Кристаль - Поль-Франсуа Уссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могла ли эта молодая женщина, сидевшая напротив него, напряженная как струна, в порыве гнева размозжить затылок Адрианы? И, не успокоившись на этом, нанести еще несколько ударов, пока не раздробились кости и не обнажился мозг? Могла ли Анжела схватить огромный булыжник обеими руками?
Анжела заметила, что он смотрит на ее руки, лежащие на коленях.
— Комиссар?..
— Да-да, Анжела. Я размышляю, вот и все. Как у вас говорят?.. Взвешиваю слова.
— Вы говорили о пожаре…
— Огонь — это очень большая опасность в нашей стране. Все его боятся. Дело в том, что почти все наши дома деревянные. Целые города выгорали и отстраивались заново по много раз.
— Имир был единственным, кто спасся?
— Его родители тратили огромные суммы на противопожарную сигнализацию, но это не помогло. У Имира были сильные ожоги на ногах. Его обвинили в том, что это он устроил пожар, но суд его оправдал. С тех пор он так и живет в развалинах своего родового гнезда, недалеко от порта.
— На что он живет? Возит туристов?
— Все его знают, называют Здоровяк… Он мастер на все руки. В туристический сезон он работает на все гостиницы одновременно. В остальное время живет затворником где-то на Севере.
Анжела обернулась и взглянула на ярко освещенный отель. Она вдруг ясно представила себе лицо Имира, вопящего от боли перед стеной пламени, пожирающего его брата.
Вот отчего это мгновенно возникшее притяжение.
Роковое притяжение огня и льда.
Так же как она с Кристаль, Имир и Бальдр пережили этот страшный разрыв.
— Это вы расследовали то дело о пожаре, комиссар?
— Я?.. Нет… Я в то время был, как у вас говорят, в свободном плавании.
Он невольно улыбнулся.
— То есть?
— Нет, ничего, — прошептал Бьорн и снова замолчал на несколько секунд, как незадолго до того, когда прикидывал, могла ли Анжела быть убийцей. — А он тебе не рассказывал эту историю?
— У нас было не слишком много времени на разговоры…
— И при виде ожогов у него на ногах ты даже не полюбопытствовала…
— Меня интересовали не ожоги, — сухо перебила комиссара Анжела.
Бьорн вздохнул и произнес с нотой неподдельной печали в голосе:
— Чем тяжелее тело, тем больше нагрузка на сердце…
Слегка смутившись, Анжела снова взглянула на отель. На ступеньках стоял какой-то человек и явно смотрел на их машину.
— Йохансен, — снова вздохнув, сказал Бьорн.
Он застегнул под горло «молнию» своей парки и поднял воротник:
— Ты знаешь, мою дочь тоже звали Анжела… Ну ладно, пошли.
Кода Анжела взялась за ручку, намереваясь открыть тяжелую дверь «мерседеса», она почувствовала, что Бьорн собирается еще что-то добавить. Она посмотрела на комиссара.
— Сдается мне, — сказал он, — что именно твой отец сфотографировал меня с женой в тот день у церкви. Анжела, наша встреча — невероятное совпадение.
Глава 12
Со спины двое полицейских, сидящих в баре отеля, напоминали классическую парочку своих коллег из комиксов: огромный Бьорн, с трудом умещающийся на слишком маленьком для него сиденье, и щуплый Йохансен, обвивший ногами ножки своего табурета.
— Извини, шеф, но я не одобряю твоих действий.
— Я так и предполагал.
— Это правда, что мы задержали их слишком поспешно, но выпускать!.. А теперь еще посвящать одну из подозреваемых в детали расследования…
— А почему бы тебе не оказать мне доверие?
— Доверие?
— Ну да, я уверен, тебе знакомо это слово.
— Но с чего вдруг? При всем моем уважении…
— Ну вот видишь…
— Комиссар, меня всегда восхищала твоя манера вести дела, но…
— Ты говоришь о тех временах, когда ты был стажером. О тех временах, когда мне одному приходилось справляться со всеми здешними ужасами…
— Погоди… ты меня сбил. О чем я говорил?..
— О всякой ерунде, Йохансен. О всякой ненужной ерунде. То, что произошло с этой несчастной девушкой, гораздо серьезнее. Это дело не имеет ничего общего с теми, которые нам приходилось расследовать до сих пор. Оно готовит нам такие сюрпризы, которых ты даже представить себе не можешь!
— Я не верю свидетельству Здоровяка.
— Это почему же?
— Готов спорить на свой жетон, что они не переспали. В первый же вечер? Два незнакомых человека? Да и потом, тайные любовники так себя не ведут…
— Черт возьми, Йохансен! Да что ты знаешь о том, как ведут себя тайные любовники?!
