Освоение Сибири в XVII веке - Николай Никитин

Но все-таки в Сибири победы в боях чаще всего одерживали русские. Бывало, что землепроходцы отважно бросались в рукопашную схватку с вдесятеро превосходившим их по численности противником и наголову разбивали его. И чтобы понять причины этого, недостаточно рассуждений о «превосходстве ружья над луком». Если коротко охарактеризовать действия землепроходцев в боях, то лучше всего повторить оброненную одним из исследователей их подвигов фразу: «сражались умело, отчаянно».

Отчаянная смелость этих, как правило, бывалых, привычных и готовых ко всему и на все, отчаянных людей производила впечатление и на сторонних наблюдателей: вспомним оценку хабаровских казаков маньчжурами — «храбрые как тигры». Именно она, эта отчаянная смелость, парализовывала волю противника и удесятеряла собственные силы, и она же в соединении с воинским умением позволяла землепроходцам одерживать верх не только над вооруженным стрелами и копьями, но и над равным в снаряжении и притом превосходящим по численности врагом, например над маньчжурами, несмотря на их «приступные мудрости» и «огненный бой».

Заметим, что здесь мы сталкиваемся отнюдь не с уникальным явлением в истории: она знает немало примеров, когда находившийся «на подъеме», переживавший свой «звездный час» народ одерживал такие же победы. Взлет социальной активности русских людей произошел в конце XVI–XVII в. и на восточной окраине нашей страны, и в первую очередь благодаря ему Россия всего за одно столетие обрела Сибирь.

Вместе с тем совершенно очевидно, что единовременное выступление значительного количества коренного населения против русских на сколько-нибудь значительной территории Сибири в XVII в. привело бы не только к остановке всякого их продвижения в глубь Северной Азии, но и к утрате уже приобретенных земель.

Правящие круги России, видимо, сознавали это и стремились прежде всего использовать для проведения в жизнь своей политики методы невоенного, дипломатического воздействия. За Урал отсылались строгие предписания «приводить иноземцев под… государеву руку» и собирать ясак «ласкою и приветом, а не жесточью», стараться не чинить с ними «за-доров» и «драк» и т. д.

Мы знаем, однако, что при всех успехах сибирских «дипломатов» из тех же служилых людей «задоры» и «драки» у русских с коренными жителями Сибири бывали. Вместе с лютыми морозами, кораблекрушениями, голодом и болезнями военные столкновения уносили жизни первопроходцев. Достаточно вспомнить потери в людях лишь наиболее известных сибирских экспедиций XVII в., чтобы убедиться в полной несостоятельности утверждений о легкости «покорения Сибири».

Из 30 человек отряда Добрынского, положившего начало присоединению Ленского края, вернулись 15; из 132 человек, принявших участие в походе Пояркова на Амур, погибло, по словам очевидцев, «человек с 80»; из 90 (или 105) человек, отправившихся с Дежневым и Алексеевым вокруг Чукотского полуострова, благополучно добрались до цели лишь 12; из 60 ходивших в поход с Атласовым на Камчатку служилых в живых осталось 15 человек. Этот перечень можно продолжить, но ведь были и целиком погибшие, и оставшиеся нам совершенно неизвестными экспедиции.

Конечно, общая численность людских потерь в Сибири уступает тем, которые Россия понесла, пробиваясь, например, к Балтийскому и Черному морям. Однако нельзя забывать, что счет людям и людским потерям за Уралом был особый. В дошедших до нас правительственных документах прямо (и совершенно справедливо) говорилось, что в Сибири десятки и сотни человек значат то же, что в европейской части страны — тысячи. Как известно, всего около 7 млн. человек проживало в России в конце XVI — середине XVII в. И тот поток переселенцев, который направлялся в Сибирь, был, пожалуй, максимально возможным для страны, постоянно страдавшей при огромных размерах от малолюдья.

Впрочем, представление о трудности или легкости путей, как мы уже видели, определяется не только числом погибших первопроходцев…

Сибирь дорого обошлась русского народу. Об этом не следует забывать, оценивая деятельность тех, кто, шагнув за порог неведомого, первым преодолел и первым освоил гигантские пространства Северной Азии.

ПОДВИГ ОТКРЫТИЙ

У каждой эпохи своя мораль, своя этика, и то, что большинству людей представляется несправедливым сейчас, могло быть обычной нормой поведения несколько столетий назад.

Как заметил Н. М. Карамзин, «мы должны судить о героях истории по обычаям и нравам их времени». Укажем в этой связи, что и в средние века, и много позднее качествами, ценившимися в человеке больше всего, были отвага и сила, а во взаимоотношениях одних народов с другими правым (и лучшим) считался тот, кто оказывался сильнее.

Землепроходцы XVII в. были, конечно, людьми своего сурового времени. Если оценивать их деятельность с морально-этических позиций современного человека; то нельзя не заметить, что поступки землепроходцев нередко отличала жестокость, а определяла обыкновенная корысть. Вместе с тем нас и сегодня не могут не привлекать в них отвага и решительность, предприимчивость и изобретательность, удивительная стойкость в преодолении трудностей и невзгод, а также ненасытная любознательность. Прежде всего благодаря этим своим свойствам они прошли за невероятно короткий срок всю Сибирь, собрали о ней первые достоверные сведения и положили начало ее изучению.

Экспедиции землепроходцев, как правило, преследовали не только военно-промысловые, но и разведывательные, т. е. по сути дела исследовательские цели. В соответствии с полученными от воевод «наказами» служилые люди обычно должны были «смотреть того накрепко… от которой реки от устья до устья ходу парусом или греблею, и расспрашивать про те реки подлинно, как те реки слывут и отколево вершинами выпали… и землицам и рекам и всяким местам чертеж подать». Участники походов должны были также выяснить, «какие люди по тем рекам и вершинам живут и чем кормятся… и зверь у них соболь есть ли… и кто у них… землицами владеет… и товары к ним какие приходят, и на какие товары… торгуют» и многое другое.

Советский географ Д. М. Лебедев, изучив составленные по этим наказам «отписки» и «скаски», пришел к выводу, что они «говорят о большой любознательности и точности восприятия русских «землепроходцев» и «мореходцев», хотя… они вряд ли отчетливо сознавали, что их наблюдения представляют какой-то более широкий, чем узкопрактические задачи, географический интерес… Их донесения не являются стройным описанием виденных новых мест. В подавляющем большинстве случаев изложение следует в порядке маршрута и представляет собой подорожную запись. Добросовестнейшее перечисление многочисленных рек и волоков с указаниями расстояний между ними в днях пути и, гораздо реже, в верстах перемежается с сообщением всего того, что сами путники или лица, ведущие опрос, сочли необходимым записать. По уровню своего развития как спрашивающие, так и путешественники не могут дать сколько-нибудь широких обобщений, исторических справок и т. п. Но они обнаруживают большой интерес к природе, населению и хозяйству вновь открытых местностей, зоркость и точность наблюдения».