Эхо прошлого - Диана Гэблдон

Б. Генетическая предрасположенность

В. Смертность

Г. Влияние и наличие драгоценных камней

Д. Кровь

Роджер зачеркнул последнее слово, но потом засомневался, должен ли он излагать все, что знал, во что верил или о чем подозревал? Клэр считала полной чушью утверждение о том, что кровавая жертва необходима и приносит практическую пользу, — языческое суеверие без реальных доказательств, говорила она. Может, она и права, в конце концов, образованности у нее не отнять, но у Роджера остались ужасные воспоминания о той ночи, когда Гейлис Дункан прошла через камни.

Он помнил длинные белокурые волосы, развевающиеся на фоне пылающего огня, непослушные локоны, мелькнувшие перед стоячим камнем. Удушающий запах бензина, смешанный с вонью паленого мяса, и обожженное бревно в середине круга, которое было вовсе не бревном. Гейлис Дункан ушла слишком далеко.

«Двести лет, в старинных легендах о феях всегда упоминают две сотни лет», — сказала ему Клэр. Сказки и подлинные истории о людях, похищенных «маленьким народцем», которых «забрали через камни» на холмах фей. «Давным-давно, лет двести назад…» — так часто начинаются сказки. А иногда в них говорится о тех, кто вернулся в родные места, но только через двести лет после своего ухода. Две сотни лет.

Клэр, Бри, он сам — всякий раз, когда они переходили в другое время, промежуток был один и тот же: двести два года, достаточно близко к двумстам, как в старинных легендах. Но Гейлис Дункан ушла слишком далеко.

Медленно и неохотно Роджер снова написал «Кровь», а в скобках добавил: «Огонь?», и больше ничего. Не сейчас. Позже.

Для утешения он посмотрел на книжную полку, где под маленькой змейкой, вырезанной из вишневого дерева, лежало письмо. «Мы живы…»

Внезапно Роджеру захотелось сходить за деревянной шкатулкой, вытащить остальные письма, вскрыть и прочитать все до единого. И не только из любопытства, здесь было нечто большее: Роджеру хотелось дотянуться до Клэр и Джейми, прижать доказательства их жизни к лицу, к сердцу и стереть пространство и время, которые пролегли между ним и Фрэзерами.

И все же Роджер сдержался. Они так решили — или, точнее, так решила Бри, — а Клэр и Джейми были ее родителями.

«Я не хочу прочесть все письма сразу, — сказала она, перебирая содержимое шкатулки длинными нежными пальцами. — Это… словно, как только я закончу читать, они… и вправду умрут».

Роджер понимал. До тех пор пока хоть одно письмо оставалось непрочитанным, Клэр и Джейми были живы. Несмотря на свое любопытство историка, Роджер разделял чувства жены. Кроме того…

Родители Брианны писали те письма не как дневниковые записи, которые, возможно, прочитают далекие потомки. Нет, письма писались с определенной и конкретной целью: для связи с ним и Бри. Это означало, что в них вполне могли найтись тревожные сообщения, ведь и тесть, и теща обладали талантом к подобным откровениям.

Вопреки себе Роджер все же встал, взял письмо, развернул и еще раз прочитал постскриптум — хотел удостовериться, что ему не померещилось.

Да, он ничего не выдумал. Слово «кровь» тихонько звенело в ушах Роджера, когда он снова сел. «Итальянский джентльмен». Речь, несомненно, шла о Чарльзе Стюарте, и ни о ком другом. Господи! Какое-то время Роджер сидел, глядя в пустоту, — Мэнди теперь напевала рождественскую песенку «Джингл беллз», — потом встряхнулся, перевернул несколько страниц и вновь начал усердно писать.

Глава II. Мораль

А. Убийство и причинение вреда жизни

Естественно, мы считаем, что убийство по любой причине, исключая самооборону, защиту другого человека или узаконенное использование силы в военное время, абсолютно предосудительно.

Пару секунд он смотрел на эти строки, затем пробормотал: «Напыщенный осел!» — вырвал страницу из дневника, скомкал и выбросил.

Не обращая внимания на Мэнди — а та уже заливисто распевала пародийную версию песенки: «Динь-дилень, Бэммен — пень, Вобин — дуячок!», — Роджер схватил дневник и направился по коридору в кабинет Брианны.

— Кто я такой, чтобы разглагольствовать о морали? — требовательно спросил он.

Брианна оторвалась от страницы с изображением разобранной электрической гидротурбины и посмотрела на мужа бессмысленным взглядом, означающим, что она услышала, но пока еще не соображает, кто говорит и о чем именно. Роджер знал об этой особенности жены и потому с легким нетерпением ждал, когда ее разум переключится с турбины и сосредоточится на нем.

— …разглагольствовать? — переспросила Брианна, нахмурившись, потом моргнула, и ее взгляд принял осмысленное выражение. — Перед кем ты разглагольствуешь?

— Ну… — Роджер поднял исписанную тетрадь и неожиданно смутился. — Наверное, перед детьми.

— Ты и должен разглагольствовать перед своими детьми о морали, — рассудительно заметила она. — Ты же их отец, это твоя обязанность.

Роджер слегка растерялся.

— Ох, но я ведь сам совершил много такого, что говорю им не делать.

Кровь. Да, возможно, это и была защита другого человека. А может, и нет.

Брианна приподняла густую рыжую бровь.

— А ты не слышал о лицемерии во благо? Я думала, что в семинарии вас этому учили, раз уж ты заговорил о разглагольствованиях на тему морали.