В поисках потока. Психология включенности в повседневность - Михай Чиксентмихайи

В результате обширного исследования динамики в семье с помощью метода Выборочного Изучения Опыта, Рид Ларсон и Марис Ричардс обнаружили несколько интересных фактов. Например, когда оба супруга работают, настроение мужа хуже на работе, но оно улучшается, когда он приходит домой. У женщин происходит наоборот: приходя с работы, они сталкиваются с необходимостью заниматься домашней работой, что приводит их к противоположному циклу эмоционального благополучия. В противоположность общепринятому мнению, больше конфликтов возникает в эмоционально замкнутых семьях; когда такая семья сталкивается с настоящими проблемами, родители и дети избегают друг друга, вместо того чтобы их обсуждать. Даже в современных семьях все еще сильны различия между супругами по родовому признаку: настроение отца влияет на настроение всех членов семьи, а настроение детей влияет на настроение матери, в то время как настроение матери оказывает незначительное влияние на настроение других членов семьи. Кроме того, около 40% отцов и менее 10% матерей говорят, что достижения их детей-подростков приводят их в хорошее настроение; в то время как 45% матерей и только 20% отцов говорят, что хорошее настроение их детей-подростков улучшает их собственное настроение. Очевидно, что мужчин больше волнует то, что дети делают, а женщин – то, как они себя чувствуют, как того требует родовое распределение ролей.

Много было написано о том, что делает семьи успешными. Общее мнение состоит в том, что семьи, которые поддерживают эмоциональное благополучие и развитие своих членов, сочетают в себе две совершенно противоположные тенденции. В них сочетаются дисциплина и спонтанность, правила и свобода, высокие ожидания и безграничная любовь. Оптимальная система семьи комплексная: она поощряет уникальное индивидуальное развитие ее членов и в то же время связывает их всех эмоциональными узами любви и заботы. Правила и дисциплина нужны для того, чтобы избежать чрезмерной и ненужной траты психической энергии в спорах о том, что можно делать, а что нет – когда дети должны приходить домой, когда они должны делать уроки, кто должен мыть посуду. Тогда при отсутствии споров и перебранок освобожденная физическая энергия может быть направлена на достижение собственных целей каждого члена семьи. В то же самое время каждый член семьи знает, что может рассчитывать на коллективную физическую энергию семьи, если она ему потребуется. Дети, растущие в таких комплексных семьях, имеют возможность развить свои способности и узнать стоящие перед ними задачи, и, следовательно, они больше подготовлены к тому, чтобы воспринимать жизнь, как поток.

В нашем обществе среднестатистический человек проводит около трети своего времени, в которое он не спит, в одиночестве. У людей, которые проводят в одиночестве значительно больше или значительно меньше времени, обычно есть проблемы. Подростки, которые постоянно проводят свое время в компании своих ровесников, имеют неприятности в школе и, вряд ли, научатся думать самостоятельно, в то время как те, кто всегда находятся в одиночестве, более склонны к депрессиям и отчуждению. Самоубийства более часты среди людей, чья работа изолирует их физически, как например, лесорубов на Севере, или эмоционально, как например, психотерапевтов. Исключения представляют собой такие ситуации, когда день настолько четко расписан, что у психической энтропии нет шанса овладеть сознанием человека. Картезианские монахи могут провести всю жизнь в уединенных кельях без каких-либо вредных последствий для своего здоровья, или, пример противоположной степени общительности – моряки-подводники, которые в течение многих месяцев не имеют возможности для уединения.

Во многих обществах, не имеющих письменности, оптимальная мера одиночества равнялась нулю. Типичный пример – племя добуанов в Меланезии, описанное антропологом Рео Форчуном, члены которого старались избежать одиночества как чумы. Когда кому-нибудь нужно было сходить в кусты, чтобы облегчиться, он всегда шел в сопровождении друга или родственника, поскольку боялся, что злые силы навредят ему, если он пойдет один. То, что колдовство наиболее эффективно воздействует на одинокого человека, не является совершенно фантастической идеей. То, что оно описывает, является реальным фактом, хотя объяснение является аллегорией. Оно описывает то, что заметили многие ученые, изучающие общество, а именно то, что сознание индивидуума, находящегося в одиночестве, является уязвимым со стороны галлюцинаций и иррациональных страхов. Когда мы разговариваем с другим человеком, даже о самых банальных вещах, таких как погода или вчерашний бейсбольный матч, наше сознание воспринимает одну и ту же реальность на двоих. Даже такое приветствие, как «Удачного дня!», заверяет нас, что мы существуем, поскольку другие люди замечают нас и заботятся о нашем самочувствии. Таким образом, основная функция даже самых повседневных встреч с людьми заключается в поддержании реальности происходящего. Это необходимо, иначе наше сознание превратится в хаос.

