Конец и вновь начало - Лев Гумилев

Каждый поход надо было согласовывать со всеми вождями племен и со жрецами религии бон; руки у цэнпо были связаны, а он стремился к реальной власти и поэтому обратил свои взоры к буддизму. Как я уже говорил, буддийские общины всегда ютились у подножия деспотических престолов, потому что деспот, не имеющий опоры в народе, нуждается в космополитичных интеллигентных советниках и сотрудниках, не связанных с народом и обязанных лично ему. Буддийская община по принципам своим всегда экстерриториальна; человек, вошедший в общину, рвет все прежние этнические, племенные, родовые связи. Поэтому деспоту очень удобно использовать энергичных буддистов в качестве своих советников или чиновников.

Этот опыт перенял один из цэнпо — Сронцангамбо. Он пригласил к себе буддистов и сказал им, что разрешает проповедовать буддизм в Тибете и тем самым надеется получить оппозицию племенным вождям и жрецам бонской веры. Коллизия известная: престол выступает против традиционной аристократии и церкви. В Европе такое бывало неоднократно. Кончилось это для Сронцангамбо плохо, несмотря на его исключительную энергию. Источники сообщают о постройке им великолепного дворца Потала; его можно увидеть на многочисленных картинках, он до сих пор стоит, тогда строили надежно. Вокруг дворца тогда валялись вырванные глаза, отрубленные пальцы, руки, головы, ноги людей, которые или не хотели принимать буддийскую веру, или спорили с ней. Потом куда-то исчез сам цэнпо, буддизм оказался в гонении, потом царь появился снова. История темная. Я занимался несколько лет тибетской историей этого периода и пришел к выводу, что установить хронологию этого периода при наличии даже нескольких версий — собственно тибетской, китайской и отрывочных сведений, которые сохранились в Индии (они переведены на английский и все сейчас доступны), — очень трудно.[46]

Ясно то, что в Тибете сложились две партии — монархическая, которую поддерживали буддисты и которая хотела совершить в стране переворот с ущербом для аристократии и традиционной церкви, и партия традиционалистов аристократов, сторонников бона и противников буддизма.

С одним из последних — Мажаном — произошла такая история. Он фактически был главой правительства при молодом цэнпо и ничего не боялся, потому что знал, что убить его буддисты не могут — буддистам нельзя никого убивать. Но буддисты вышли из положения. «Ладно, — сказали они, — мы его не убьем»; заманили правителя-бонца в подземную пещеру, где были могилы царей, и заперли дверь; никто его не убивал, он сам там умер. И закон буддистский был соблюден, и переворот совершен. Молодой цэнпо был объявлен воплощением Маньчжуршри — бодисатвы мудрости; он вел жесточайшие войны руками своих бонских подданных, но правил ими при помощи буддийских советников. Кончилось все это трагически — бонские жрецы его околдовали, когда он изменил своей тибетской жене в пользу индусской, обиженная жена заполучила его нательное белье, через эту одежду его «околдовали», и он умер. По-видимому, его отравили.

Ясно, что пассионарное напряжение там было огромное, власть использовала иноземную культуру для объединения Тибета. Это привело к трагической развязке. Последний монарх Лангдарма вернулся к вере предков и начал истреблять всех буддийских монахов. Тогда один буддийский монах решился его убить — пожертвовал своей душой, не жизнью, которой не жаль, а бессмертием, ведь душа монаха-убийцы должна развалиться, погибнуть, и в нирвану уже никогда не попасть. Но он ради веры пожертвовал душой, застрелил Лангдарму и убежал.[47] А потом началась полная анархия, государство распалось, а ведь это была крупная держава, Непал и часть Бенгалии принадлежали ей.

Каждое племя огородилось дозорами, каждый монастырь и замок — высокими стенами, выйти куда-нибудь попасти скот или поохотиться стало связано с риском для жизни, т. е. в Тибете после этой пассионарной вспышки сгорание произошло настолько быстро, что все взорвалось. Буддизм потерял Тибет полностью, тибетцы вернулись к старой вере и колдовству, которое их очень устраивало: можно околдовать врагов и опоить их зельем, навести на них порчу — очень хорошие средства борьбы. Но в XI в. явился туда новый проповедник Атиша, который стал проповедовать мягкие формы буддизма (буддизм в это время имел уже огромное количество разных форм). У него оказался талантливый ученик — поэт Миларайба, который сочинял дивные стихи. И эти стихи на родном тибетском языке дошли до сердец тибетцев. Постепенно тибетцы стали переходить в буддизм, стали принимать его принципы, и даже бон разделился на черный бон, враждебный буддизму, и белый бон, компромиссный буддизму. Продолжалось это до XV в., пока там не появился новый гениальный тибетский мальчик Цзонхава, который создал «желтую веру» — тот буддизм, который стали исповедовать монголы, буряты и калмыки. Вера эта складывалась под влиянием несторианства, которое было принесено еще в VI в. в Восточную Азию, — все это уже подробности истории культуры, которые нас сейчас не интересуют.

