Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник - Идзуми Сикибу

На следующий день принц прислал письмо:

«Вчера вы были так трогательны в своей растерянности, хотя, признаться, она и огорчила меня…»

95

«Бог Кадзураки[184] —Ах, теперь мне понять нетрудно,Что чувствовал он, Когда, от стыда сгорая, Мост возводил над Кумэдзи.

Я просто не знаю, куда деваться…» — написала я ему, и принц тут же ответил:

96

«Если уж яНаделен силой чудесной,Ужели теперьОтступлюсь по той лишь причине,Что стыдлив бог Кадзураки…»

Он стал навещать меня гораздо чаще прежнего, и томительная тоска, снедавшая мне сердце, как будто рассеялась.

Тем временем некоторые низкие люди снова стали докучать мне письмами, слонялись вокруг моего дома, и разные неприятные явления меж ними происходили, поэтому я стала подумывать: «А не переехать ли мне и в самом деле к принцу?» Однако, по-прежнему конфузясь, я колебалась и не могла принять окончательного решения. Однажды утром, когда иней, покрывший землю, был особенно бел, я написала принцу:

97

«Весть обо мнеМелкие пташки вряд лиТебе принесут…Но разве такой же тяжелый инейЛег на крылья птицы большой?»[185]

Вот как он ответил:

98

«Ты говоришь:Спала, на луну не смотрела[186],Иней на платье —Приснился тебе, ведь лег онЛишь на крылья птицы большой!»

В тот же день к вечеру принц изволил приехать ко мне.

— Теперь так хороши алые клены в горах! — сказал он. — Не поехать ли нам взглянуть на них?

— О, с превеликой радостью, — ответила я, однако в назначенный день осталась дома, заявив, что мне предписано «удаление от скверны».

«Ах, как досадно! — написал принц. — Но лишь минуют неблагоприятные дни, непременно…»

В ту ночь дождь бушевал сильнее обыкновенного, он так стучал по листьям деревьев, как будто не желал оставить на ветках ни одного. Шум непогоды разбудил меня, и губы словно сами собой произнесли:

— «На ветру…»[187]

«Наверное, листья уже облетели, — сетовала я, до самого рассвета не смыкая глаз, — жаль, что не удалось увидеть их вчера». Наутро принесли письмо от принца:

99

«Дождик холодныйВ мире издавна связан с луной“Богооставленной”[188].Неужели тебе он кажетсяИ сегодня вполне обычным?

Печально, если вы не поймете…»

100

«То ль от дождя,То ль еще от чего промоклиМои рукава —Не разобрать, ах, сегодня и яЦелый день все грущу да тоскую…» —

написала я в ответ и еще добавила:

«Да, кстати…

101

Алые листья,Верно, все до единого сорваныПолночным дождем.Вот если б успела вчераИми налюбоваться…»

Прочитав мое письмо, принц ответил так:

102

«Увы, это так.Отчего ж не хотела вчераНа горы взглянуть?А сегодня утром тщетноРаскаянию предаваться».

Сбоку же он приписал:

103

«Думаешь, бурейСорваны все до единогоАлые листья?Но что если есть уцелевшие?Не поехать ли нам проверить?..»

Вот что ответила на это я:

104

«Если вдруг алойСтанет и вечнозеленаяГора Токива,Что ж, тогда… Тогда непременноПоспешу взглянуть на нее…

Похоже, вы упустили из виду…»

На днях, когда принц приехал ко мне, я отказалась с ним встретиться, сказав: «Есть тому преграды…», но он, как видно, не помнил…

105

«Плоскодонка,Поскорее отчаливай.Зловредный тростник,Путь преграждавший прежде,Больше тебе не помеха…» —

написала я. А принц — похоже, он и в самом деле успел забыть — ответил так:

106

«Коль охота пришла,В горы следует ехать в карете,Так принято в мире.Разве сумеем на лодкеМы причалить к вершинам?»

Тогда я написала:

107

«Раз алые листьяНас дожидаться готовы,Так для чего,Воспламеняясь желаньем, к нимЛодку страсти своей направлять?»

В тот день он опять приехал в сумерках, а так как мой дом находился в запретном направлении[189], тайно увез меня с собой.

