправил.

Комбат взглянул на часы.

— Поедете в Клин, отвезете раненых. Установите связь с госпиталем и решите вопрос о дальнейшем приеме наших раненых. Желательно, чтобы тех, которым не требуется длительное лечение, эвакуировали из госпиталя не в глубокий тыл, а в лазарет бригады. [73]

Раненным в обе ноги оказался заместитель командира первой роты старший лейтенант Михайлов. Тяжелое ранение получил еще один капитан из соседней части. Осколок повредил ему глаз. Уложив обоих в санитарную машину, мы тронулись в путь.

На выезде из села я придержал за рукав Морозова. Возле неглубокой могилы выстроилось каре. Тело старшего лейтенанта Мальцева лежало на расстеленной плащ-палатке. На белом, бескровном лице особенно траурно выделялись густые усы.

— Что там? — слабым голосом спросил лежавший на носилках Михайлов.

— До госпиталя недалеко, — подавив вздох, ответил я, — потерпите немного.

Близ Клина за нашей машиной увязался вражеский истребитель. С небольшой высоты он зло поливал пулеметными очередями. Морозов, негромко ворча, творил невероятное. Зорко следя за самолетом, он временами ехал на предельной скорости, потом резко тормозил и, выждав какой-то миг, снова пускал машину вперед. В те казавшиеся бесконечными минуты мы не перекинулись с Морозовым ни словом.

После одной из таких атак, когда «мессер» дал несколько длинных пулеметных очередей, с носилок послышался голос Михайлова:

— Остановитесь! Ложитесь в канаву! Зачем из-за нас?..

Я обернулся и шире распахнул дверцу, отделявшую кабину от кузова.

— Молчите! Бросьте в благородство играть! Как это «из-за нас»?!

Михайлов умолк. Морозов одобрительно кивнул головой.

Наконец истребитель прекратил атаки. Морозов на ходу открыл дверцу кабины и посмотрел ему вслед:

— Горючего, видать, не хватило. За новой порцией полетел.

Мне стало жалко Михайлова и неловко за свою резкость.

Въехали в Клин. Улицы небольшого городка были запружены войсками. На окраине артиллеристы поспешно оборудовали огневые позиции. Им помогало население. Быстро надвигалась темнота. В небе отчетливо слышался [74] гул: немецкие самолеты летели к Москве. А в Клин вливались все новые группы солдат, многие с повязками. Они шли от Ново-Петровского, с рубежей 16-й армии, и с севера — от 30-й...

Долго искали госпиталь. Наконец узнали, что он разместился в школе. Морозов с завидным упорством прокладывал дорогу.

Затемненный двор школы походил на гараж. Санитарные и грузовые машины стояли борт о борт.

Возле двери человек в сером халате поверх шинели хрипло командовал:

— Кладите здесь! Вестибюль переполнен!

Я спросил, где начальник госпиталя. Врач осветил меня фонариком, задержал взгляд на моих петлицах.

— Начальник на сортировке. Внутри.

Пол нижнего вестибюля заставлен носилками. Врачи и сестры перешагивают через них, склоняются к раненым, осматривают повязки. Начальник, занятый какими-то мыслями, не сразу понял, о чем я его прошу. Затем тяжело вздыхает:

— Коллега! К нам невозможно. Транспорта не хватает, чтобы разгрузиться, а сюда идут и везут. Сами видите!

— Вижу, разумеется, вижу! Но как же быть?

Он подумал, потом произнес:

— Понимаю. Что будешь делать? Давайте ваших сюда.

Стараясь не наступать на носилки, мы с Морозовым уложили раненых возле стены, потеснив немного соседей. Присев на корточки, военврач осмотрел шины и повязки. Ему подсвечивала фонариком девушка в халате. В слабом свете бледно выступало усталое лицо врача с глубоко запавшими глазами. Неожиданно он выпрямился и взял меня за рукав шинели. Из темных провалов пытливо блеснули глаза. Он прошептал:

— Скажите, коллега... Только мне одному, тихонько... Где они? Мне кажется, где-то рядом! Кажется, очень плохо...

— Не знаю... Утром мы были в Завидово.

Я умышленно не сказал о том, что немцы действительно рядом.

— Хорошо, если так, — с облегчением вздохнул военврач. — Может, транспорт добудем. Надо обязательно разгрузиться... [75] А ваших раненых присылайте прямо сюда. Я понимаю. У вас еще труднее.

Мы попрощались, не спросив друг у друга фамилии.

* * *

Затемненные фары почти не светили. Но мы очень спешили в Ямугу. Подтаявший снег снопами брызг вылетал из-под колес. Лишь на мостике, возле могилы Мальцева, Морозов убавил газ и грустно произнес:

— Хороший был командир!

У штабной избы увидели эмку, мотоциклы и спецмашину с радиостанцией. В избе собралось все командование бригады. Меня встретили командир полка Иванов и военком Стехов. Из нашего батальона присутствовал только военком Шаров.

Я доложил о возвращении.

— Наших лучше бы прямо в Москву, — заметил полковник Орлов. — Мы подумаем, как обеспечить. А сейчас... — Он посмотрел на командира полка.

Майор Иванов коротко приказал?

— Догоняйте с Шаровым батальон. Он пошел на Вельмогово.

Возле санитарной автомашины встретили радиста Полякова. Он попросил:

— Скажите вашему радисту, чтобы работал спокойнее. Все время теряю его в эфире.

Усаживаясь в кабину, я посмотрел сквозь ветровое стекло вперед, на север. Там Завидово и чуть левее — Вельмогово. Туда нам ехать. Там гудела канонада и в сгустившихся облаках отсвечивало багровое, размытое зарево.

...Свернув от Завидово, двинулись по проселку и вскоре достигли железной дороги. У насыпи встретили наш патруль — Худолеева и Лебедева.

— А мы вас сразу узнали, — сказал Худолеев.

— Где медпункт?

Худолеев показал куда-то вдоль улицы. Военком покинул машину и, путаясь в длиннополой шинели, пошел к насыпи, а я отправился разыскивать своих помощников. На пути встретил вереницу саней. Бойцы сгружали с них ящики и тяжелые крафт-мешки. Взрывчатку и мины привезли бойцы из девятой роты капитана Мирковского. Среди них нетрудно было узнать плечистого спортсмена [76] командира отделения Николая Никитина. Игрок сборной хоккейной команды профсоюзов Москвы и директор стадиона электрозавода имени Куйбышева, он вместе со своим секретарем парторганизации лыжником Михаилом Вагановым в первые же дни войны привел в нашу бригаду чуть ли не весь свой спортивный актив. Вместе с ним пришла чемпионка страны по лыжам Любовь Кулакова, боксер Геннадий Репнин, футболист Александр Сергеев. Сильно стиснув мою ладонь, Николай засмеялся: