Разбойничья злая луна - Евгений Лукин

— Госу…

— Молчи‼ Ради такой великой цели Альраз даже пожертвовал своим родным дядей, караванным Хаилзой!.. — Страшный сухой смешок государя бросил досточтимого Тамзаа в холодный пот. Улькар запнулся, нахмурился. — Кстати, он жив?

— Не знаю, государь… Возможно, Шарлах взял его заложником… — Сановник взглянул на Улькара и испуганно смолк.

— Шарлах… — выдохнул тот, и глаза его остекленели. Тамзаа с трепетом ждал, что он скажет дальше, но государь молчал, потом вздохнул прерывисто и резко повернулся к сановнику. — Ты найдёшь мне Шарлаха, — негромко приказал он. В голосе его уже не было гнева, в нём звучала лишь усталая беспощадная решимость. — Мне не важно, что там случилось с Хаилзой, мне не интересна судьба каравана… Но найди мне Шарлаха, досточтимый! Бочка с морской водой должна быть здесь в течение одной луны.

— Государь!..

— Хорошо, двух! — Улькар вновь усмехнулся, глядя на застывшего от горя сановника. — Ты это дело начал, ты его и закончишь. Итак, две луны. Две луны, досточтимый! Кстати, это касается и твоего нового друга Альраза, можешь ему так и передать… Хотя не надо, я его сам обрадую. А сейчас садись и пиши.

Воскресший Тамзаа, всплеснув алым шёлком, кинулся к столу и, заняв место секретаря, уставился на Улькара. Спохватился, наколол на дощечку чистый разлинованный пергамент, развинтил одну из чернильниц, выхватил из стеклянной кимирской вазочки заточенное перо и вновь воззрился на государя.

— Улькар, государь и повелитель Единой Харвы, непостижимый и бессмертный, — покусав нижнюю губу, начал диктовать тот сквозь зубы, — повелевает своему слуге…

— …повелевает… — шептал досточтимый Тамзаа, склоняясь к столу и скрипя пером, — своему слуге…

Миновав строй охраны, подобный ряду статуй из чёрного гранита, потрясённый сановник дошёл до конца коридора, свернул направо и лишь там позволил себе пошатнуться с тихим стоном.

— Вар-ран!.. — в тихой ярости выговорил он. — Самый тупой из варанов!..

Даже он при своей ненависти к досточтимому Хаилзе недооценил всей глупости красномордого караванного. Допустить мятеж на головном корабле чуть ли не в первый день похода!.. Горе стране, имеющей таких полководцев…

Добравшись до своих покоев, Тамзаа бросил исписанный под диктовку государя свиток на стол и некоторое время бессильно обвисал на стуле. Потом собрался с силами и кликнул Ирву.

— Мне нужен Шарлах, — бросил он без предисловий. — Достань мне Шарлаха. Хоть из моря вынь, но достань.

И вновь ни малейшей боязни не отразилось в больших карих глазах секретаря. Ирва молча вынул покрытую воском дощечку и кипарисовое стило.

— Кто он?

Досточтимый Тамзаа въелся глазами в невозмутимое смуглое лицо юноши. В дела, связанные с поимкой знаменитого разбойника и подготовкой каравана для досточтимого Хаилзы, он секретаря по некоторым соображениям не посвящал, так что вопрос Ирвы прозвучал вполне естественно. Должно быть, у досточтимого просто разыгрались нервы: опять померещилось, что молчаливый широкоскулый юноша знает куда больше, чем ему положено знать.

Нехотя он объяснил в двух словах, о ком идёт речь, не упомянув, естественно, ни о море, ни о просмолённой бочке на головном корабле каравана. Ирва занёс данные на покрытую воском дощечку и склонился, ожидая дальнейших приказаний.

Досточтимый Тамзаа долго хмурился и молчал. Наконец решился.

— Пошли гонца к Альразу… И чем быстрее, тем лучше. Мне нужно с ним встретиться. С глазу на глаз.

Вот теперь секретарь был поистине ошеломлён. Родственники первой жены государя Ринад, сплотившиеся вокруг Тамзаа, и родственники второй жены Айют, во главе которых стоял Альраз, отношений друг с другом не поддерживали. Если, конечно, не брать во внимание постоянные интриги и куда менее частые отравления. Ирва поднёс было стило к восковой дощечке, но сановник коротко тряхнул головой, и кипарисовый стерженёк отдёрнулся. Записывать такое было неразумно, да и просто опасно…

Оставшись один, досточтимый Тамзаа позволил себе не спеша выцедить кубок прохладного вина, однако развеять тягостные раздумья ему так и не удалось. Победа обернулась поражением. Гнев государя обрушился не на незадачливого Хаилзу, а на самого сановника. Мысль о том, что красномордого дурака-караванного, должно быть, нет в живых, также не утешала…

В таком-то вот угрюмом настроении и застал своего господина довольно быстро вернувшийся Ирва.

