ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

Танки шли медленно, с предосторожностями. Звук все нарастал, бил по нервам. Потом блеснул огонек из-за лесной поросли. И показался низкий, приземистый, будто совсем черный краб-гигант, близко за ним — второй, и поодаль — третий, повыше и как будто полегче. У переднего, справа по ходу, горела фара, не по-боевому, а по-походному.

Покинув опушку, танки задержались на месте. До них — две сотни метров.

У головного открылся люк башни. Оттуда высунулся человек в шлеме. Произнес какие-то слова... Резко, гортанно, непохоже на домашнюю немецкую речь в отчем доме.

И так, не закрывая люка, возвышаясь над всем вечерним лесом — ибо Рональд видел его снизу, из канавы, — плыл в стальной своей громаде высунувшийся из башни немец-танкист, неотвратимо двигался к мостику, вероятно, чтобы обследовать его и едва ли ожидая засаду. Ибо немцы прекрасно знали на сей раз, что полк оставил эти позиции: их самолет-разведчик чуть не с полудня висел над Тайцами, и теперь немецкие офицеры верно, уже четко расшифровали все подробности отхода русских с этого участка. И послали танки на разведку. А может быть, это уже и не разведка, а головной дозор!

Вот они, близко! Гусеницы сотрясают земную твердь. Немец направляет в сторону мостика руку с сильным карманным фонарем. Луч света шарит по мостику, кладет резкие тени от малых кучек песка...

— Минайрт![4] — прризносит сверху голос, почти уже над головами людей, спрятавшихся в канаве. Рональд поднес было свою чиркалку к спичечной головке, но чиркнуть не успел! Романюк широкой своей лапищей прижимает лицо Рональда Вальдека к земле, чуть не прямо в крапивную заросль. Их обдает сверху горячим дыханием машины. Пахнуло соляркой, жаром, маслом, гретым металлом... Прямо над ними — корма тяжелого немецкого танка. Он совершает разворот на месте, не доехав до мостика и обеих мин, закопанных перед мостом. Слышно, как танк ухнул в левую канаву и переполз дальше, в картофельное поле. Второй танк, точно повторяя все эволюции первого, перевалил через ров и уже въехал в картошку...

...У Рональда в голове с поразительной скоростью перематывалась кинолента пережитого с самого детства... Экипаж съезжает с мостовой на лесной проселок... Ласково-мягкий ход колес по зыбкому грунту... В телеге... с Катей, Федей, мужиком-кучером... Пристань Дюртюли... Деревня Бурный поток... Господи, помилуй!..

Два внезапных землетрясения, два содрогания планеты почти сливаются в одну космическую катастрофу, непосильную людскому слуху.

Там, за лентой дороги, в прибрежной низине, на картофельном поле что-то продолжало рушиться, скрежетать, тяжко ухать. Сильно потянуло горящей соляркой, черным дымом.

Подорвались оба головных танка. Задний, оставшийся на дороге, развернулся на месте, рванулся к лесу, крутанул башню назад и палил из пушки, пока не скрылся за хвойной порослью. Вслед ему сделала два выстрела и наша пушка из засады.

У головного танка взрывом мины и собственного боезапаса вырвало и отшвырнуло в сторону башню, всю целиком. Черно-багровое, дымное пламя успело охватить поверженную машину с фашистским крестом-свастикой.

Второй пострадал поменьше, но взрывом его опрокинуло набок с малого бугорка. Обе его разорванные гусеницы стлались по полю, и изо всех, казалось, щелей вытекало дизельное топливо жирными струями.

Сапер Романюк чиркнул теркой о спичку и метнул свою бутылку на эти металлические останки. Всех стоявших у танка обдало вмиг таким жарким пламенем, что иные бегом пустились к реке Ижоре. В двух гигантских кострах на берегу догорели за полчаса обе 38-тонные махины, тяжелые танки Т-6 фирмы «Рейнметалл». Рональду все время чудилось, будто ощутим и запах горелых костей, как в Донском крематории...

Группа арьергарда потерь не понесла. Никто не получил даже легкого ранения, а боевое задание было выполнено: группа продержалась на позиции три с половиной часа и выиграла бой с танками. Прорви они наш заслон — туго пришлось бы нашим полковым тылам! Особенно лазаретам!

Надежности ради Рональд оставил у мостика артиллерийского наблюдателя, приказал орудийным расчетам и саперам еще один час оставаться в секрете, сам же, с Романюком и Уродовым произвел последнюю рекогносцировку окрестностей. Осматривали они чьи-то брошенные домики, сараи, оказавшиеся пустыми, подожгли в лугах два больших стога сена и ненароком заглянули за плетневую изгородь — вероятно загон для скота при ветеринарном пункте. Здесь ожидало их зрелище неожиданное: внутри затона, вдоль изгороди, цепочкой стояло пять артиллерийских орудий, знаменитых сорокопяток, явно приготовленных к походному строю, но... в последний миг, видимо, оставленных не произвол судьбы. Кто их тут бросил — угадать трудно! Вокруг не было ни единой живой души.

Что делать? Не оставлять же казенное воинское добро! У группы имелось пять верховых коней, для товарищей офицеров и одного ординарца. Решили, что офицеры пройдутся в Дудергоф пешочком, а лошадки потащат трофейные пушки...

Сборы эти как раз и заняли час. В полной темноте арьергард, пополненный чужими орудиями, тронулся в путь. С отлогой арки мостика через реку Ижору Рональд бросил взгляд на картофельное поле, откуда еще тянуло смрадом. Но уже ничего там не горело. Глянул он и на кромку леса, где под вечер высовывалась металлическая вышка... Там висела над вершинами предутренняя звезда. В лесных глубинах не слышалось ни стрельбы, ни зловещего лязга гусениц...

...Тремя часами позже, уже на свету, у подножья дудергофской Вороньей Горы он докладывал капитану Полесьеву о выполнении боевой задачи.

Командование Ленфронта высоко оценило операцию на реке Ижоре и представило участников к правительственным наградам. Орден Ленина получил капитан Полесьев — представление о его награждении сочинял весьма красочно ПНШ-5 Рональд Вальдек. Получили ордена командиры Романюк и Лавриненко. Медали «За отвагу» достались всем солдатам арьергарда, артиллеристам, саперам, ординарцу Уродову. Никакой награды не получил один участник — ПНШ-5 Рональд Вальдек. Фамилия показалась... несколько странной! И ее из списка представленных сочли за благо вычеркнуть!

Глава пятнадцатая. ЛАДЬЯ ХАРОНА

Вот Стикс, покрытый вечным мраком,

В ладье Харона переплыт...

В.Брюсов

1

Штабной командир Первого полка дивизии полковника Тропинина, давно оправившийся от своей первой легкой контузии под Скворицей и очень желавший верить, что войскам нашим удастся отстоять и Дудергоф, и Пулково, с поникшей головою слушал приказ своего начальника штаба капитана Полесьева о немедленной переброске полка на северный участок фронта, под город Белоостров, где противник уже отобрал у наших войск почти завоеванный нами в 1940 году Карельский перешеек, и должен быть остановлен встречными контратаками хотя бы на линии старой границы. Там спешно приводятся в боевую готовность наши прежние пограничные укрепления, образующие целую полосу 22-го укрепрайона, или УРа. Отбросить маннергеймовцев во встречных боях, прикрыть промежутки между железобетонными дотами, предотвратить их блокировку и захват белофиннами — такие задачи ставил перед дивизией командующий фронтом тов. Ворошилов. Защищать Дудергоф и Пулково будут другие воинские части фронта! Удержат ли?..