В соответствии с этими причинами люди в основном утверждают, что в одиночестве их настроение намного хуже, чем при общении с другими людьми. Они чувствуют себя менее счастливыми, менее жизнерадостными, менее уверенными в себе и более пассивными, скучающими и одинокими. Единственное измерение опыта, которое обычно бывает выше в одиночестве, это концентрация внимания. Когда люди впервые слышат об этих закономерностях, многие из них, склонные к размышлениям, им не верят: «Это не может быть правдой», - говорят они. «Мне нравится быть одному, и я ищу уединения всегда, когда могу». Действительно, можно научиться любить одиночество, но это нелегко. Если человек является художником, ученым или писателем или у него есть любимое дело или богатая внутренняя жизнь, тогда одиночество для него не только удовольствие, но и необходимость. Хотя относительно немногие люди владеют умственными и психическими навыками, которые позволяют достичь этого.

Многие люди также переоценивают свою способность переносить одиночество. Исследование, проведенное в Германии Элизабетой Ноэлль-Ньюманн, показывает, до какой степени забавно мы заблуждаемся в этом отношении. Элизабет Ноэлль Ньюманн показывала тысячам респондентов две картинки с изображением горного ландшафта. На первой картине был нарисован луг, на котором находилось множество туристов. На другой был изображен тот же самый пейзаж, но всего несколько человек. Затем она задавала два вопроса. Первый вопрос был такой: «В каком из этих двух мест Вы бы хотели провести свой отпуск?» Около 60% опрошенных выбрало пустынный луг и только 34% - луг с толпой туристов. Второй вопрос был следующий: «В каком из этих мест, по Вашему мнению, хотели бы провести свой отпуск большинство немцев?» На этот вопрос 61% респондентов ответили, что их соотечественники выберут пейзаж с множеством людей, и 23% ответили, что это будет пустынный пейзаж. В этой ситуации, как и во многих других подобных ситуациях, мы можем больше узнать о настоящих предпочтениях людей, слушая, что люди говорят о том, что, по их мнению, является желанием других людей, чем о своих собственных желаниях.

Однако не зависимо от того, любим мы одиночество или нет, в современном мире мы должны найти в себе способности примириться с каким-то количеством одиночества в жизни. Трудно учить математику, заниматься игрой на пианино, программировать компьютер или размышлять о цели жизни, когда вокруг нас находятся другие люди. Постороннее слово, необходимость обращать внимание на другого человека легко могут помешать концентрации внимания, необходимой для того, чтобы упорядочить мысли в сознании. Именно по этой причине мы видим, что подросткам, которые чувствуют необходимость всегда быть с друзьями – в основном это дети, которые получают мало эмоциональной поддержки от своих семей – обычно не хватает психической энергии, необходимой для изучения сложных предметов. Даже обладая высокими умственными способностями, боязнь одиночества мешает им развить свои таланты.

Если это правда, что люди всегда боялись одиночества, то незнакомые люди представляли для них не меньшую проблему. В большинстве случаев мы считаем, что люди, отличающиеся от нас - по крови, языку, расе, религии, образованию, социальному классу - имеют цели, противоположные нашим. Следовательно, мы должны относиться к ним с подозрением. На заре истории первые человеческие группы обычно считали, что они были единственными настоящими людьми, а те, кто не принадлежал к их культуре, таковыми не являлись. Хотя генетически мы все связаны, культурные отличия всегда усиливали нашу изоляцию друг от друга.

По этой причине всегда, когда различные группы вступали в контакт, они слишком часто были способны пренебречь фактом принадлежности каждой из них к человеческому роду и относились к «Другим» как к врагам, которых в случае необходимости можно истребить без особых угрызений совести. Это верно не только по отношению к охотникам за скальпами в Новой Гвинеи, но и по отношению к боснийским сербам и мусульманам, ирландским католикам и протестантам, и множеству других конфликтов между расами и вероисповеданиями, которые просто кипят под покровом цивилизации.