— Что? — нахмурился досточтимый.

— Альраза сейчас во дворце нет. Я отправил гонца к нему домой. Относительно же Шарлаха…

Досточтимый Тамзаа удивлённо вскинул голову. Нет, без сомнения, его секретарь был каким-то дивом в своём роде. Неужели за то время, пока сановник прихлёбывал вино и предавался мрачным размышлениям, Ирва ухитрился что-то разузнать о Шарлахе?..

— Да?

— Сегодня перед рассветом в такырах Талланы была разбита торговая каторга. Утром владелец остановил почтовик, идущий в Харву из тени Ар-Нау, и передал с ним жалобу.

— Глупец, — презрительно фыркнув, изронил сановник. — Теперь ещё и судна лишится… А при чём здесь Шарлах?

— В жалобе сказано, что нападавшие шли на почтовой каторге. Насколько мне удалось выяснить, кроме Шарлаха, никто никогда не захватывал подобного судна. Кроме того, владелец прямо утверждает, что ограбил его именно Шарлах.

С этими словами Ирва наклонил голову и вручил досточтимому свиток с жалобой. Тот поспешно развернул его и уставился на корявую вязь. Несомненно, владелец ограбленного судна писал жалобу сам.

— Таллана… — хрипло сказал наконец досточтимый Тамзаа, вскидывая обезумевшие глаза. — Но это же совсем близко к Харве! Чего же ты мешкаешь?!

— Боевая каторга «Геккон» вот-вот должна выйти из южного порта, — ровным голосом известил Ирва.

Тамзаа недоверчиво, чуть ли не с суеверным страхом покосился на своего секретаря. Потом всмотрелся повнимательней и снова забеспокоился.

— Что-нибудь ещё?

— Нет, — после секундного колебания ответил тот. — Но я бы на всякий случай послал в Зибру распоряжение нагрянуть в тень Ар-Кахирабы и в Турклу.

— Не понимаю.

— Ap-Maypa в своей жалобе утверждает, что мятежный караван направился к югу, — объяснил Ирва. — Значит, либо Пьяная тень, либо Туркла.

— Но ведь налёт был четыре дня назад! За это время запросто можно побывать в Туркле и снова подняться к северу! — уже раздражаясь, бросил Тамзаа. — Что тебя смущает?

— Меня смущает отсутствие двух остальных кораблей, — бесстрастно ответил секретарь.

— Н-ну… — Досточтимый несколько замялся. — Шарлах мог продать их в той же Туркле и оставить себе одну только почтовую каторгу…

— Я бы на его месте постарался избавиться именно от почтовика, — задумчиво заметил Ирва.

— Да, но владелец-то утверждает, что ограбил его Шарлах, а не кто-нибудь иной!

— Да… — вновь поколебавшись, сказал секретарь. — Но, во-первых, владелец мог неправильно понять грабителей. А во-вторых, сами грабители часто называют шайку именем главаря.

— То есть ты хочешь сказать, что Шарлах разделил свои силы? — Сановник тревожно задумался. Потом решительно кивнул: — Ты прав. В любом случае вреда от этого не будет. Да и флот Зибры что-то застоялся в последнее время. Пусть сходят в Турклу и в Ар-Кахирабу. Такие походы только на пользу…

Не исключено, что рассудком Улькар повредился именно из-за бесконечных склок, в которые его втравили родственники жён. Во всяком случае, бессмертным он себя объявил сразу после того, как оба враждующих семейства подступили к нему с двух сторон, смиренно и настойчиво умоляя назвать наследника. На отцовский престол в будущем претендовали пятнадцатилетний Льяга, сын Ринад, и одиннадцатилетний Авл, сын Айют.

Добром это дело не кончилось — Улькар закусил удила. Его, победителя Кимира, ставили перед выбором! Его, можно сказать, хоронили заживо! И кто? Вчерашняя мелкая знать, поднявшаяся лишь потому, что древние роды Харвы сгинули в огне мятежа, опрометчиво приняв сторону Орейи Четвёртого!

Уже утром следующего дня грянул указ о бессмертии государя. Возможно, Улькар решил таким образом раз и навсегда разрубить затянувшийся намертво узел дворцовых интриг. Действительно, какие могут быть наследники, если государь бессмертен? Досточтимый Сейта осмелился ужаснуться, и это стоило ему головы. Попытались воздействовать на Улькара через первосвященников. Результатом были разрушение храма Четырёх Верблюдов и указ о божественной сущности государя. И жители Харвы притихли испуганно, тогда лишь сообразив, что правитель их безумен.

Тем не менее борьба за наследство продолжалась. Мало кто при дворе понимал слово «бессмертный» буквально. В большинстве своём сановники искренне полагали, что бессмертие государя есть некий символ власти, не более. Тот же Орейя Четвёртый, к примеру, именовался ослепительным, но ведь не светился же!