Евангелие Люцифера - Том Эгеланн

Не скрою, что я представлял себе Дирка ван Рейсевейка ярко выраженным сатанистом, элегантным мужчиной дьявольского облика с проблесками седины на волосах и заостренными ногтями, сидящим в кожаном кресле с боковыми выступами вокруг головы, окруженным черными стеариновыми свечами, кошками и полуобнаженными рабынями, готовыми повиноваться любому взмаху руки этого супермена.

А действительность оказалась такой. Дирк ван Рейсевейк лежал на широкой кровати в спальне, пахнущей камфарой и болезнями. Он был тщедушным костлявым стариком, с возрастом утратившим былые силы и энергию, с бесцветными глазами и блеклой кожей. Под пушком на голове просматривалась лысина.

Занавески задернуты. Ночной столик и пол под кроватью заложены книгами и стопками бумаги.

— Господин Белтэ! — Он протянул мне руку. Его пожатие было вялым. Дыхание отдавало металлом.

— Называйте меня Бьорн.

— Я извиняюсь за все это, — он провел рукой вокруг себя, — но я очень болен. Годы похитили мое здоровье. Ну да ладно. Хватит об этом. Спасибо, что вы вернулись. Dank и![46]

— Спасибо за приглашение.

— Прежде всего позвольте вам представить Моник.

Моник…

Имя с сайта Мари-Элизы Монье…

Я удивленно оглянулся и взял ее руку. Маленькую и теплую. Когда я пожимал ее, возможно, нажал слишком сильно, она сделала почти незаметную гримасу. Как будто она не привыкла, что кто-то дотрагивается до нее.

— Она немая. Вы, наверное, удивились, почему она такая тихая.

— Бьорн, — назвал я себя. — Белтэ. Но это вы уже знаете.

— Не надо так кричать. Я сказал, что она немая, а не глухая.

— Извините.

— И кстати, она вовсе не отставшая в развитии или тупая. А совсем наоборот. — Его смех перешел в приступ кашля.

Из нагрудного кармана Моник вынула блокнот.

«Простите! Что так грубо прогнала вас!» — невероятно быстро написала она. Почерк был изящный и легко читаемый. Вперемешку английский и нидерландский языки. Я ожидал продолжения, но его не последовало.

— Все в порядке. Забудьте об этом.

Моник пододвинула мне стул. Сама осталась стоять, прислонившись к стене.

— А дьявольское Евангелие, которое привело вас сюда из далекой Норвегии? — спросил Дирк ван Рейсевейк.

Его фраза прозвучала как вопрос, но подразумевалось, скорее, что она будет воспринята мной как приглашение рассказать все, что я знаю. И я рассказал. Когда я закончил, Дирк долго общался со своими воспоминаниями.

Наконец он сказал:

— Во многих отношениях Евангелие Люцифера определило всю мою жизнь. Я не буду мучить тебя, дорогой Бьорн — позволь мне так к тебе обращаться, — своей манией. Но более всего на свете я хотел разгадать загадки, связанные с этим так называемым Евангелием. К сожалению, время и здоровье уходят от меня. Похоже, что все свои вопросы я унесу с собой в могилу. Правильно я понимаю, что текст, который ты привез из Киева, — это Евангелие Люцифера?

— Это всего лишь гипотеза. Поэтому я и приехал. Я надеялся, что вы поможете мне разобраться.

Дирк закашлялся. Моник помогла ему сесть. Когда кашель наконец кончился, она поправила подушку так, чтобы Дирк мог говорить сидя.

— Как ты нас нашел? — спросил он.

Я рассказал. Про сайт в Интернете. Про данные Моник и электронный адрес. Про письмо Мари-Элизы Монье. Про СМС-сообщение с ее телефонным номером. Про мои разыскания их адреса по телефону.

— Да, никто не может полностью защитить себя, — сказал Дирк ван Рейсевейк. — Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу быть в стороне. Это все. Очень многие… — Он резко остановил себя. — Бедняжка Мари-Элиза. Она приезжала к нам. Много раз. Что известно о ее убийстве?

— Очевидно, Мари-Элизу убили те же люди, которые раньше убили Кайзера и Королева. Способ убийства тот же. Есть явная связь. Только я не понимаю какая.

— Трагедия! Жуткое преступление. Мне не могло прийти в голову подвергать жизнь Мари-Элизы опасности. Я чувствую себя виноватым за ее убийство.

— А убийцы, — спросил я, — сатанисты?

Дирк ван Рейсевейк долго смотрел на меня, потом ответил:

— Сатанисты? Какой странный вопрос!

— Разве? Что противоестественного в том, что охоту за Евангелием Люцифера устроили сатанисты?

— А что ты знаешь о сатанизме?

— Не очень много. Это поклонники дьявола. Служат черные мессы, в которых христианские ритуалы и символы искажаются и подвергаются насмешкам. Они приносят в жертву грудных детей, поджигают церкви и устраивают оргии…

— Если ты имеешь в виду не фильмы ужасов, то те, о ком ты только что сказал, скорее бунтовщики и клоуны, чем настоящие сатанисты.

— А кто же такой настоящий сатанист?

Дирк ван Рейсевейк поудобнее устроился на кровати.

— Для этого надо понять, что такое сатанизм? Вера в Сатану как путеводная звезда индивидуума в жизни? Сатанизм не однозначная религия, а каша из альтернативных и противоречащих друг другу верований. Поклонников Люцифера больше привлекает философия, чем религия. Они считают, что Люцифер и Сатана — разные божества, что Люцифер более позитивен, чем Сатана. Иные религиозно-философские идеи выдвигает учение Телема, созданное в 1904 году оккультистом Алистером Кроули. «Делай что хочешь!» — основной постулат Телемы. Антон Ла-Вей,[47] основавший в 1966 году церковь Сатаны, создал разветвленный аппарат верования. В своих книгах главный упор Ла-Вей делал на индивидуализм, материализм и гедонизм. Дело в том, что большинство сатанистов имеют одну общую черту: стремление к мудрости, знанию и саморазвитию.

— А как насчет поклонения злу?

— Сатанизм не занимается злом. Это ему навязывают христиане. В теистическом сатанизме Сатане поклоняются как божественной силе, подобно тому как христиане поклоняются Богу. И только ценности у них разные. Хотя сатанисты поклоняются Сатане, они больше всего уважают свое «я» и индивидуализм. Христиане любят ближнего. Сатанисты любят себя самих. Но теперь я хочу задать вопрос, Бьорн. Как ты добрался до Джованни Нобиле?

— В Википедии я увидел ссылку на сайт университета в Оксфорде. Так я узнал, что в 1969 году Нобиле опубликовал в «Ревиста Теологика» статью о Евангелии Люцифера, в которой выразил сомнение в его существовании.

— Вот как. Теперь понимаю. Да, я читал эту статью. Нобиле мог ошибаться. Он отрицал бы существование Евангелия вплоть до того самого момента, как ему положили бы манускрипт на колени.

— Я позвонил в университет, где он когда-то работал, и попытался связаться с ним. Я поговорил с человеком, который знал его.