Аберацио Иктус - Димитр Пеев

Попов внимательно разглядывал сидящих перед ним людей. Хубавеньский склонил голову над протоколом допроса, а лица Консулова и Антонова ничего не выражали.

— Что означает этот вопрос? Почему вы меня спрашиваете об этом?

— Отвечайте.

— Не помню.

— Вспомните, это было не так уж давно.

Попов немного подумал и категорически отрубил:

— Не могу вспомнить, и все. Другие вопросы имеются?

— Найдутся. Знаете ли вы Пенку Бедросян?

— Пепи? Конечно, я ее знаю.

— Расскажите, с каких пор вы ее знаете, как познакомились, какие отношения сложились между вами. В общем все.

— Как, все хотите знать? Не понимаю, зачем вам нужны сведения о моей личной жизни.

— Мы любопытные. Итак, я жду…

— Напрасно ждете. Я не собираюсь ничего вам рассказывать.

— Хм-м. Вы знаете, где находитесь?

— Хорошо знаю — в милиции. Что, бить будете?

— Управление народной милиции, Попов, большое учреждение. А вам ясно, где конкретно вы находитесь, в каком отделе?

— Надеюсь, вы мне разъясните.

— В следственном. Но и этого еще недостаточно. Вами более плодотворно могла бы заняться хозяйственная милиция. Интерес вы представляете и для специалистов по нравственности. Но мы не то и не другое. Вот, товарищ капитан — из криминального отдела городского управления, а я старший следователь отдела, который занимается только самыми тяжкими преступлениями и убийствами. Только!

— Ах, как страшно!

— Страшно, Мери, страшно, — перебил его Консулов. — За хозяйственные и моральные преступления вы еще получите несколько лет. Может быть, три, а может быть, пять… Но… есть и другое. Вы, как я понял, знаете Уголовный кодекс. Вспомните статью сто шестнадцатую и особенно ее девятый пункт о предумышленном убийстве. Это карается лишением свободы сроком от пятнадцати до двадцати лет, а в особо тяжких случаях и смертью. Могу вас заверить, что в вашем случае, при двух судимостях, при беспрерывных мелких и более значительных проступках, которые нам еще предстоит раскрыть, при конкретных обстоятельствах недавнего убийства, суд признает ваш случай как «особо тяжкий».

— Какой мой случай? Какое убийство! На что вы намекаете?

— Совсем не намекаем, а прямо говорим — ваша старая приятельница Пепи, о которой кто знает почему вы отказываетесь давать показания, убита! Она, как стало нам известно, имела торговые и всякие другие отношения лично с вами. Вы же ей не раз угрожали, что «поставите свечку». У вас что, нет алиби на двадцать первое апреля, на понедельник? Что вы упираетесь?

— Достаточно. Раз вы считаете, что это я… убил Пепи?

— Я ничего не считаю, я только спрашиваю.

— Никого я не убивал! Нет! Нет! — выкрикнул Попов. За все это время он в первый раз по-настоящему разволновался. — Вы специально хотите пришить мне убийство. Не можете найти настоящего убийцу и выбрали меня… Нет, это у вас не получится!

— Есть только один способ, чтобы этого не произошло, Попов. И он в том, чтобы вы рассказали все, что знаете, и хорошее и плохое, без боязни за мелкие прегрешения… Убедите нас, что вы говорите правду и только правду. Дайте нам возможность оценить это…

— Вам?!

— Об убийстве потом. А сейчас скажите, с какого времени вы знаете Пепи?

— Давно. Еще в Плевене. Школьная любовь, первая любовь у Пепи.

— Которая стоила ей очень дорого.

— Любовь без жертв не бывает. Зато я сделал из нее женщину!

— Спокойнее, Попов, спокойнее! Разве вы не видите, разве не в состоянии понять человеческую, трагическую сторону вашего поступка? Вы же разбили ей всю жизнь. Ее исключили из школы, из комсомола…

— Велика потеря! Даже если бы она и закончила школу, эта комсомолка сегодня была бы делопроизводителем в какой-нибудь сельской кооперации. А вы знаете, как она жила в Софии, после того как я ей «разбил жизнь»? Я сделал из нее человека!

— Значит, ее благополучие — ваша заслуга?

— Она моя воспитанница.

— Хорош воспитатель, ничего не скажешь! — воскликнул Консулов.

— И как же закончилась ваша любовь? — спросил Антонов.

— Как и всякая другая. Арриведерчи миа кара бамбина[10].

— Так просто… арриведерчи… и все?

— Конечно, все, а вы что хотели, чтобы я женился на ней! Впрочем, она этого хотела. Даже пробовала меня окрутить. Заявила, что беременна, что у нее будет ребенок. И что от меня! Классическая хватка при отлове дураков…

— А была ли она беременна на самом деле?

— Пустое.

— И каким же образом вы с ней расстались? Без скандалов, тихо-мирно?..

