Новый Мир ( № 12 2009) - Новый Мир Новый Мир

Переложила нашлепок Михайля в левую руку, мимолетно оцарапавшись о гвоздь, надо повытягивать их оттуда. Затарабанила в дверной косяк:

— Таша!

Гулко, пусто. Наверняка все-таки ушла в лес, хотя что там теперь делать, в лесу, если вся прикладная польза от него спрятана под снегом?

— Тарья!..

Она открыла внезапно, как будто перед тем несколько минут подслушивала под дверью. Нечесаная, хмурая, словно прямо из постели — а чьи тогда, спрашивается, следы на снегу?

— А, вы... Вам что?

— Доброе утро, Таша. Есть одно дело. Помнишь, я давала тебе яшмовый кулон, ну, такое черное украшение на шею...

Сверкнула исподлобья:

— Подарки — не отдарки.

— Я не прошу, чтобы ты отдала назад, — черт, а о чем я тогда прошу?! — Просто дай посмотреть, мне нужно.

Таша неприязненно разглядывала носки моих ботинок. Возможно, еще подол одежды и мокрую фанерку в руке. Не поднимала глаз и, похоже, прикидывала, как бы поубедительнее мне соврать.

— Оно потерялось.

— Это ценная вещь... — Подпустить в голос угрозу, именно угрозу, а не истерику. — Найди.

— Хорошо, я попробую. Поищу.

Хотела закрыть дверь, но я шагнула вперед, вклинилась, затормозила створку:

— Еще одно, Таша. Я собираюсь сходить на станцию. Можешь показать дорогу? Направление хотя бы?

Ждала, что она снова скривится, продемонстрирует неудовольствие, откажется или хотя бы попросит повременить. Ничего подобного: вскинула терновые глаза, улыбнулась, как если б услышала наконец что-то внятное и правильное. Потянула тут же, со стены у косяка, долгополую, как у меня, валяную одежду, сунула руки в рукава, а ноги в заляпанные вчерашней грязью шнурованные ботинки:

— Пошли.

— Спасибо. Я только занесу в комнату... одну вещь.

— Картинку? Ага, давайте.

...Пруд, слегка подмерзший у краев, неподвижный в белой окантовке, отражал белесое небо и уже не казался ониксовым — так, пятно мокрого асфальта. Странно вообще-то, что мы вышли к пруду, я была уверена: станция в противоположной стороне, забрела бы черт-те куда. И тропинка явственно белела, уходя в кустарник, несколько дней назад казавшийся непроходимым. Таша топала уверенно и резво, разметая снег подолом великоватой на нее... кстати:

— Как называется такая одежда?

— Валяница? Так и называется: валяница. А если с кистями, как у вас, то можно еще гардус.

— Никогда раньше не видела. Не знаешь, где такое носят?

— Как где? У нас. — Задумалась, наморщила носик. — Но Каменки не носили. Ходили по-городскому всю зиму, мерзли.

— Ну, по-городскому тоже можно тепло одеться.

Девчонка хмыкнула недоверчиво и саркастически. Тропинка была совсем тоненькая, и я пропустила Ташу вперед, чтобы не ступать в глубокий снег: и нападало же за одну ночь! Надо что-то думать с обувью, холодно, а левый ботинок уже явно протек насквозь. Какие-нибудь валенки к валянице, чтобы не нарушать стиль; хотя его тут нарушает каждый кому не лень. Ташины тракторные вездеходы оставляли рубчатые следы с косыми переломанными палочками спрессованного снега. У кого-то были точно такие же следы, стоп, у Яра, только, понятно, несколькими номерами больше. С ним здорово получалось гулять, он хорошо держал ритм и ловил волну, с ним можно было болтать обо всем — что я и делала. Он много чего обо мне знал. И ведь именно он, мне потом рассказали, организовал тогда всю ту грандиозную, международного уровня кампанию нашего спасения — вместе с Михайлем.

Яр, с которым мы разошлись десять лет назад. И больше не увиделись — ни в аэропорту, ни на похоронах, ни на одном из судов, ни когда-либо позже. Но позвонил же он насчет Юли, позвонил доброжелательно и спокойно, без каких-либо вступлений и расспросов. А мало ли. Никто не имеет точного представления о том, какое место он занимает в чужой жизни. Вдруг Яр все эти годы и вправду не выпускал меня из виду, из своего значимого пространства? И наконец поймал момент, чтобы вмешаться, почему бы и не таким вот причудливым образом: разве я когда-нибудь представляла точно, на что он способен? Яр, он какой-то гранью всегда оставался закрытым, чужим, непонятным, иностранцем — так было легче всего себе объяснить. А сам знал обо мне почти все. Даже про сад камней.