— Не заводись, шеф. Я просто высказал свое мнение. Тебе решать.
— Само собой!
Бьорн с силой ударил ладонью по оцинкованной стойке, заставив Йохансена подскочить. Сожалея о таком резком жесте, комиссар заговорщицки ткнул своего коллегу локтем в бок, отчего тот едва не свалился с табурета.
— Ну, еще что нового?
— Отчет судмедэксперта подтверждает: смерть наступила в результате удара камнем по затылку. Кроме этого, ничего нового.
— А золотая блестка?
— Как ты и предполагал, шеф, она с костюма мажоретки.
— Можно ли узнать, с чьего именно костюма?
— Все костюмы похожи. Есть вариации, но незначительные. Я уже выяснил: каждая девушка шила свой костюм сама, но стандарт во всех странах один и тот же: платье с короткой юбкой, кивер, у капитана — жезл. Что касается деталей, то здесь уже можно фантазировать индивидуально.
— Что еще?
— Пока все.
— А где они сейчас, эти костюмы? На тренировку девушки их не надевали.
— Ребята занимаются обыском. С самого утра.
— Надеюсь, они обыскивают все номера отеля?
— Да, шеф.
В этот момент оба мужчины почти одновременно заметили Анжелу, стоявшую у другого конца барной стойки.
— Тебе уже лучше? — осведомился у нее Бьорн непринужденным тоном.
— Да, спасибо. Я немного вздремнула. К счастью, с глазами все в порядке. Это мой основной рабочий инструмент.
— Выпьешь с нами что-нибудь, пока девушки не вернулись?
Йохансен недовольно наморщил нос над своей чашкой кофе с молоком.
— То же, что и мы? — спросил Бьорн.
— Нет, лучше уж пива.
— Хороший выбор. Здешнее пиво — напиток богов. Валькирии наливают его храбрецам в Валгалле.
Йохансен изумленно взглянул на своего начальника. Анжела улыбнулась белобрысому полицейскому любезной светской улыбкой.
Еще в спортзале, когда обрабатывали ее ранку на лбу, Анжела неожиданно подумала: а к чему сопротивляться? Какая-то ее часть продолжала отвергать север, холод, прошлое. Но, если уж быть честной с самой собой, север ей все больше нравился. Особенно благодаря гиганту викингу. Что касается холода, она не могла не признать, что всего за два дня ее криофобия превратилась в обычную зябкость — пожалуй, чрезмерную, но все же переносимую. Что касается убийства, Анжела невольно ощущала, что в ней просыпается репортерский интерес, присущий человеку, который с детства привык к разъездам по следам тех или иных событий.
— Придвиньтесь друг к другу ближе, я вас сфотографирую, — предложила она.
Полицейские в нерешительности переглянулись, потом Йохансен все же придвинулся ближе к шефу.
— Улыбочку…
На первом снимке Йохансен получился чуть размытым, поскольку еще не завершил движения, зато на втором все вышло как надо: оба полицейских смотрели в объектив и непринужденно улыбались. Но третий снимок вполне заслуживал почетного места в домашнем фотоархиве. На нем был запечатлен один Бьорн с очень характерным взглядом, одновременно сообщническим и вызывающим. Он смотрел прямо в объектив и, казалось, говорил: «Ну что, шутки в сторону? Переходим к серьезным вещам? Больше не играем в кошки-мышки?»
Переходим к чему? Не играем во что? К чему это все? Но у Анжелы не было времени на то, чтобы прояснять эти вопросы, так как в бар вошла небольшая группа полицейских, несших в руках расшитые блестками костюмы мажореток.
Йохансен спрыгнул с табурета и жестом военачальника, отдающего приказы в ходе сражения, велел разложить костюмы на столах. Анжела села на его место рядом с Бьорном и, потягивая пиво, принялась наблюдать за действиями полицейских.
Вынув из нагрудного кармана маленький пакетик с лежавшей в нем драгоценной уликой — найденной в сауне блесткой. — Йохансен принялся тщательно сличать ее с теми, что были на всех костюмах. Бьорн, казалось, был совершенно равнодушен к происходящему. Анжела перехватила его взгляд: комиссар пристально смотрел на ее бокал с пивом. На его лбу и висках выступили капельки пота.
— Во имя Одина, налей и мне полпинты! — внезапно крикнул он бармену с нотой агрессивности в голосе.
Йохансен продолжал проверку, переходя от стола к столу. Он склонялся над разложенными костюмами и замирал, почти уткнувшись носом в ткань, потом со вздохом выпрямлялся и качал головой. Бьорн стер пивную пену с губ и, обращаясь к Анжеле, заговорил: