Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений - Игорь Оболенский

Даже страшно подумать, как мирная и культурная атмосфера всех этих домов была разрушена злобной ненавистью тех, кто их окружал.

Крестьянское население Ливонии состояло из латышей, талантливых и одаренных людей. Но казалось, что их главным чувством была ненависть к богатым землевладельцам.

Отношение рабочих нашего имения к моему мужу тем не менее всегда было очень дружелюбным, и они, да и вся нация, были чрезвычайно благодарны ему за выступление в Думе, во время которого он публично заявил, что латыши готовы к самоуправлению. После этой его речи он получил множество телеграмм с признательностью от представителей самых разных классов страны.

Это, конечно, не спасло Александра и его мать и брата от потери без какой бы то ни было компенсации почти всей их собственности после выхода Земельного закона 1919 года.

Такая же участь постигла всех крупных землевладельцев. Все случилось во время «медового месяца» латышской независимости. Впрочем, вся Восточная Европа прошла через это, избавляясь от «ненавистной» элиты.

Латыши – очень музыкальный народ, их хоры славятся поистине бриллиантовыми голосами. Они также превосходные актеры. Концерты и спектакли в местных сельских клубах неизменно становились заметными событиями в жизни общества. Я хорошо запомнила превосходную актрису – прачку по профессии, – которая обычно играла роли комических старух. Женщины из народа в целом были трудолюбивы и разбирались в национальном искусстве, мужчины и женщины читали книги и газеты.

К одиннадцати часам вечера в клубе все обычно заканчивалось самым благопристойным образом. Но после того как женщины расходились по домам, мужчины начинали жестоко пить.

В 1914 году кузина моего мужа – графиня Орлова-Давыдова – со своими двумя чудными детьми, девочкой девяти и мальчиком семи лет, приехала к нам в гости.

Их бабушка, баронесса Стааль, также составила им компанию. Она была урожденная Горчакова и являлась вдовой барона Стааль, который в течение 17 лет был послом в Лондоне.

Графиня Орлова-Давыдова во время своего пребывания у нас то и дело ездила в Петербург. Так получилось, что она оказалась в поезде, следующем в столицу, в день, когда было объявлено о начале войны с Германией. Состав был заполнен людьми, спешащими домой с морских курортов, расположенных возле Риги. О предстоящей войне говорили с юмором, звучали даже замечания, что это пародия.

Все, конечно, теперь хотели сделать что-то особенное. Мы переделали часть нашего дома в госпиталь для выздоравливающих солдат и уже в октябре приняли первую партию.

Я навещала наших соседей и по возвращении обнаружила госпиталь полностью освещенным – мне сказали, что в десять часов прибудут постояльцы. Мы тут же приказали заложить лошадей и вместе с соседями отправились на станцию встречать гостей. Мы прождали до четырех часов утра и когда наконец они прибыли, сразу же отвели их в буфет и напоили горячим чаем.

Несмотря на то что стоял всего лишь октябрь, было уже довольно холодно. И потому приехавшие особенно наслаждались теплотой комнат и горячими напитками. Они проделали путь в пятнадцать миль до Клейн Рупа.

Моими помощницами в госпитале были дочь и жена нашего арендатора. Последняя присматривала за домашним хозяйством, под ее началом находились четыре служанки и несколько мужчин, которые отвечали за наиболее сложную работу. В госпитале было двадцать коек, установленных в пяти больших комнатах, работали хирургическая сестра и нянечка, присматривающие за пациентами.

Моей задачей было беседовать с больными и читать им книги. Я находила свое общение с ними очень полезным, ибо рассказы солдат были полны врожденной житейской мудрости.

Как-то утром я застала раненых за оживленной дискуссией. Когда я спросила, о чем они говорят, мне довольно спокойно, надо заметить, ответили, что пытаются разобраться, что же стало причиной войны.

Это выглядело трогательно, когда летними вечерами из открытого окна слышалось мужское пение – вечерний гимн «Коль славен» и национальный гимн России.

К августу 1916 года через наш госпиталь прошло около сотни человек. В сентябре мы отправились в Рим навестить мою свекровь.

Глава 14

Мы провели часть октября и ноября 1916 года в Риме, где мать моего мужа жила со времени начала войны.

Само путешествие в Рим было сопряжено с риском, так как нам пришлось пересечь Северное море, где вражеские подлодки проявляли большую активность. Наш путь лежал через Финляндию, Норвегию, Швецию, Данию и через Ньюкасл.

Несколько дней мы провели в отеле «Де Вер» в Кенсингтоне в Лондоне, где посетили палату общин. Мой муж на тот момент являлся членом Государственной Думы, и мы слушали дебаты с галереи для «выдающихся посетителей». Я сохранила входной билет на память, но, увы, как и все прочие сувениры, он был утерян во время русских беспорядков.

Наш визит в палату общин был особенно памятен тем, что аккурат в то время Ллойд Джордж сменил Асквита на посту премьер-министра Англии и мы стали свидетелями их выступлений.

Перед тем как покинуть Лондон, мы смогли повидать кузена моего мужа – Георгия Чичерина (впоследствии ставшего министром иностранных дел в советском правительстве). На тот момент он жил в Лондоне.

Мы привезли для него из России письма от его брата и сестры. Мой муж написал Чичерину, что мы в Лондоне и он хотел бы с ним повидаться. Так как мы не получили от него никакого ответа, то решили, что Чичерин не собирается приходить. Лишь в последний момент мы получили от него письмо, в котором он назначал встречу в саду Кенсингтона.

Муж нашел его мало изменившимся, хотя последний раз они виделись в 1904 году. Георгий Чичерин предвидел возможность революции, чувствовал, каким потрясением для его нервов она станет, и уже в 1902 или 1903 году покинул Россию по собственной воле. Он оставил имущество, которое получил по наследству от дяди – Бориса Чичерина[46] – своему кузену и перевел свои деньги за границу.

Поначалу он приехал в Берлин, где вскоре сблизился с русскими политическими беженцами и, сочувствуя их положению, вызванному революцией, через какое-то время присоединился к международному крылу, к группе Мартова.

Вскоре ему пришлось покинуть Пруссию и отправиться в Англию. Здесь он начал писать для газеты «Искра», редактируемой Лениным, под псевдонимом Ордин.

Как пацифиста, его на время интернировали в тюрьму в Челси. Но он был, очевидно, доволен своей участью, так как писал старой немецкой гувернантке своего кузена, барона Николаи, в Петербург: «Скажи, чтобы мои родственники не беспокоились обо мне, так как со мной обращаются очень хорошо».