Записки советской переводчицы - Тамара Солоневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ростов один из таких узлов, и англичане увидели тут впервые эту картину. Они в душе очень поражены, но, так как Россия для них вообще варварская полуазиатская страна, они стараются faire bonne mine au mauvais jeu[13]. Они, если и задают вопросы, то очень осторожно. Слуцкий с утра до вечера в нашем вагоне, он все время ведет обработку. Просит задавать вопросы и умело и хитро переплетает каждый ответ и каждое объяснение с параллельными полувопросами насчет английских условий и законов. Против его большевицкой техники английской наивности трудно устоять. Я все еще не совсем точно знаю, кто он и что он. Какую роль он играет. Ясно пока одно — он политический руководитель нашей делегации. О нем я напишу отдельно.
Англичане получили в Ростове ряд писем из Англии. И Федерация Горняков, и Кук, и их родные беспокоятся, что они так долго — уже больше трех недель — ездят по СССР. И все просят их вернуться. Но Горбачев и Слуцкий во что бы то ни стало хотят показать им еще и Кавказ. Поэтому я слышу, как Горбачев говорит Софье Петровне, которая переводит ему английские телеграммы:
— Это все задержим до Тифлиса. А оттуда уже не страшно, все равно пешком не уйдут.
Вечером в нашем купе, как обычно, собираются делегаты и делегатки. Политикой они не любят слишком долго заниматься. Заводят песни. Ах, эти милые английские песенки, полные юмора и веселья. Замечательно, как взрослые, даже убеленные сединами, горняки преображаются, когда их поют. Искорки веселья загораются в их глазах, морщины на лбу разглаживаются, и все они, будь они из — Шотландии, Уэльса или Кента, — поют так стройно, как будто бы они всю жизнь пели в одном хоре.
Чаще всего они поют две песенки, одинаково наивные и одинаково трогательные именно этой своей наивностью. Первая о «трех слепых мышах», очень мелодичная, с припевом.
Один затягивает речитативом:
Three blind mice,Three blind mice.See, how they run,See, how they run.
Остальные подхватывают:
They run after the farmer's wifeShe cuts off their tail with a carving knifeDid ever you see such a thing in your life,As three blind mice![14]
А вторая песенка забавна по своему построению. С каждым новым куплетом темп все ускоряется, и под конец только очень испытанный в этих делах специалист не сбивается и поспевает за этой скороговоркой:
One man went to mow,Went to mow a meadow,One man and his dogWent to mow a meadow.Two men went to mow,Went to mow a meadow,Tho men and their dogWent to mow a meadow.[15]
И так далее, до момента, когда
«Двенадцать человек пошли косить,Пошли косить луг.Двенадцать человек со своей собакойПошли косить луг».
Потом куплеты следуют обратно, все понижая число человек до одного. Эта песенка хороша тем, что уже в середине большинство поющих непременно собьется, получается веселая каша, и все кончается общим смехом.
Я очень хотела бы, в свою очередь, продемонстрировать англичанам и наши комические песни, особенно украинские, вроде:
Ой, що-ж це за шум учинився?Це комарік тай на муси оженівся…Узяв соби жінку невелічку,Що не вміе шіти-прясти чоловічку.
Но у меня, к сожалению, нет достаточно компетентной компании, так как Софья Петровна все время занята «высокой» политикой, а Боярский — родом из Бердичева и песнями мало интересуется. У него все время какие-то темные операции и вычисления, так как на нем лежит снабжение делегации продуктами, открытками, марками, визами, папиросами и прочим. С момента отъезда из Москвы каждый делегат получает неограниченное количество самых лучших «кремлевских» папирос, которых в обычной продаже не достать. Кроме того, на Боярском лежит обязанность вообще заботиться о делегатах. Если, например, кому-нибудь нужно полотенце, носовой платок, чулки, даже непромокаемое пальто, он должен все это достать. В Ростове, например, все делегаты получили по паре галош, которые с гордостью потом увезли к себе в Англию. Понятно, что Боярский старается провести все эти операции с максимальной для себя прибылью. Поэтому ему не до украинских песен. Делегаты и особенно делегатки смотрят на него в некотором роде, как на благодетеля, относятся к нему с неизменным уважением и говорят:
— What a kind man this Bojarski![16]
***Так незаметно добрались мы до Грозного. Здесь был снова торжественный прием и большевики устроили делегации банкет в инженерном клубе. После банкета нас повезли осматривать нефтяные вышки. Как известно, в самой Англии нефти нет, и поэтому англичанам здесь все было внове и очень интересно. Расспрашивали подробно о процессе производства и записывали старательно ответы в свои блокноты. Вспоминаю, между прочим, и такой случай. Засаленный и грязный рабочий кряхтит у насоса, которым выкачивают нефть из недр. Мы подходим и Вольтон спрашивает:
— Сколько вы получаете в неделю?
— Сорок рублей.
— Сколько это будет на английские фунты? — обращается Вольтон ко мне.
Мне так и хочется сказать ему, что ведь советский рубль далеко не полноценен, что если по курсу эти сорок рублей и составляют два английских фунта (это было до всяких девальваций достопочтенного фунта), то по покупательной способности — это не более, чем десять шиллингов. И я оглядываюсь по сторонам. Как будто никого опасного около меня нет.
— Это два фунта, говорю я, но цены на хлеб и прочее выше, чем у вас в Англии, так что на самом деле это меньше, чем два фунта.
— О, говорит мистер Вольтон, — а мне Слуцкий еще сегодня утром говорил, что цены на продукты в Советском Союзе значительно ниже наших. Как это возможно?
— Что они говорят? — справляется рабочий.
— Он сравнивает вашу зарплату с зарплатой английского горняка.
— Да он разве тоже горняк? — удивляется рабочий. — Ишь ты, а как хорошо одет, нам бы пиджачок такой. Из Англии, значит? А сколько же он там зарабатывает?
— Восемьдесят рублей в неделю.
— Вот это да. Живут, значит, ничего себе. А еще бастуют черти.
Я, конечно, не рискую перевести последней фразы Вольтону, к нам как раз подходит коммунист Ллойд-Дэвис. Он вечно около меня крутится, видно от ячейки задание получил. Разговор обрывается. Вечером Вольтон ловит меня во дворе инженерного клуба;
— Camrade Тамара, не можете ли вы назвать мне цены на важнейшие продукты?
Что мне делать? Ведь если я их перечислю, он запишет их, а затем будет везде ими оперировать при беседах и со Слуцким, и с другими коммунистами. Я говорю, что составлю ему список на днях. Хорошо, что он этим удовлетворяется. Я же надеюсь как-нибудь узнать у Слуцкого, что такое он навыдумывал Вольтону о ценах. Может быть, перед самым отъездом делегации в Англию, мне и удастся подсунуть Вольтону настоящие цены. Пусть хоть поздно, но узнает правду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});