Смена климата - Наталья Игнатова

Вопрос в том, когда он поймет. Заноза был умнее Турка и Ясаки вместе взятых, но в чем секрет Сондерса, разобраться пока не мог. Тот остался неуязвим для гранат, для пуль. При попытке выстрелить в него снова, уже без шанса промахнуться, вышли из строя пистолеты. Пока не станет ясно, как это работает, за счет чего Сондерс обеспечивает свою неуязвимость, вступать с ним в бой нельзя.

Долбаный скотч!

— Ну, хорошо, — Сондерс вынул из коробочки другой шприц, склонился над Занозой, — начнем с тебя.

Он сдвинул вверх рукав плаща вместе с браслетами. От невозможности пошевелиться, от того, что его касаются чужие руки, Заноза едва не взвыл. На мгновение потерялся в затопивших до краев ужасе и бешенстве. Когти царапнули пол и раскрошились под тяжестью, раздавившей пистолеты.

— Да пойми ты, мальчик, — Сондерс успокаивающе обхватил его запястье, и Заноза зарычал, снова теряя себя в ненависти и страхе, — я не хочу причинить вам вреда. Никому из вас. Вы нужны мне, чтобы найти Гэбриэл. А кровь… просто гарантия. Я сам не могу на нее воздействовать, но если мы не договоримся, отдам ординариям. И вы пополните ряды вампиров-рабов. Ну, что? Не будешь упрямиться?

Игла была серебряной. Она действительно была серебряной. И если бы не знание, что он не может чувствовать боли, потому что ее просто нечем чувствовать, эта самая боль могла бы оказаться слишком сильной. По руке от места укола будто потекли потоки огня. Но это был не настоящий огонь, всего лишь реакция на серебро. Не свойственная большинству вампиров. Большинству нормальных вампиров.

Заноза во многом от них отличался.

Зато страх отпустил. Сондерс не собирался делать с ним ничего… ничего плохого. Сондерсу просто нужна была кровь. Хрен там он получит хоть каплю, конечно, но, в любом случае, ожоги от серебра лучше, чем... что-нибудь другое.

— Странно… — Сондерс вынул иглу. — Так не должно быть.

Заноза не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, но представлял, что видит венатор. Пустые вены и капилляры выгорали, от ожогов сокращались и деформировались мышцы. Всюду, куда хватило действия яда, рука почернела. Выглядит, наверное, не очень. Но ничего странного, вообще-то. Редкая реакция на серебро, факт, но не исключительная. Уж венатор-то должен знать.

— Не хочу причинять тебе боль, — сказал Сондерс, — но тебе, похоже, не больно, да? Хорошо. Потому что кровь мне нужна.

Теперь он воткнул иглу в запястье, и уже через секунду пальцы свело судорогой, доламывая о пол остатки когтей. Чем, ну вот чем, мать его, должен думать человек, предполагающий, что смена места укола отменит аллергическую реакцию?! Да у него вообще мозгов не должно быть!

— Хватит, — выдавил Ясаки. — Оставь его, я отдам кровь.

Это было неожиданно. Японец задумал что-то, но что? Нужно действовать по обстоятельствам, какими бы они ни были. Но как действовать, когда не можешь пошевелиться? Нужно делать то, для чего не придется двигаться.

Дайны власти.

Но этот проклятый скотч…

Сондерс выдернул шприц. Повернулся к Ясаки. Если бы Заноза дышал, выдохнул бы от облегчения. Не от того, что серебро перестало скручивать жилы в оплавленный клубок, а от того, что Сондерс, наконец, перестал его трогать. Ничего нет хуже чужих рук.

И сейчас об этом думать нельзя! Нужно сосредоточиться на дайнах. Нельзя бояться того, кого хочешь зачаровать.

Венатор притих, сосредоточился на том, чтобы набрать в шприц кровь Ясаки. И в этот миг лента скотча, заклеивающая рот, оторвалась с тихим, липким звуком. На мгновение Заноза увидел Турка — «туман» слетел, когда тот коснулся его. Но Сондерс не увидел, и не услышал ничего. Сондерса Турок не трогал, остался для него невидимкой. А в том, почему звук отклеивающегося скотча не привлек внимания венатора, следовало разобраться. Во многом, связанном с Турком, следовало разобраться.

Позже.

— Мистер Сондерс, — сказал Заноза так мягко, как только мог, с учетом обстоятельств, — посмотрите на меня.

Он знал о Сондерсе все, что знал Шеди. И еще многое сверх того — то, что смог понять, додумать, разобрать в записях психиатра. Он был умнее Шеди, умнее всех.

До того, как стать венатором, Сондерс был учителем в старшей школе. Хорошим учителем. И он принял Занозу за подростка, за ровесника своих учеников. Потому и подпал под чары сразу, как увидел его.

Венаторы считали, что вампиров с дайнами власти нельзя слушать. Многие вампиры тоже так думали. Опасная ошибка. Нельзя слушать того, у кого есть дайны власти, но еще на него нельзя смотреть. На дайны принуждения это правило не распространялось, но для дайнов убеждения было безоговорочным.

Все, что требовалось сейчас — это сказать Сондерсу, что делать. И чего не делать.

— Отпустите нас, пожалуйста, мистер Сондерс, — попросил Заноза, глядя в светлые, внимательные глаза. Сондерс смотрел на него с изумлением и интересом, и кивнул, услышав просьбу.

Тяжесть исчезла. Воздух перестал быть каменным. Ясаки вскочил на ноги, брезгливо дернул рукой, отбрасывая шприц. Заноза сел, отодвинувшись подальше от Сондерса, но не спеша вставать. Пока тот стоит на коленях, незачем возвышаться над ним. Нужно продолжать играть роль, быть младшим, которому невозможно отказать.

— Спасибо, — Заноза улыбнулся. — А теперь, пожалуйста, расскажите мне, как вам удается оставаться неуязвимым?

Это была пищевая добавка.

Мир спятил. Мир летел в пропасть. Хорошо хоть, что пропасть — бездонная.

Пищевая добавка, заявленная панацеей от всех болезней. Мел в красивой упаковке. Одна-единственная таблетка оказалась особенной. Сондерс сожрал ее и стал неуязвим для любых физических повреждений.

Разве так бывает?

Ок, ладно, бывает, потому что вон он, живой и невредимый после взрыва восьми гранат. И Заноза промахнулся, стреляя по нему. А потом пистолеты дали осечку. И пистолеты Ясаки тоже. Значит, бывает.

Но как вышло, что в Мюррей не заметили исчезновения артефакта такой силы?

— Я оставил другую таблетку, — объяснил Сондерс. — На вид они все одинаковые. А мои способности позволяют взять любую вещь, которую я вижу, не потревожив сигнализацию.

Кого-то, значит, ждет сюрприз. Кого-то, кто воспользуется подмененной таблеткой и будет считать себя неуязвимым. Еще одним венатором станет меньше, и это хорошо. Но что делать с по-настоящему неуязвимым Сондерсом?

— И как долго держится эффект?

Этого Сондерс не знал. В Мюррей проводили опыты на животных, давали им какие-то микрочастички чудо-мела. Подопытные мыши прожили по три года и умерли от старости, так и оставшись неуязвимыми, подопытная макака прекрасно чувствовала себя уже десять лет, умирать не собиралась, и обнаглела до крайности потому, что с ней ровным счетом ничего нельзя было сделать. Даже яды не брали.