Восемь. Знак Бесконечности - Ульяна Соболева

— Я пытаюсь в этом разобраться, мистер Марини.

— А при чем здесь я?

— Анита упоминала вас в записях в своем дневнике.

— Думаю, вы бы удивились, если бы узнали какое количество женщин упоминают меня в своих дневниках.

Подался вперед и взял в руки стилет, перевернул его острием вниз, потом обратно. Движения отточены до автоматизма, видно, что это привычное для него развлечение во время беседы.

— Нет, не удивилась бы, — парировала я, — только вряд ли эти женщины пишут о том, что вы резали их кожу стилетом и лили воск на их тело или я ошибаюсь?

Стилет перестал крутится в его пальцах.

— Все что вы перечислили это самые невинные вещи, которые можно вспомнить, побывав в моей постели, мисс Кэтрин Логинов.

Я покраснела от кончиков ногтей, до кончиков волос.

— У вас были проблемы с законом за связи с несовершеннолетними?

Он снова откинулся на спинку кресла:

— Вы психолог или следователь? А может мы на исповеди?

— Отчего же? Я задаю эти вопросы с целью понять почему моя пациентка добровольно ушла из жизни…

— А вы не смогли этого предотвратить? Мучают угрызения совести? Думаете, что вы сделали не так? Ищите виноватых, доктор? Я подхожу на эту роль не так ли? На роль виноватого.

Я резко выдохнула от этой режущей прямоты. Браво, мистер Марини, вы тут же попытались нащупать моё слабое место, нанести удар, чтобы убедиться в своей правоте и попали в цель.

— Не знаю на какую роль вы подходите, просто пытаюсь понять какое отношение может иметь к шестнадцатилетнему ребенку взрослый мужчина. В какие бы игры вы не играли в постели, я надеюсь ваши партнерши достигли совершеннолетия!

— Я не знал эту девочку, я никогда ее не видел, и я понятия не имею какого дьявола она писала обо мне в своем дневнике. Вы удовлетворены?

Нет, я не была удовлетворена, я увидела, что он злится, только не могла понять почему.

— Что вас больше всего шокировало в ее дневнике? Упоминание моего имени или перечисление того, что она хотела, чтобы я с ней сделал?

В этот момент он схватил меня за руку, я не ожидала и кожу словно обожгло от прикосновения его пальцев. Я судорожно сглотнула.

— Отпустите.

— Вы боитесь прикосновений?

Да, его прикосновений я боялась, потому что они вызывали во мне совсем не те чувства, что должны были. Не вызывали отвращения, отторжения, а наоборот первобытное странное желание еще больших касаний, сильных, властных, порабощающих.

— Мы снова обсуждаем мои страхи, мистер Марини?

— А чего вы боитесь, Кэтрин? Что пугает маленького доктора психолога?

В нем меня пугало все, а особенно реакция собственного тела только на звук его голоса.

— Отпустите мою руку и давайте продолжим беседу, если вы не против?

— Против! Ответьте на вопрос, и я отпущу.

Я несколько секунд смотрела ему в глаза, его явно забавляла эта ситуация, где вопросы теперь задавал именно он.

— Равнодушие. Больше всего меня пугает именно равнодушие.

— Как сильно бьется ваш пульс, можно подумать вы и правда меня боитесь или возбуждены.

Я невольно облизала пересохшие губы и увидела, как он внимательно проследил за кончиком моего языка, светло-голубые радужки потемнели, он слегка надавил большим пальцем на мое запястье и сминая кожу провел им по тыльной стороне ладони.

— Какие холодные руки. Так вы боитесь или я вас возбуждаю?

Он не просто меня возбуждал, я превратилась в сгусток оголенных вибрирующих нервов, в моих мыслях я уже стонала под ним на этом столе, глядя в эти обжигающие глаза. Я почувствовала, как напряглись соски под кружевным лифчиком и как влажно стало между ног. Боже…если Я так на него реагирую, то как может отреагировать подросток, совершенно не знающий толк в таких утонченных играх на чувственность. Я не хотела, чтобы он отпускал мою руку и в тот же момент появилось непреодолимое желание убежать.

