«Если», 2002 № 09 - Джеймс Блэйлок

— Какой-какой зверь?

— Василиска-зверь… Огромадна-ай!.. У нас этаких отродясь не видывали! Да еще и о трех головах! Ни с какой стороны к нему подступу нет. Я так мыслю, матерь-то его, не приведи Господь, со Змеем Горынычем согрешила…

Стало быть, все-таки фэнтези. Конечно, Иван предпочел бы разработку по каким-либо историческим событиям — ну да ладно, выбирать не приходится. Фэнтези — так фэнтези…

— И сколько ему «хитов» дали?

Китов?.. — придурковато переспросил Каныга. — Не-е… Кабы китов! Ему, змеенышу, людей подавай! На кого глянет, тот сразу в бел-горюч камень обращается…

Иван помрачнел. К колдовским штучкам он относился еще хуже, чем к приколам. Ну куда это годится: идешь весь в железе, с мечом, со щитом, а тебе навстречу сморчок вроде этого Каныги — первым щелбаном с ног сшибешь! Ни кольчуги на нем, ни шлема… И предъявляет он тебе, поганец, бумажку с каракулями. «Все, — говорит, — я тебя превратил в лягушку! Садись — и квакай!» Морду бьют за такие проделки…

Они сошли с обочины и направились к высокой земляной насыпи.

— А ежели в бел-горюч, — тоже подстраиваясь под плавную былинную речь, спросил Царевич, — то как с ним биться-то — с василиском?

— Мечом, батюшка, мечом! — радостно отозвался Каныга-Лыга.

— А ежели глянет?

— Пущай глядит! — возликовал Лыга. — Тебе-то окаменеть на роду не написано! Это нам, сиротам твоим, беречься надобно…

Так бы сразу и говорили! Все понятно — игра у них зависла. Ну, тут, конечно, мастера виноваты: ввели колдовской элемент, а того не сообразили, что должен быть хотя бы один, участник, на которого взгляд василиска не действует. Всех, короче, в камень обратили — играть некому…

— А кроме взгляда? Еще чем-нибудь он вооружен?

— Когти есть… Клюнуть может…

Иван хотел расспросить подробнее, что представляют собой эти когти и каким образом производится сам клевок, но они уже остановились у чудовищной дренажной трубы, дырявящей насыпь насквозь.

— Туда, Царевич…

Иван заглянул внутрь. В трубе ему не понравилось: сыро, грязно, ветошь какая-то валяется. А может, и не ветошь. Может, дохлятина…

— А если поверху?

— Поверху не пройдешь, — прогудел угрюмый Фома.

— Пройти-то пройдешь, — дребезжащим тенорком возразил Каныга. — А выйдешь не туда…

Двинулись, пригнувшись, по трубе. Шли почему-то долго. Свет в конце туннеля был почти полностью заслонен широкими плечами Фомы и горбом рюкзака.

— Ты уж не обессудь, батюшка… — бормотал сзади Лыга. — Нет иного пути в тридесятое…

Иван ему не ответил. Задержал, насколько мог, дыхание и брезгливо переступил через ветошь, и впрямь оказавшуюся старой дохлятиной.

Выбрались наконец.

Оглядевшись, Иван присвистнул и первым делом направился к укреплениям. Куда там Белым Волкам с их жалким тыном, скупо увенчанным парой коровьих черепов! Прямо перед оторопевшим ролеви-ком чернела настоящая крепостная стена из поставленных впритык срубов. Над приземистой подзорной башней шевелился яркий флажок. Хорошо Иван догадался вовремя взглянуть под ноги: еще полшага — и точно бы сверзился в ров. А там, между прочим, колья были натыканы.

— Ну, ребята… — только и смог вымолвить он. — Уважаю! И ворота есть?

С виноватым видом Каныга-Лыга развел руками.

— В стольный град тебе, Царевич, до времени путь заказан. Вот поразишь змееныша — тогда входи! Хочешь — через ворота, хочешь — стену для тебя размечем…

Три головы… Видимо, та же система, что и у мамонта: три человека связаны в кружок одной веревкой… А раз можно биться мечом, то все трое наверняка в кольчугах. Значит — ставка на подвижность. Закрутить их так, чтобы сами в своей веревке позапутались и друг друга с ног посбивали… Знать бы только, чем они вооружены! Каныга сказал: «Может клюнуть». Надо думать, у каждого — что-то вроде чекана, просто древко подлиннее…

Плохо, что Фоме и Каныге запрещено по игре отвечать на прямые вопросы. Как бы это их половчее спросить?..

— А клюет далеко?

— Ежели шею вытянет, на полсажени достанет.

Хм… Сажень?.. С древнерусской метрологией у Ивана всегда было неважно.

— И сильно?

— Да не так чтобы… Но клюв, сказывают, ядовит.

Ну начинается! Не колдовство — так яды… Ладно. Будем отбивать щитом.

Безлюдье кругом поражало. Иван даже представить, себе не мог, чтобы рядом с городом — и вдруг такая глушь! Ни дачных поселков, ни дорог — одни пригорки. За каким же, спрашивается, лешим Белые Волки выезжают играть за сотню километров, когда под боком готовый полигон?

Дозорная башня утонула в ковыльных холмах по самый флажок. Вскоре канул и он, заслоненный невысоким корявым деревом. Впереди же выпячивалось покатое взлобье, усыпанное и уставленное белыми камнями причудливой формы. Не то капище, не то обломки дольменов…

— Пришли, Царевич, — известил Фома, освобождаясь от ноши. — Вот за этим взгорком он и залег…

Иван развязал тесемки рюкзака и принялся облачаться.

— Убью василиска — а дальше? — полюбопытствовал он, прилаживая поножи.

Коренастый Фома Беренников, осунувшись, смотрел на взлобье, где в беспорядке толпились белые камни.

— Убьешь — оживут, — мрачно изрек он, протягивая шлем. — Ты уж постарайся…

Откровенно переигрывал. Последняя фраза прозвучала столь трагически, что Иван почувствовал раздражение. Древнего русича из себя корчит, а у самого ремень дембельский!

— Так и будешь с бляхой расхаживать? — процедил он.

Коренастый Фома заморгал и поспешно схватился за пряжку, словно испугавшись, что сейчас отнимут.

— Пояс-то не простой… — понизив голос, таинственно пояснил он. — Волшебный! Вишь, звезда жидовская? Червонным золотом за него плачено…

Нет, это не у Белых Волков, это здесь мастера — звери. Они им что же — вообще по-человечески говорить не дают? Ну, такого даже в эль-фятнике не было!..

С мечом в руке (ножны он оставил внизу за ненадобностью) Иван, тяжело ступая, взошел на покатый склон. Фома и Каныга с надеждой смотрели ему вслед.

— Как мыслишь? Одолеет?.. — с тоской спросил Каныга коренастого своего сотоварища. — Вдруг опять не того привели?..

Но Иван этих слов не расслышал.

Василиск… Подумаешь, василиск! Года два назад ему вон с драконом Фафниром довелось сразиться. Ничего, одолел…

Царевич повернулся — и налетел плечом на один из стоячих камней. Камень вскрикнул. Иван отпрянул, но быстро сообразил, что чиркнул по глыбе кольчугой. Тем не менее отважное сердце единоборца приостановилось на секунду. Раздосадованный, он отшагнул назад и, насколько позволяли листовидные прорези шлема, пристально оглядел эту странную надолбу. Камень был нехорош. Какой-то уж больно человекообразный…