Работы. Мемуар - Александр Феликсович Борун

можно быстрее доказать всё начальству, сомневающемуся в его полезности!.. – Между прочим, помнится, они и зарплату предлагали больше, чем в других двух местах. Но прибор в ящиках и описанная перспектива меня не вдохновили. Я всё это уже проходил и знал, какое оно, это «вот-вот» с освобождением помещений. И какая научная работа возможна в условиях, когда надо срочно доказать начальству полезность прибора.

Другое место называлось «Центр поверхности и вакуума»65. Этот центр занимался не производством, а научными проблемами. Брать они меня собирались в аспирантуру. То есть тут наши цели совпадали. Прибор у них был не один. Всё оборудование – зарубежных фирм, выше классом, чем рязанское или питерское подражание. Более того, некоторое время казалось, что всё можно организовать в интересах всех: мой начальник лаборатории Филипченко сразу коротко сошёлся с начальником лаборатории во ВНИЦПВ, Запорожченко (кажется, Владимир Иванович). Они, кстати, были похожи не только фамилиями, но и по внешности, худощавые брюнеты с длинными тонкими «гоголевскими» носами. Кто-то думает, такой нос еврейский, так это ошибка, он средиземноморский, в России – южнорусский и украинский. Можно было сделать так, чтобы я работал в ЦПВ, а образцы туда возил из Саратова, ПУЛ за измерения что-то платил бы – и все довольны. А я как бы не окончательно порывал с заводом. И мог в то же время в своё удовольствие разрабатывать количественный анализ в Оже. В период этого благорастворения я, кстати, одолжил в ЦПВ на время серебряный образец для попытки калибровки нашего Оже-спектрометра. Всё было хорошо, но тут случилась, как я теперь думаю, какая-то интрига. Начальник Запорожченко и вообще всего этого Центра, фамилию теперь уже не помню, но кончалась, кажется, на -ский (возможно, Раховский, но не уверен), стал меня запугивать. А именно, что диссертацию-то я у них защищу, нет проблем. Но вот на работу они меня у себя после того не оставят, мест нет. – А, между прочим, – утверждал (Рахов?)ский, – кандидату наук найти место труднее, чем не защитившемуся специалисту66. – Не знаю, сколько было в его утверждениях правды. Жена потом говорила, что обманывал по крайней мере с местами, институт обязан оставить на работе защитившегося в нём бывшего своего аспиранта. А то бы институту не разрешили и в аспирантуру его принимать. Но я не уверен, всё же она совсем в другой сфере учёный. Вдруг порядки разные. Обязан – одно, а может ли практически избавиться – другое. Нусутх. Всё равно она это сильно позже говорила. Потому что это не та жена, первая, к которой я уехал из Саратова, а вторая, потом. Главное, что тогда на меня эти аргументы произвели впечатление. И я выбрал третье место, о котором сейчас расскажу. Теперь думаю, уж не с подачи ли бывшего начальника будущий предполагаемый начальник всё это говорил? Ну, чтобы я потом послушно уехал обратно в Саратов? Таких слов (Рахов?)ский, понятно, не произносил, но какой ещё мог быть смысл? В итоге запугал-таки, и вышло не то, на что рассчитывал Филипченко, если это, конечно, была его интрига. В ЦПВ в аспирантуру я не пошёл, в Саратов не вернулся. Потом встречал на какой-то конференции Запорожченко, он удивлялся, почему я к ним не пошёл? То ли эта интрига прошла мимо него, то ли делал хорошую мину при плохой игре. То ли забыл за незначительностью.

Между прочим, это хорошо, что я туда не пошёл. Размещались они в здании Даниловского монастыря, это который на берегу Москвы реки под обрывом, на котором наверху выстроен «Одеколон» – здание Президиума Академии наук. Когда началось потом возвращение церкви её прежних помещений, Даниловский монастырь не захотел ждать, когда это произойдёт само собой и предпринял хитроумную интригу. Трёхходовую. Сперва пустил к себе частную школу Поливановой. В которой тогда как раз училась Настя. И под предлогом, что школе нужно место, стал торопить этот самый ЦПВ убраться от них. А тот уже пребывал в очень плохом состоянии. Запорожченко (по слухам) уехал в Германию, (Рахов?)ский (по слухам) в Израиль, среди оборудования бродила парочка сотрудников, и, хотя их согласился приютить какой-то институт на окраине Москвы… Теперь не помню, какой, помню, что у его здания высота была линейно переменной, то есть верхний край дома наклонный, не знаю, как с этим внутри справились проектировщики. Он мне подал идею такой детали в фантастическом боевике «Агент 008 в Зазеркалье». Там такая длинная лестница без поворотов, через всё здание выходящая на крышу… Нусутх. Здание я видел, потому что родителей учившихся в поливановской школе детей призвали поработать грузчиками. Потому что сами сотрудники ЦПВ не справились бы с перевозкой всего своего оборудования. Так я посетил ЦПВ второй раз, совсем в другой роли, не соискателя места, а судебного пристава, выселяющего должника с этого самого места. Интрига, кстати, кончилась таким третьим ходом: монастырь стал категорически настаивать, чтобы школа стала церковно-приходской. Поливанова не согласилась. У неё свои понятия о том, чему учить детей, довольно, кстати, новаторские и оригинальные, потому она и основала частную школу. Раньше она пыталась эти идеи проводить в государственной школе № 57, тоже, вроде бы, прогрессивной, но даже там встретила непонимание и оттуда ушла. Монастырь созвал родительское собрание и попытался «переизбрать» директора. Что тоже полная чушь, никто этого директора не выбирал, и вообще это не просто директор, а основатель и идейный вдохновитель школы. Родители, естественно, отказались. Монастырь, который, естественно, заранее предвидел результат, с лицемерным сожалением сообщил, что сделал всё, что мог, и, раз ничего не вышло, эта школа ему не подходит. И попросил очистить помещение, отобранное с помощью школы у ЦПВ. Хотя, на самом деле они и не в этом помещении были. Значит, вообще очистить – для настоящей единоверческой школы. А вы говорите, иезуиты, иезуиты. Что иезуиты? Наши православные батюшки тоже не лыком шиты. Ха, рифма получилась. Но это я забежал далеко вперёд. Просто кстати к теме про ЦПВ пришлось.

Московская лаборатория ИПТМиОЧМ

А тогда я поступил в ИПТМиОЧМ – Институт проблем технологии микроэлектроники и особо чистых материалов. Располагается он в Черноголовке, но у него есть московская лаборатория под руководством Мордковича. Она помещается в институте ядерных исследований (ИЯИ), что на территории ФИАНа, напротив универмага «Москва» на Ленинском проспекте. Занимая там, в основном, подвал, и не особо большую комнату кроме него. В подвале стоит принадлежащий (принадлежавший?) ИЯИ ускоритель с энергией, кажется, 460 кэВ, безнадёжно устаревший для этих самых ядерных исследований, но пригодный для имплантации одних веществ в другие. Что можно применить для создания