— Куда же ей деваться? Только скандалы ей были нужны да желание раструбить среди всех плевенских сплетников о том, что у нее будет незаконный ребенок.

— Джентльмен, ничего не скажешь.

— О каком джентльменстве здесь может идти речь? Во-первых, она не была беременна. Во-вторых, если и была, то не от меня. И в-третьих, а если и от меня, то пусть делает аборт!

— Хм-м. Но вы все-таки вопреки всему продолжали вашу дружбу, а точнее — деловые связи. После того как вы сказали ей «арриведерчи», она вас разыскивала? Или вы сами вспомнили о ней?

— Через несколько лет мы случайно встретились в Софии.

— А до этого ничего? Как-то легко вы вышли из игры. Разве ей было все равно, что вы обманули и бросили ее?

— А что было делать! Со злости или со стыда, но она покинула Плевен. Отправилась в Софию… Не говоря мне об этом. Правда, через какое-то время я получил от нее телеграмму из Ихтимана. Она звала меня туда.

— А вы… поехали к ней?

— Нет. В это время я был уже на море, работал барменом на «Посейдоне». Произошло это где-то в мае следующего года. Телеграмму получила моя мать. Она отдала ее мне, когда я вернулся в Плевен.

— И что было в телеграмме?

— «Приезжай сразу же больницу Ихтиман. Очень важно». Или что-то в этом духе.

— Но почему в Ихтиман? И что произошло там с ней? Вы этого не поняли и не спросили об этом после?

— Спрашивал я ее раз-другой, но она все усмехалась как-то загадочно. Сказала только, что это давно забытое прошлое, что если уж я не откликнулся на ее призыв, то сейчас мне нечего и спрашивать,

— Каким образом началась ваша дружба в Софии?

— Я случайно встретил ее в «Шляпе».

— Как это еще в «шляпе»?

— Ну, одно заведение, кафе «Динамо» на улице Басила Коларова… Мы его называем «Шляпой» из-за зонтиков от солнца над столиками. Наверное, это наши пижоны-интеллектуалы выдумали…

— Хорошо, встретились, а потом? Расскажите подробнее о ваших взаимоотношениях полностью, до самой ее смерти.

И Попов рассказал все довольно подробно, но явно скрывал самое главное. Было ли главным убийство или же спекуляция иностранным дефицитом?

— А сейчас скажите, — продолжал Антонов, — у вас были какие-либо неприятности с Пепи, скандалы, например?

— Разве ж можно без этого! Кричали друг на друга. Довольно часто. Пепи была настолько жадна, насколько и упряма.

— А вы были бескорыстным филантропом?

— Она ругалась как мужик!

— А кто ее научил?

— Жизнь, гражданин следователь.

— Скажите мне, а какое «большое дело» вы недавно ожидали?

— Было оно, «большое дело». Это с арабом. Разве не «большое»? Если бы вас не было, не менее тысячи левов лежало бы у меня в кармане…

— Значит, так. А нет ли здесь чего-нибудь другого, еще серьезнее?

— Что, разве тысяча левов «не серьезная» сумма? Сколько бы вы вкалывали за них!

— Каким образом Пепи держала вас в своих руках?

— Не понимаю.

— Так много раз она хвасталась перед некоторыми своими знакомыми.

— А, все это сплетни! Если же она об этом болтала, то напрасно — порисоваться хотела. Насколько я был в ее руках, настолько и она была в моих руках. В общем, зря вы меня расспрашиваете о Пепи. Ищите в другом месте!

— И все-таки я хочу, чтоб вы рассказали, как провели день после обеда и вечер двадцать первого апреля. Мне любопытно узнать ваше алиби.

— Нет никакой необходимости в алиби. Пепи я не встречал уже долгое время, в течение нескольких недель до этого дня. Если не больше! Но поскольку вы интересуетесь этим днем… то, наверное, я его проводил как всегда… После обеда в каком-нибудь кафе с приятелями или с бабами. Вечером, наверное, где-нибудь в ресторане, а может быть, перебрасывались в картишки…

Когда Мери увели, пробило десять вечера. Все трое были чертовски голодны и усталы. И хотя Консулов попытался начать разговор, Антонов остановил его: «На сегодня хватит, Крум!» Он проводил обоих до ближайшей закусочной, где жарили последние люля-кебабы, а сам отправился к остановке трамвая. В соседнем скверике он закурил — какую уже сигарету за день? Допрос этого наглого мошенника и развратника его разочаровал, хотя какое-то внутреннее чувство подсказывало Антонову, что Мери не то лицо, которое им нужно. В общем, этот случай был прямо-таки заколдованный. Загадочный убийца действовал каким-то очень хитрым и тонким способом, едва ли не с помощью сверхъестественных сил. Или же… случай был настолько прост, что ослепил их. Прост, как колумбово яйцо!