— Теперь туда, — сказала Таша; остановилась она так внезапно, что я коснулась подола ее валяницы. — Видите следы? Это Отс, он ходил на станцию с утра. Не заблудитесь.

— Ты не пойдешь?

Она пожала плечами: мол, если очень надо, могу и пойти, но зачем? Переступила на месте, пропечатывая друг на друга рубчатые следы. Тропинка уходила дальше, интересно вообще-то, куда она ведет, эта основная магистраль, от которой ответвлялась цепочка следов, крупных, размашистых, отстоящих далеко друг от друга. Хорошо, Ташу можно отпустить.

— Спасибо. Тут недалеко осталось?

— Я не знаю. Туда Отс ходит.

И, не дожидаясь моего удивления — странно, по идее-то она должна была давным-давно излазить весь здешний лес, — зашагала по тропинке. Не назад, не домой. Дальше.

А я пошла по следам Отса. Если это и вправду его следы.

Попадать след в след, естественно, не получалось, ноги тут же провалились по щиколотку, ботинки набрали холода и влаги. Лес обступил вокруг, уже совершенно зимний, без скидок на эфемерность первого снега, кружевной, торжественный. Большинство деревьев и кустарников стояли голые, расчерчивая серое небо и прозрачный воздух черно-белыми графическими ветками, лишь изредка встречались дубы, не сбросившие серо-коричневых листьев, присыпанных снежными шапочками, а раз попалась калина, рябина, не знаю — преувеличенно яркие кисти ягод под снегом, я непременно заставила бы снять, даже если б не знала пока зачем. Сквозь снег под ногами пробивалась кое-где жухлая трава — изломанными зигзагами или торчащими вверх игольчатыми копьями, а следы Отса... да не было там уже никаких следов.

Остановилась, осмотрелась по сторонам. Следов не было нигде: снежное покрывало, немножко уже ноздреватое, слегка присыпанное листьями и хвоинками, черт, и как это я сумела свернуть с такой четкой, однозначной путеводной цепочки, теперь возвращаться, что ли, по своим же следам, разыскивая момент расхождения, начальной погрешности? Прямо перед глазами, мимолетно опушив холодом лицо, упал с ветки пласт снега, и я запрокинула голову: ни белки, ни птицы — ничего. Пустынный чужой лес, и нет здесь никакой станции, девчонка Тарья нарочно завела меня в другую сторону, в глушь... ладно. Вернуться в поселение по собственным следам и тропинке я уж точно сумею.

Пошла вперед, взрыхляя снег подолом, петляя между деревьями. Вот Яр, например, он всегда находил дорогу в лесу, а у меня чувство направления всю жизнь было атрофировано напрочь, я могла и по городу накручивать круги и восьмерки широкими чеканными шагами, уверенная, будто двигаюсь куда надо. Сейчас я по крайней мере отдаю себе отчет — что не так мало. И еще за меня снег, он хотя бы даст знать, если зачерчу полный круг.

И вдруг снег вспыхнул. Внезапным ослеплением, ударом по глазам — выглянуло солнце, отразившись в каждой снежинке, будто в гранях друзы горного хрусталя, извлеченной на свет. И сразу же лес зазвучал: под лучами солнца все начало таять, с веток дробно падали комочки снега, на лету превращаясь в капли, решетя белый покров внизу. Я притормозила: ну, допустим, в один момент не растает, но все-таки, скоро моих следов будет совсем не разглядеть, так, может быть, уже — поворачивать, сдаваться, уходить?

Стоп. Еще один звук. Издалека — но на момент, когда он четко вычленился из капельного перестука, уже довольно близкий, нарастающий. Поезд.

Бросилась туда: быстрее, пока не прошел, выйти к рельсам, а там уже нетрудно будет отыскать станцию. Поезд приближался, его звуки, усиливаясь, разнообразились — шумы, вздохи, посвистывания на фоне метрономного стука колес, — а я бежала, проваливаясь в снег, пока не напоролась на сплошной кустарник, колючий, цепкий, непроходимый. Остановилась, переводя дыхание: черт, до чего же неудобно бегать по мокрому снегу, да еще в этом, как его, тяжеленном, с кистями... гардусе?

Поезд простучал мимо, совсем рядом, промелькнули над заснеженными кустами верхушки вагонов. Не сбавляя скорости, сегодня не почтовый день, и, наверное, некому там, в вагоне, вводить в шок проводника или срывать стоп-кран. Вот и замечательно. Ищем выход к насыпи, затем вычисляем, в какой стороне станция: по идее, ее должно быть видно, если колея не заворачивает. И присмотрим себе укромное местечко, откуда будет удобно встретить его в следующий раз, наш загадочный почтовый поезд.