Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века - Сергей Зеньковский

По своим настроениям и тону выпущенная в 1648 году “Книга о вере” вполне гармонировала с “Поучениями Ефрема” и “Кирилловой книгой”. Она была составлена в Москве справщиком отцом Михаилом Роговым, главным образом на основании работ также западнорусского писателя Нафанаила, игумена Киевского Михайловского монастыря. Она, как и “Поучения” св. Ефрема, была издана уже в то время, когда боголюбцы, теперь возглавляемые не только Нероновым, но и царским духовником Стефаном Вонифатьевым, целиком руководили судьбами русской церкви. Большинство ее глав были также посвящены полемике с западными богословскими работами и разъясняли православное учение. В конце книги особая глава трактовала вопрос конца мира и возможного торжества антихриста. Выдержанная в строгом духе православия, “Книга о вере” давала русскому читателю необходимое оружие для защиты его веры от нападок западной критики и вскоре стала незаменимой настольной книгой русских церковных людей. В первый же день ее продажи, 22 июня 1648 года, она разошлась в числе 118 экземпляров, а в течение первых трех месяцев было распродано более 850 ее экземпляров[65]. Интерес к “Книге о вере”, к “Кирилловой книге”, “Поучениям” Ефрема Сирина и другим богословским трудам, выпущенным Печатным двором, подчеркивает интенсивность религиозных настроений Московской Руси середины XVII века, Русские люди осознали необходимость лучшего понимания своей веры и искали большей напряженности в своей религиозной жизни. Они хотели лучше понять смысл христианства, нервно, напряженно ставили вопрос о судьбах мира, стремились определить место своей страны и своей церкви в историческом процессе.

Интерес к прошлому русской церкви сказался в издании житий св. Сергия и св. Никона, основателей Троицко–Сергиевой лавры, в которой работал и учил преподобный Дионисий. Написанное еще в конце XIV века Епифанием Премудрым, это житие вышло теперь в редакции и с прибавлениями Симона Азарьина, одного из любимейших учеников Дионисия. Окончив свою работу над изданием житий св. Сергия и Никона, Азарьин принимается, по настоянию Неронова, за житие их общего учителя и к 1652 году заканчивает с помощью отца И. Наседки подробную биографию троицкого архимандрита. К сожалению, ввиду наступившей церковной смуты, вызванной патриархом Никоном, житие преподобного Дионисия вышло из печати только спустя многие десятилетия.

Быстро расширявшаяся работа Печатного двора требовала все большего и большего числа специалистов — богословов, грамматиков и знатоков греческого языка. Хотя среди ученых людей Московской Руси того времени было немало знатоков латинского, польского, а среди дипломатов даже немецкого языка, тем не менее там было очень мало квалифицированных специалистов, знавших одновременно хорошо богословие, литургику и греческий язык. Правда, такие отдельные церковные люди, как Арсений Глухой, Арсений Суханов, Спиридон Потемкин, дьякон Федор и другие, знали греческий, а некоторые из них даже и древнееврейский, но число их было все же очень невелико. Подготовка их для сложного дела перевода и издания богословских и богослужебных трудов была тоже не всегда достаточна. Поэтому правительство и церковь обращают теперь свои взоры к Киеву, где в 1630–х годах была создана отличная Духовная Академия, и просят киевского митрополита Сильвестра прислать в Москву нужных специалистов. В 1649 году приезжают Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий[66]. По приезде своем они сейчас же принимаются за переводы книг Иоанна Златоуста, Афанасия Великого, составляют новые службы и налаживают преподавание греческого языка среди московских монахов и духовенства[67]. Помимо них в Москве появляется все больше и больше других киевских монахов, южнорусского духовенства, греков, посланцев восточных патриархов, епископов Ближнего Востока и Балкан, которые ищут защиты и денежной помощи московского правительства. В течение нескольких лет (1645 —1650) Москва вырастает во влиятельный православный центр, к голосу и политике которого прислушиваются и западноруссы и православное население Востока, которое начинает все чаще и чаще смотреть на православную Русь с надеждой на избавление от турок. Этот рост влияния и духовных сил Москвы находился в связи с усилением движения “боголюбцев”, как называли себя Неронов и его друзья, и их новыми успехами, но на этот раз уже в Москве и в самом правительстве Руси.

Примечания

[51] Зернова А. С. Указ. соч. С. 11—14.

[52] Там же. С. 50 (№ 136).

[53] Николаевский П. Ф. Московский печатный двор. // Христианское чтение. 1890. Т. II. С. 457; Голубцов А. П. Прения о вере, вызванные делом королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны. М., 1908. С. 116, 124; Pascal P. Op. cit. P. 65.

