Увертюра к счастью - Элизабет Кейли

– Думаю, нам стоит подойти поближе, – сказал Лоуренс.

– Ты ведь говорила, что мы где-то в середине, – уточнил Уильям.

– Да, так и есть, – спокойно кивнула Фелиция.

Вот только Уильям предполагал, что «где-то в середине» – это ближе к концу, но уж никак не после отцов города! Кажется, Фелиция пользовалась большим уважением и популярностью, чем он думал.

– Просто я перед самым приемом послала чек на кругленькую сумму, – шепнула Фелиция ему на ухо.

От ее теплого дыхания Уильям почувствовал странный озноб.

– Нельзя же тратить деньги только на собственные удовольствия, – с самым серьезным видом заметила она.

Уильям понимающе кивнул. Да, он охотно верил в то, что Фелиция действительно хотела помочь нуждающимся, но еще она хотела оказаться на этом балу не в хвосте процессии. Почему бы и не получить за свои деньги местечко получше?

Почему-то эта мысль показалась Уильяму ужасно неприятной. Фелиция, словно почувствовав его настроение, усмехнулась и покачала головой.

– Будь моя воля, ни за что бы не пошла на эту ярмарку тщеславия, – сказала она, проходя через огромные двойные двери, украшенные резьбой. – Особенно сегодня.

– Мне казалось, тебе нравятся приемы и светская жизнь, – стараясь не слишком сильно артикулировать, заметил Уильям.

– Нравится, но только когда я чувствую себя отдохнувшей. Приемы и рауты – тоже работа, и часто гораздо сложнее оперной партии. Во всяком случае, после пения у меня так мышцы лица не болят.

Фелиция заговорщически улыбнулась ему и тут же нацепила свою шикарную сияющую улыбку. Уильям попытался воспроизвести ее и понял, что имела в виду его спутница: мышцы лица немедленно заныли.

Уж лучше я буду улыбаться, как мне хочется, подумал Уильям и бросил на Фелицию быстрый взгляд. И тут же его губы сами собой расползлись в не менее широкой улыбке. Несколько знакомых Фелиции не преминули заметить это и переглянулись. Уильям почувствовал, что не ошибся: завтра их отношения станут темой сплетен номер один. Почему-то Уильяму стало неприятно, так, будто он пустил кого-то рыться в своем ящике с бельем.

Я сам этого хотел, напомнил себе Уильям. А даже если и не хотел, это моя работа.

Бал шел своим чередом, где-то на галерее играл оркестр, несколько пар кружились в вальсе, но большинство гостей переместилось к столам с закусками. Уильям сразу же понял, что именно там будет идти самая активная общественная жизнь. Пока он не услышал и не увидел ничего подозрительного, да и вряд ли люди, затеявшие аферу с драгоценностями, будут на этом светском мероприятии, ведь все приглашенные сюда – персоны с именем, часто появляющиеся на страницах газет и журналов. Конечно, было бы здорово, если бы сейчас кто-нибудь из гостей подошел к Уильяму и предложил ему поучаствовать в краже драгоценностей, но агент Коммитейн уже давно разучился верить в сказки.

Сегодня можно расслабиться, подумал Уильям. Работа начнется завтра.

Он даже взял бокал шампанского, чего уже давно не позволял себе на подобных мероприятиях. Обычно ему приходилось работать под прикрытием, а когда он был самим собой, рассчитывать на подобные предложения не приходилось. Ну кто пригласит рядового агента Интерпола на благотворительный бал?

Не такого уж и рядового, позволил себе Уильям чуть хвастливую мысль.

В этот вечер он больше молчал, на вопросы старался отвечать односложно, понимая, что для его роли вполне достаточно просто восхищенно смотреть на Фелицию. Все, что было нужно, он уже сказал.

Наконец Фелиция начала извиняться перед окружающими за раннее исчезновение, ссылаясь на тяжелую работу. Все вокруг понимающе кивали головами и так же понимающе смотрели на Уильяма. На минутку он представил себе, что за мысли могли посетить их головы, и тут же предпочел не думать об этом. Фелиция должна остаться для него партнером. Ему не стоило думать о ней, как о женщине.

В машине Фелиция откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Только сейчас Уильям понял, как сильно она на самом деле устала.

– Не нужно было туда ехать, – мягко заметил он.

– К сожалению, если ты публичное лицо, просто приличных извинений не бывает достаточно. – Фелиция замолчала и потерла виски, пытаясь прогнать наступающую боль. – Ты отлично справился.

– Сомневалась?

– Я кошмарно вела себя в первые дни?

Уильям усмехнулся и внимательно посмотрел на нее. Тусклого света с улицы хватило, чтобы увидеть невероятное: Фелиция Лебьен покраснела!

– Да я и сама знаю, что была просто невыносима, – пробурчала она. – Но, в конце концов, я женщина! Иногда мне позволительны небольшие капризы.

Уильям предпочел лишь пожать плечами. Фелиция решила, что сказанного ею вполне достаточно в качестве извинений, и вновь прикрыла глаза, массируя виски.

– Мигрень? – сочувственно спросил Уильям.

– Угу, – кивнула Фелиция. – Просто наказание какое-то! Как только приедем домой, нужно будет сразу же выпить обезболивающее, иначе завтра утром я не смогу подняться с постели.

– И давно это у тебя?

– Как только мама утвердилась в решении сделать из меня оперную звезду. – Фелиция помолчала. Она не знала зачем, но ей почему-то захотелось рассказать Уильяму, почему она стала певицей, о своей матери, о детстве, посвященном музыке. Может быть, впервые в жизни ей хотелось пожаловаться, а рядом нашелся человек, способный понять?

– Моя мама преподавала музыку. Когда мне исполнилось года два, она поняла, что у меня абсолютный слух, и начала развивать мой голос. Знаешь, до двадцати пяти лет практически любого человека можно научить петь, конечно, не на оперной сцене, а так, чтобы домашние не выли, когда он поет в душе.

– Почему до двадцати пяти?

– Потом в связках происходят необратимые изменения. Старость, Уильям, подкрадывается незаметно.

– Да, я серьезно опоздал…

Фелиция благодарно улыбнулась ему и продолжила:

– Где-то около пяти лет мама поняла, что у меня не просто голос, а оперный голос. Она была хорошим педагогом и умела находить таланты. А еще умела заставить работать. В общем, в последний раз в куклы я играла в пять лет. Потом в моей жизни осталась только школа и занятия музыкой. И то мама исключила бы школу, если бы не опасалась санкций со стороны органов опеки.

– Она решила сделать из тебя звезду?

– Да, оперную певицу, хотела, чтобы я воплотила ее мечту. У мамы тоже был прекрасный голос, думаю, даже более сильный, чем мой, но ее карьера не сложилась, а из всех детей только одна я унаследовала ее способности.

– У тебя много братьев и сестер?

– Пятеро. – В голосе Фелиции не слышалось особенной радости или нежности.