— Ни то, ни другое, мистер Марини, я просто не люблю, когда меня трогают чужие люди. Мне это неприятно.

— Готов поклясться, что сейчас вам это приятно, более того вы просто мечтаете, чтобы я трогал вас везде, кошка?

— Что? — мои глаза округлились, и я резко отняла руку, — как вы меня назвали?

Он засмеялся, сложил руки на груди:

— Я назвал вас Кошкой. Вы такая же дикая, так же противитесь ласке, даже если про себя урчите от удовольствия.

Я почувствовала вспышку злости, нет, даже ярость. Он намеренно выводил меня из себя, намеренно ставил в неловкое положение, или же…он настолько умен и хитер, что умело увел разговор в нужное ему русло.

— Я не кошка и вы понятия не имеете, что может заставить меня испытывать удовольствие, — выпалила я.

— А мне кажется, я прекрасно знаю, что именно, — Марини резко подался вперед, гипнотизируя меня взглядом.

— Вы слишком самоуверенны.

Я встала с кресла, а он остался сидеть.

— Я думаю, наш разговор окончен. Если у меня возникнут еще вопросы я вам позвоню. До свидания, мистер Марини.

Я развернулась и пошла к двери. Внезапно он оказался позади меня, и его рука легла на круглую ручку, отрезая мне пути к отступлению, я услышала его голос прямо над своим ухом.

— В следующий раз придумайте причину для встречи со мной поубедительней.

— Следующего раза не будет, — ответила я, — дайте мне выйти.

— Будет, — его дыхание обжигало затылок и у меня пересохло в горле, — будет и вы прекрасно это знаете. Хотите, я подожду пока вы снова позвоните или сэкономим наше время, и я это сделаю сам? Например, завтра, приглашу вас куда-нибудь?

Я резко обернулась:

— Сделайте одолжение, мистер Марини, избавьте меня от вашей самоуверенной наглости. Со мной это не работает.

Голубые глаза вспыхнули любопытством, и он облокотился о косяк двери прямо над моей головой.

— А что работает, Кэтрин?

Он вдруг убрал прядь волос с моего лица, а я замерла, осознавая настолько он сейчас близок ко мне.

— Ничего из привычных для вас методов.

— Хотите сказать, что, как психолог, видите меня насквозь?

— Вот именно, — нагло ответила я и хотела открыть дверь, но он вдруг схватил меня пятерней за горло и жадно впился в мой рот губами, от неожиданности я задохнулась, но его напор был настолько яростным, что у меня потемнело перед глазами и подогнулись колени. Он не целовал, а просто взял мой рот, самым наглым образом, самым невероятным и властным. Это было настолько развратно и порочно, что мне показалось у меня завибрировал каждый нерв на теле от первобытного возбуждения. Словно это не поцелуй, а голый, пошлый секс, когда тебя берут прямо в одежде. Его язык переплетался с моим, а губы мяли, отбирали, порабощали, трахали мой рот. Я даже не обратила внимание, как он выдернул шпильки с моих волос и локоны упали мне на лицо. Я понимала, что вопреки всему отвечаю на поцелуй, отвечаю с диким голодом, с безумием, которое потекло по венам, словно мне впрыснули дозу героина, против моей воли и кайф уже овладел всем телом. Запретный, порочный, грязный кайф. Пальцы на моей шее, переместились к скулам, удерживая, не давая оторваться, другой рукой, он зарылся в мои волосы на затылке. Я задыхалась, меня трясло, как в лихорадке, а каждое влажное касание губ заставляло взвиться от возбуждения, примерно так можно чувствовать себя в преддверии оргазма, но это только поцелуй, но какой…меня никогда так не целовали. Господи, мне сейчас казалось, что до этой секунды меня вообще не целовали. С моих губ невольно сорвался стон и в тот же момент Данте резко выпустил меня.