Ты отдашь все! - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, кстати, я, наверное, все-таки окончательно разведусь с Маргаритой, потому что устал нести этот крест. Ты же знаешь, что мы давно живем фактически в разводе. Недавно я совершил последнюю попытку наладить с ней контакт и обстоятельно поговорил на тему моей родословной. Я рассказал ей, что она живет с потомком одного из старейших родов Европы! Столько, сколько правили Виттельсбахи, не удалось царить ни Бурбонам, ни Романовым, ни даже Габсбургам! Этого не удалось никому! Я надеялся, что мне удастся пробудить в ней, наконец, осознание того, с каким человеком ей довелось познакомиться и, тем более, удостоиться чести стать его супругом. Но она, эта жалкая плебейка из местечковой семьи, не поняла и сотой доли! Более того, Лева, она обозвала меня помешавшимся старым маразматиком! Хотя сама – моя ровесница!
А после того, что она сделала на следующий день, я вообще не могу существовать с ней под одной крышей. Не говоря уже о том, что теперь я точно знаю, что это – мезальянс. Представляешь, Лева, эта выскочка притащила к нам домой каких-то мутных людишек, пытавшихся сделать умные лица. Они начали задавать мне разные вопросы, вертеть меня то вправо, то влево. Сначала я вообще не понял, что им от меня нужно, но я почувствовал исходившую от этих людей черную энергию! Через некоторое время я понял, что это – психиатры! Представляешь, Лева, она приволокла к нам каких-то своих друзей, которые якобы в состоянии оценить состояние моего здоровья! Но я поступил хитрее, я не стал им показывать, что все понял, – я сам стал задавать им вопросы! Еще чего – отвечать на вопросы этих холопов! Я, потомок императора Священной Римской Империи, Людовика Баварского!
И представляешь, Лева, они, эти неумелые эскулапы, эти ничтожные дилетанты и неучи, эти необразованные дремучие коновалы посмели в один голос заявить, что у меня паранойяльная шизофрения со слабо выраженными компенсаторными механизмами! Конечно, они не сказали этого мне, они поведали об этом лишь Маргарите, а она после их ухода тут же схватилась за учебник. Я потом открыл страницу с закладкой и нашел выделенный параграф. Причем, Маргарита после этого сразу как-то успокоилась, как будто и впрямь уверилась, чем объясняются мои речи! Она даже не осознала, что просто это она, с ее скудным умишком, не в состоянии их понять!
После того, как она увидела, что я читаю эту книжонку, она сразу же запретила мне говорить кому-либо об этом, а в первую очередь – тебе, Лева, но эта недостойная женщина мне не указ! Я сообщаю об этом инциденте вам, Лева, чтобы еще раз попросить вас посетить в Мюнхене известное вам учреждение и найти доказательства моей правоты. Я хочу утереть нос всем этим неверующим пошлякам!..»
Далее шли мечтания о том, как Сева обоснуется в Баварии и возьмет к себе Леву в качестве дворецкого вместе с его мамой, для которой он в своем замке выделит отдельный флигель. Затем следовали заверения в искренней любви и дружбе к Леве и сообщение, что он регулярно напоминает Заботкиным о долге, но эти легкомысленные люди только отмахиваются.
– Итак, теперь мне кое-что ясно, – резюмировала я, с некоторой опаской поглядывая в сторону Гайворонского.
– Ничего вам не ясно! Вы – такая же вульгарная материалистка! – подал голос из угла свихнувшийся директор музея.
К тому времени конфликт между ним и Максимом был исчерпан: Гайворонский все-таки извинился за руко – или, скорее, книгоприкладство, а Максим не стал набирать «ноль-три».
В этот момент послышались чьи-то голоса в прихожей, и через минуту в комнату заглянули супруга Гайворонского и мальчик лет семи, очень симпатичный, с вьющимися кудрями и таким же благородным профилем, как и у отца.
– Что здесь происходит? Почему такой шум? – осведомилась Маргарита, строго глядя на мужа и гостей из-под очков.
– Риточка, ничего страшного, – поспешил успокоить жену Гайворонский.
Однако Маргариту этот ответ не удовлетворил. Она сдвинула светлые тонкие брови и повторила еще настойчивее:
– Что здесь происходит?
– Мы просто просматриваем некоторые файлы, – упавшим голосом ответил ее супруг.
– Какие еще файлы? – Маргарита шагнула к компьютеру и, прищурившись, всмотрелась в экран. – Идиот! – вырвалось у нее.
Она резко выдернула шнур из розетки, и экран погас. Я видела, что в глазах женщины отразилось смятение, она лихорадочно пыталась что-то обдумать.
– Пожалуйста, успокойтесь, – выступила я вперед. – Мы вовсе не хотели ничего плохого, просто мы разбираемся в обстоятельствах смерти Льва Маркова.
– Я тебе сто раз говорила, чтобы ты стер эти дурацкие файлы! – не отвечая мне, закричала Маргарита на мужа.
Гайворонский молчал, опустив голову, как провинившийся школьник. А Маргарита уже завелась:
– Я сама их сотру, сейчас же! И письма твои выброшу! Ты понимаешь, что# о тебе люди могут подумать?
– Они уже подумали, – с видом приговоренного к смертной казни проронил Гайворонский.
Маргарита бросилась к компьютеру и вновь включила его.
– Я его вообще в окошко выкину! – выкрикнула она, ожидая, пока он загрузится.
Однако в системе произошел какой-то сбой, видимо, из-за некорректного завершения работы. Маргарита не знала, как устранить неполадку, и остановилась в растерянности. Потом она схватила мужа за руку и потащила его куда-то прочь из комнаты. Гайворонский, как нашкодивший ребенок-шалун, послушно засеменил за ней. И тут вдруг подал голос сын Гайворонских. Услышав фразу матери о том, что она выбросит компьютер, он заволновался и тоненько заныл:
– Не надо выбрасывать компьютер, не надо! Я на нем играю, и папа меня на нем в шахматы играть учит! Он еще обещал мне «Нарды» привезти!
Маргарита невольно остановилась, чтобы ответить мальчику, тот все ныл:
– Пап, скажи маме, что мы будем дальше учиться! Ты же хотел мне «Нарды» из Москвы привезти и не привез!
Мы все удивленно посмотрели на Гайворонского, а мой взгляд нес в себе еще и оттенок подозрительности.
– Ох, да замолчи ты, в конце концов! – махнула рукой на сына Маргарита. – Папа тебе чего хочешь наплетет!
– Пап, ты когда снова в Москву поедешь? – не унимался мальчик.
– Альберт, я не ездил в Москву! И не поеду я туда, с чего ты взял?! – возмутился Гайворонский.
– А зимой ты сам говорил мне, что едешь в Москву! – выдал Альберт.
Маргарита выпустила руку мужа. Гайворонский, с горящими глазами, бросал на своего простодушного сына уничтожающие взгляды. Я внимательно следила за его реакциями.
– Та-а-ак, – зловеще протянула Марина Заботкина. – Так вот, значит, где ты был! А почему же ты об этом своему Горячему не сказал, а?!
– Мне кажется, Всеволод Олегович, вам лучше все честно рассказать, – обратилась я к Гайворонскому. – Учитывая некоторые обстоятельства... – я показала рукой на учебник по психиатрии, – вас могут и не посадить в тюрьму за убийство.
– А всего лишь отправить в психушку! – радостно сказал Максим Заботкин.
– Его не посадят ни в тюрьму, ни в психушку! – твердо заявила Маргарита. – Я этого не допущу!
– Я вполне понимаю ваше желание – уберечь собственного мужа, – вежливо кивнула ей я. – Но вы же понимаете, что если он виновен в убийстве, то отвечать ему придется все равно.
– А я заявляю, что он невиновен! Более того, я могу подтвердить, что он никуда не ездил. Если в этом заключается вся соль обвинения.
– Ну, во-первых, ваши показания никак не могут быть решающими, – возразила я. – А во-вторых, откуда в таком случае у вашего сына информация насчет поездки отца в Москву? Я так понимаю, что он все-таки какое-то время отсутствовал? И мы бы хотели знать, когда именно.
– Хорошо, я вам все объясню. Пройдемте в кухню, – предложила нам Маргарита.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Маргарита плотно закрыла дверь в кухню, оставив мужа, Альберта и супругов Заботкиных в комнате. Она плавно опустилась на стул и предложила присесть мне.
– Итак, вы уже в курсе, что мой муж болен, – с горечью констатировала Маргарита. – Это меня очень тревожит, поймите! Он занимает должность, не очень, правда, высокую и престижную, но все же – должность. Поэтому огласка этих фактов крайне для нас нежелательна. Вы понимаете меня?
– Конечно, понимаю, – ответила я. – Однако вопрос не в этом. Главное заключается в том, что против вашего мужа появились улики, позволяющие заподозрить его в причастности к убийству давнего друга.
Я последовательно выложила Маргарите все этапы поведения Всеволода, начиная с прихода к Заботкиным и кончая его науськиванием на них сводного брата убитого Маркова.
– Но вы же понимаете, что он болен, – грустно улыбнулась Маргарита. – И его поведение – следствие всего его болезни. И сам Лева, если можно так сказать, следствие того же самого. Понимаете, я давно подозревала нечто неладное. Но в больницу он идти категорически отказывался. И мне пришлось попросить свою подругу-психиатра и ее коллегу прийти к нам. Естественно, они не могли дать официальное заключение, поскольку не имеют на это права без согласия пациента. Но они согласились по-дружески мне помочь и просто осмотреть его. После осмотра они и сказали, что у Севы – паранойяльная шизофрения! Он потом кричал на меня, что готов пройти сто комиссий и доказать всему миру, что он не болен. И тут я уже стала бояться другого. Понимаете, ведь шизофрения – это расщепление сознания. И Сева мог, с одной стороны, плохо себя чувствовать психологически, думая, что с ним после этого не станут общаться нормальные люди. И вообще, это – позор! А с другой стороны, многие шизофреники и, в частности, Сева тоже, мог втайне гордиться своим новоприобретенным диагнозом, поскольку этим заболеванием страдали многие великие люди, и ему было бы лестно, чтобы об этом узнало как можно больше народу. Он мог думать, что он – человек, избранный богом! Вот в чем заключается расщепление сознания. И если бы у него возобладали именно эти аспекты болезни, то я не исключаю, что он сам пошел бы в клинику и попросил, чтобы его официально освидетельствовали. А после этого его неизбежно положили бы в больницу на три-четыре месяца и давали бы ему препараты, наблюдая, как реагирует его психика. А после этого ему дали бы третью или четвертую группу инвалидности, и он вынужден был бы оставить свою директорскую должность, поскольку дальнейшее его пребывание на этом месте оказалось бы невозможным. Я так подробно описываю вам все эти медицинские и юридические моменты, чтобы вы поняли до конца мои мотивы...