ХУННСКИЙ ВАРИАНТ

Восточная Азия разделена климатическим барьером на два больших региона: Срединная равнина (Чжун-го) между великими реками Хуанхэ и Янцзы — теплая влажная страна, орошаемая тихоокеанскими муссонами.[48] Северней ее сухие степи и пустыни нынешней Монголии и Джунгарии, малопригодные для земледелия.

Еще в древности первый объединитель Срединной равнины Цинь Ши-хуанди приказал соорудить стену, разделившую оба эти региона. И хотя стена неоднократно ломалась и рассыпалась, ее возобновляли; так древние географы нашли наилучшее место для границы между двумя географическими регионами.

Севернее этой границы последовательно возникали и исчезали саки, хунны, табгачи, древние тюрки — тюркюты, уйгуры и монголы.

А южнее историки насчитывают три витка этногенеза: архаический, древний и средневековый. Очевидно, и до архаического периода были какие-то неизвестные нам этногенезы, как, впрочем, и во всех ранее перечисленных вариантах.

Предки аборигенов бассейна Хуанхэ, которых мы в дальнейшем для простоты будем называть по привычке китайцами, постоянно вели войны друг с другом и вытеснили ряд племен на север. Беглецы, покинувшие родину и укрывшиеся за просторами пустыни Гоби, были предками хуннов. В нынешней Монголии они смешались с местными племенами, имевшими уже развитую и богатую культуру. Так сложился новый этнос — хунны.

В IV в. до н. э. хунны образовали мощную державу — племенной союз 24-х родов, возглавляемый пожизненным президентом — шаньюем и иерархией племенных князей «правых» (западных) и «левых» (восточных). Хунны были воинственны, мужественны, восприимчивы к культуре. Казалось, что хуннам предстоит великое будущее.[49]

Не только хунны, но и их соседи оказались в ареале толчка, или взрыва этногенеза, на этот раз вытянутого по широте от Маньчжурии до Согдианы. Восточные кочевники, предки сяньбийцев (древних монголов), подчинили себе хуннов, а согдийцы (юечжи), продвинувшись с запада, из Средней Азии до Ордоса, обложили хуннов данью. На юге Срединная равнина была объединена грозным царем Цинь Ши-хуаном, который вытеснил хуннов из Ордоса в 214 г. до н. э., лишив их пастбищных и охотничьих угодий на склонах хребта Иньшань и на берегах Хуанхэ. А хуннский шаньюй Тумань готов был на все уступки соседям, лишь бы они не мешали ему избавиться от старшего сына Модэ и передать престол любимому младшему сыну от очаровательной наложницы.

Тумань и его сподвижники были людьми старого склада, степными обывателями. Если бы все хунны были такими, то мы бы не услышали даже имени их. Но среди молодых хуннов уже появилось пассионарное поколение, энергичное, предприимчивое и патриотичное. Одним из таких новых людей был сам царевич Модэ. Отец отдал его в заложники согдийцам и совершил на них набег, чтобы они убили его сына. Но Модэ похитил у врагов коня и убежал к своим. Под давлением общественного мнения Тумань был вынужден дать ему под команду отряд в 10 тысяч семей. Модэ ввел в своем войске крепкую дисциплину и произвел переворот, при котором погибли Тумань, его любимая жена и младший сын (209 г. до н. э.).

Модэ, получив престол, разгромил восточных соседей, которых китайцы называли «дун-ху», отвоевал у китайцев Ордос, оттеснил согдийцев на запад и покорил саянских динлинов и кыпчаков. Так создалась могучая держава Хунну, население которой достигло 300 тысяч человек.

Тем временем в Китае продолжалась истребительная гражданская война. Если объединение Срединной равнины победоносным, полуварварским царством Цинь унесло две трети населения побежденных царств, а угнетение покоренных неизвестно сколько, то восстание всей страны против циньских захватчиков завершило демографический спад.