[54] Деяния собора 1649 г. / Под ред. С. А. Белокурова // ЧОИДР. 1894. Т. IV. С. 49—51 (Михаил Рогов пострадал одновременно с Нероновым в 1653 году, хотя патриарх Никон придумал для него и особое обвинение. См.: Материалы для истории раскола… Т. I. С. 155).

[55] Зернова А. С. Указ. соч. С. 54—136.

[56] Голубцов А. П. Указ. соч. С. 111—117; Николаевский П. Ф. Московский печатный двор // Христианское чтение. 1890. Т. II. С. 457.

[57] Соболевский А. И. Образованность Московской Руси в XV‑XVII вв. СПб., 1894. С. 5—12 (Все данные Соболевского относятся только к мужскому населению).

[58] Очерки истории СССР. Т. 5 (Период феодализма. XVII век). С. 555—556.

[59] Там же. С. 558—555.

* Как ни странно, в начале следующего века, века “европеизации”, западных влияний и петровских реформ, грамотность значительно падает. Причиной этому, видимо, явились разгром русского духовенства и монашества при Петре и более тяжелое положение крестьянства, попавшего еще в худшие условия полного крепостного права, чем в XVII веке.

[60] Сборник поучений патриарха Иосифа был издан около 1642 года. См.: ААЭ. Т. IV. С. 155, 481, 487 (Патриарх Иосиф правил с 1642 по 1652 г.).61 Книга иже во святых отца нашего Кирилла, архиепископа Иерусалимского на осмiй век (тщан. о. Мих. Рогова). Москва, Печатный двор, 1644. С. 272 (далее: Кириллова книга). 62 Там же. С. 271.

[63] Зернова А. С. Указ. соч. С. 198, 202, 237, 242.

[64] Pascal P. Op. cit. P. 130.

[65] Белокуров С. А. Арсений Суханов // ЧОИДР. 1891. Т. I. С. 177.

[66] Харлампович К. В. Указ. соч. С. 121.

[67] Там же. С. 125—127.

III. Боголюбцы у кормила Церкви

9. Новый царь и его окружение

Никогда в истории России идеал православного царства не был так дорог царю и так активно не претворялся в жизнь, как в первые годы царствования Алексея Михайловича. Правда, это время (1645—1652) нам несколько напоминает лучшие годы царствования Ивана IV, позднее ставшего Грозным, когда царь сотрудничал с митрополитом Макарием и Избранной радой. Но и в это, лучшее, время царствования Ивана IV правительство не было так вдохновлено самой идеей благочестивого государства, желанием превратить Московскую Русь в подлинную Святую Русь, в настоящий Третий Рим. В эти годы сам новый молодой царь Алексей Михайлович, его ближайшее придворное окружение и его правительство строго придерживались правил православного благочестия в своей личной жизни и делали все возможное для утверждения этого идеала в сердцах людей и в церквах страны.

Когда в 1645 году Алексей Михайлович взошел на престол, ему еще не было и шестнадцати лет от роду и поэтому совсем не удивительно, что он попал под влияние близко стоявших к нему людей. Трое из этого ближайшего окружения царя имели на него особое влияние. Это был пожилой и умудренный опытом дядька царя боярин Морозов, царский духовник Стефан Вонифатьев и личный близкий друг юного Алексея молодой Федор Ртищев. Все трое были твердо преданными церкви и подлинно верующими людьми, для которых вера была частью их личной жизни и государственной деятельности и основы которой они всегда стремились претворить в жизнь. Вполне вероятно, что привязанность к ним царя усилилась в дни его царствования ввиду некоторых неприятных, хотя до сих пор все еще и не вполне ясных обстоятельств его воцарения. Видимо, некоторые из придворных, в том числе, кажется, и князь Семен Шаховской, распускали слухи, что Алексей будто бы не был сыном царя Михаила Федоровича и что царь Михаил намеревался оставить трон не ему, а принцу Вальдемару Датскому, которому он прочил в жены свою дочь Ирину[1]. Может быть, этими слухами можно объяснить почти что немедленную после смерти царя Михаила высылку из России Вальдемара Датского и некоторые противопротестантские мероприятия, которые были приняты властями в виде репрессий против протестантского окружения принца. Во всяком случае высылка протестантского жениха царевны Ирины была значительным торжеством всей церковной партии при дворе и в Москве, во главе которой был сам патриарх Иосиф, затем редактор Печатного двора отец Иван Наседка, долго настаивавший на перекрещивании принца в случае его женитьбы на Ирине и наконец Стефан Вонифатьев, за которым, по–видимому, стояли и его друзья боголюбцы[2].