Имперец. Том 5 - Владимир Кощеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сильный род никогда не отказывается от своих детей, а потому немудрено, что на отшибе страны жила-была красавица-боярышня, которую и замуж продать дешево нельзя, и выводить в свет чревато неприличными вопросами.
Юсупов стоял и тупо пялился на девушку, на время позабыв, зачем вообще сюда пришел.
— Эй, служивый, слышишь ли ты меня? — уперев руки в боки, окликнула княжича хозяйка дома.
Из ступора Алмаза вывела неприятельская артиллерия — ударило так близко, что оставаться в здании и поселении стало чрезвычайно опасно. А боярышня даже не вздрогнула! Стремительно спустившись вниз по лестнице, она подошла к Юсупову, ткнула в него наманикюренным пальчиком своей крохотной ладошки и, запрокинув голову, чтобы заглянуть в лицо княжича, заявила:
— Выметайтесь из моего дома, пока я сама вас не вышвырнула!
Это смотрелось потрясающе во всех отношениях, особенно потому, что боярышня была чуть ли не на две головы ниже Юсупова. И вот если бы кто-то спросил Алмаза, чем он вообще думал в этот момент, парень бы вряд ли ответил. Сработал древний, первобытный инстинкт.
Он присел, схватил девчонку поперек туловища и закинул на плечо. Та не завизжала, но принялась усиленно колотить кулачками ему по спине.
— Ты что себе позволяешь⁈ Отпусти меня! Отпусти немедленно!
Вместо ответа княжич встряхнул девчонку, прихватил с вешалки у входа первую попавшуюся шубу, накинул на боярышню и просто вынес ее из дома.
Тугарин Змий схватил добычу и уж точно не намерен был ее отпускать.
Москва, Анастасия Шереметьева
После того, как боярышня Анастасия Шереметьева покинула отчий дом, ее со всем полагающимся комфортом и под надежным присмотром разместили в одной из Имперских высоток. У девушки имелась банковская карточка на личные нужды, небольшой штат прислуги, чтобы поддерживать квартиру в приличном виде, а будущую супругу наследника престола освободить от домашней рутины.
В общем-то, Анастасия не могла пожаловаться на свою судьбу, вела очень скромный образ жизни и с весьма искренним восторгом наблюдала за новостями об Иване Дмитриевиче. Она не думала о нем как о своем ухажере или своем женихе. Она думала о том, что этот юноша на экране телевизора — ее будущий государь, и он вселял в нее уверенность за ее счастливую жизнь.
Так что все у Анастасии Шереметьевой было замечательно, пока в один прекрасный день в дверь ее квартиры вежливо не постучался человек с отличительными знаками личной императорской гвардии и не попросил следовать за ним. Боярышню посадили в неприметный автомобиль и в полном молчании повезли в Кремль.
Пока колеса машины наматывали километраж по столице, бедная девушка успела испугаться, успокоиться, помолиться и, наконец, прийти в состоянии полной решимости отстаивать свою жизнь всеми возможными способами.
В Кремле машина подъехала к служебному входу, и через неприметную дверцу между снующей прислугой по узким коридорам Анастасию привели… в покои императрицы.
Ольга Анатольевна сидела в кресле с высокой спинкой, а на низком столике рядом с ней расположился пузатый чайник, две чайные пары, вазочки с вареньем, сахаром, печеньками-конфетками. Сама императрица тонкими пальцами брала из хрустальной вазы сушки, с громким хрустом колола их в кулаке и отправляла в рот по маленькому кусочку. При этом женщина смотрела на боярышню внимательно, изучающе. В ее взгляде не было ни ненависти ревнивой матери, ни восторга будущей свекрови.
— Ты знаешь, зачем я позвала тебя? — спросила государыня, хрустнув сушкой.
— Нет, Ваше Величество, — рассматривая свой подол, отозвалась Анастасия.
— А зачем привезла тайком, понимаешь?
— Чтобы никто не знал о нашем разговоре? — предположила девушка, все так же не поднимая взгляд.
Императрица хмыкнула:
— Садись, выпей чаю, — повелела она. — Я хочу познакомиться с тобой поближе, но так, чтобы потом за тобой не выстроилась очередь придворных интриганов и лизоблюдов.
Шереметьева нерешительно кивнула и присела на краешек второго кресла.
— Как думаешь, почему Иван выбрал тебя? — поинтересовалась Ольга Анатольевна, наблюдая, как Анастасия наливает себе чай.
— Нелюбимая дочь слабого рода, — спокойно отозвалась девушка. — Никому не нужна, никакой силы за спиной.
— Верно, — кивнула государыня. — Я была сиротой, и опекавшие меня родственники были не в большом восторге от наличия лишней девицы на выданье. Приданое — это же очень дорого.
Анастасия вежливо улыбнулась уголками рта.
— Это традиция, — продолжила императрица. — Понимаешь, почему так?
— Нет крепких родственных связей у жены — нет рычагов давления, — негромко ответила боярышня Шереметьева.
— Верно, — кивнула Ольга Анатольевна.
Тяжелые золотые серьги в ее ушах закачались, играя камнями на свету.
— Я не буду спрашивать, любишь ли ты Ивана. Все-таки брак — это не про любовь, это про союз. Но ты должна понимать, что, однажды войдя в Кремль открыто, ты изменишь свою жизнь навсегда. Тебе нельзя быть слабой, тебе нельзя быть глупой. Тебе нужно держать эмоции при себе и иногда даже не показывать их супругу. Придется терпеть припадки романовского гнева. Рожать столько, сколько он посчитает нужным. Воспитывать детей по всем правилам правящего клана и всегда защищать их. Иногда даже от самого императора. Подкладывать девиц под нужных людей, пускать чью-то карьеру под откос. Принимать некрасивые, неприятные решения, но всегда только для пользы семьи. Это сложнее, чем быть нелюбимой дочерью. И выйти из Кремля можно только в два места — в монастырь. Ну и на кладбище, естественно, — белозубо улыбнулась государыня. — Ты уверена, что у тебя хватит духа, амбиций и силы воли на такую жизнь? Это не на неделю или месяц, это навсегда.
Анастасия подняла взгляд на Ольгу Анатольевну и впервые посмотрела в глаза императрице. Женщина не глумилась и не издевалась, она прощупывала границы будущей невестки.
Хватит ли у боярышни мозгов не соваться туда, куда не следует? Хватит ли силы воли удержаться от искушений? А сможет ли она засунуть всю свою гордость и отпустить супруга порезвиться с какой-нибудь хорошенькой девицей, чтобы весь двор восхитился молодецкой удалью государя? Будет ли она достаточно мудра, чтобы у государя не болела голова о семейных дрязгах?
Боярышня выдержала внимательный взгляд императрицы и, поражаясь собственной