На этот раз, пережидая неблагоприятные сорок пять дней, принц изволит пребывать в доме своего двоюродного брата Самми. Я говорила, что неприлично мне ехать в совершенно чужой дом, но принц настоял на своем. Распорядившись, чтобы карету вместе со мной ввели в каретник, где никто не мог меня увидеть, он ушел в дом, а я осталась в карете, дрожа от страха. После того как все отошли ко сну и дом затих, принц пришел ко мне, о многом говорил со мной, клялся в верности. Вокруг ходили ничего не подозревавшие сторожа. Рядом, как обычно, были только Укон-но дзё и Кодонэри. Постепенно приходя во все более умиленное состояние духа, принц изволил даже подосадовать о тех днях, когда не выказывал мне особого внимания — ну можно ли, право, быть таким своенравным! Когда рассвело, он отвез меня домой и поспешил обратно, дабы успеть вернуться прежде, чем проснутся его домашние. Утром от него принесли письмо:

108

«После того,Как вместе ночь провели мы,Стал будким мой сон.Даже здесь в селении Ложе[190]На ногах меня утро застало».

Я ответила так:

109

«С той самой ночиПерестала думать о том,Что ждет впереди.И вот — этот ночлег в пути,Безрассудный, невероятный…»

«Право, не довольно ли упрямиться, делая вид, будто мне невдомек, сколь незаслуженно велика благосклонность принца? Пожалуй, в моей жизни нет ничего более значительного…» — подумала я и вот решилась переехать к нему. Некоторые не на шутку озабочены и тщатся предостеречь меня от этого шага, но я пропускаю их наставления мимо ушей. «Моя жизнь безотрадна, так лучше уж покориться судьбе», — иногда думаю я. Конечно, положение придворной дамы никогда не было мне по сердцу, мне скорее хотелось поселиться где-нибудь среди утесов[191], но могу ли я быть уверена в том, что это положит конец моим злоключениям? Если же нет, что станется со мною? Люди не преминут истолковать мой уход от мира как очередную прихоть… Пожалуй, лучше всего смириться и жить по-прежнему… Сообщаться с отцом, с единоутробными[192], наблюдать, как растет та, которая осталась мне на память о прошлом…[193] Подобные мысли укрепили меня в моем решении, и я больше не отвечаю на письма, которые присылают мне разные любострастники, велю передавать всем, что меня нет дома. Их внимание мне и впрямь ни к чему! Постараюсь хотя бы теперь, пока еще не переехала в дом принца, оградить себя от оскорбительных пересудов! Когда я буду рядом с ним, он так или иначе сможет наконец удостовериться…

От принца принесли письмо. Открыв его, я не обнаружила там многословных сетований на собственную глупость — мол, как я мог, несмотря ни на что, доверять вам… В письме было всего несколько слов: «Не знаю, как ты…»[194] Эти слова поразили меня в самое сердце, я была близка к отчаянию. Люди и раньше распускали обо мне всякие вздорные, пустые слухи, однако я оставляла их без внимания: «пусть себе болтают, разве есть средство избавиться от напраслины?» Однако в письме принца сквозила явная озабоченность, и я огорчилась, подумав: «Ведь кое-кто наверняка успел проведать о моем намерении, еще немного, и я стану всеобщим посмешищем…» И даже не стала ему отвечать. А пока я, чувствуя себя оскорбленной и теряясь в догадках: «Что же ему такого на меня наговорили?» — не писала к нему, принц, как видно, полагая, что его слова повергли меня в замешательство, прислал новое письмо:

«Вы даже не отвечаете? Отчего? Я готов поверить… Как же переменчиво ваше сердце! А ведь я просто имел в виду: “Коль сердца стремятся друг к другу…[195]” Пусть все эти слухи и не лишены оснований…»

Прочтя эти строки, я почувствовала, что у меня прояснело на сердце, и, желая разузнать о нынешних чувствах принца, написала:

«Ах, если вы и вправду так думаете…

110

Почему бы тебеКо мне не приехать немедля?От любовной тоскиТомлюсь, но молва беспощадна,Так решусь ли приехать сама?»

Вот как ответил принц:

111

«Страшилась,Что молва твое имя подхватит?Но, похоже, тебяБольше всего волнует —Кто станет тому причиной…

Вот отчего и меня подхватила волна гнева…»