Везде чужой - Виталий Забирко

По-хозяйски расположившись в кресле каптейна, Геннад спокойно поинтересовался причиной переполоха в центурии и узнал, что сегодня ночью у себя на квартире застрелен губернский комиссар статс-советник Шаболис, а также взорвано здание мэрии. Оба случая приписывались в центурии одной и той же банде террористов.

- Это ваши проблемы, - не дослушав, махнул рукой Геннад, положил на стол ориентировку на розыск и пододвинул её каптейну. Коррумпированность бассградской центурии и губернского муниципалитета, их мафиозная структура, намертво сросшаяся с преступным миром, были притчей во языцех даже в Столице.

Каптейн с недоумением ознакомился с документом и вернул Геннаду.

- Ну и что? - всё ещё строптиво спросил он. - А я здесь при чём?

- При том, - жёстко осадил каптейна Геннад и жестом, не терпящим возражений, снова придвинул к нему бумагу. - Поскольку в оперативном отделе никого сейчас нет, я назначаю вас ответственным за поиск. Ваше имя?

- Каптейн Мишас.

- Так вот, каптейн Мишас, проведите моё распоряжение по инстанциям. И не дай бог оперотдел не окажет вам помощи! Мои полномочия вам известны, так что доведите их до сведения помощника комиссара. Мне ждать некогда.

Геннад встал.

- Через два часа я уезжаю в Крейдяное и вернусь через день. Поэтому послезавтра утром отчёт о проделанной работе должен лежать на этом столе.

- Так что мне делать? - обескуражено проговорил каптейн. От его агрессивности почти не осталось следа.

- Искать эту личность.

- Что мне, все кладбища перекопать? - вновь попытался взбунтоваться начальник информационной службы. Его должность ни к чему не обязывала, рутинная работа приучила к размеренному образу жизни, и ему ох как не хотелось взваливать на свои плечи ответственность за оперативное дело.

Лицо Геннада окаменело. Бездельников он не любил.

- Встать! - процедил он сквозь зубы.

Каптейн вскочил и, вытаращив глаза, уставился на Геннада. Другого языка он, похоже, не понимал.

- Я вас разжалую. Ясно?

- Так точно!

- Вот и договорились...

Капитан прямо-таки ел глазами Геннада.

- Вы должны собрать все сведения об этом человеке, - не глядя на каптейна, проговорил Геннад. Всё-таки следовало дать начальнику информационного отдела, далёкому от следственной практики, ориентировочное направление работы. - Есть версия, что он жив.

Не прощаясь, Геннад направился к выходу, но у дверей оглянулся и бросил:

- Кстати, закажите мне билет в Крейдяное на трёхчасовой поезд.

И вышел, оставив начальника информационного отдела в полном смятении.

Решение съездить в Крейдяное пришло Геннаду ночью в поезде, когда он мучился бессонницей от вони в купе. В поисках "живого мертвеца" в Бассграде он мог участвовать лишь как координатор, направляя и активизируя местную агентуру - что легче и проще делать тому же начальнику информационной службы, - и такая работа Геннада не устраивала. Исполнителем "от сих до сих" он никогда не был, всегда раскапывал горы хлама, добираясь до самых незначительных деталей. Поэтому и решил проследить весь путь псевдо-Таксона, хотя и понимал, что гросс-каптейну Диславлу его действия вряд ли понравятся. Как он тогда сказал: "Только найти..."

Толкаться в толпе мешочников на вокзале в ожидании поезда Геннаду не хотелось, и он, освежая голову после бессонной ночи, прошёлся по улицам Бассграда. Когда-то большой город с миллионным населением, образовавшийся путём слияния нескольких десятков горняцких поселков, с истощением шахт обезлюдел и распался теперь уже на постиндустральные поселения, отделённые друг от друга кварталами рассыпавшихся панельных многоэтажек. Лишь центр города, построенный из добротного камня в период расцвета Республиканства, выглядел более-менее прилично. Впрочем, такая участь постигла все крупные города. После голодных бунтов начала Перелицовки горожане, не обеспеченные работой, топливом и пропитанием, устремились в сельскую местность. Началась гражданская война за передел земли, отголоски которой докатывались и до сегодняшнего дня. Население страны резко сократилось, и установилось шаткое равновесие, смещавшееся в сторону мира при хороших урожаях и войны - при плохих.

Центральную площадь оцепили спецотрядом центурской гвардии, и Геннад прошёл через кордон только предъявив предписание. Ему приходилось бывать в Бассграде в служебных командировках, и он хорошо помнил величественное здание мэрии, возвышавшееся над городом. Сейчас от мэрии остались лишь дымящиеся компактные руины. Террористы хорошо знали своё дело. Обойма кассетных ракет с вакуумными боеголовками впрессовала здание в площадь, не причинив вреда соседним домам. Странные террористы. Требований не выдвигают, себя не афишируют... А искать их нужно среди ракетчиков - так аккуратно "положить" обойму мог только кадровый офицер. Возможно, бывший... Впрочем, это уже не его, Геннада, дело. Пусть у других голова болит, тем более что в глубине души Геннад был солидарен с отчаянным актом террористов, желавших покончить с коррумпированной вседозволенностью губернских властей. Но даже самому себе Геннад в этом признаться не мог, настолько не оформившимся, подсознательным было сочувственное понимание действий террористов. Одно он твёрдо мог сказать - поручи ему титул-генрал Васелс расследование терракта в Бассграде, он бы отказался.

На вокзал Геннад пришёл за полчаса до отправления поезда, забрал билет у дежурного по вокзалу центура и за бешеные деньги, раз в двадцать превышающие суточные, перекусил в коммерческой едальне тушёными речными водорослями. В меню была ещё соленая жабья икра, но цену на неё сложили вообще невообразимую, да и употреблять в пищу термически необработанные продукты Геннад опасался. Слишком велика вероятность активизации в организме чужеродных мутагенных органоидов.

Всю дорогу до Крейдяного Геннад проспал и ранним утром сошёл на перрон свежим и бодрым, как никогда. Ночью в Крейдяном выпал первый снег, и хотя он уже начинал подтаивать, хлипкой кашей расползаясь под ногами, всё же тонкой ажурной пелериной прикрыл изуродованную человеком землю и освежил воздух. Давно Геннад с таким удовольствием не дышал полной грудью и не видел столь чистой белизны снега. В Столице снег падал с неба серый и грязный, пополам с копотью.

Никто в Крейдяном с поезда больше не сошёл, и никто не сел. На пустынной платформе, зябко переминаясь в разбитых валенках, стоял только коренастый небритый мужичок в засаленном ватном комбинезоне с подпалинами. Скукожившись от холода, он равнодушно наблюдал, как паровоз набирает воду под водоразборной колонкой. Лишь изрядно поношенная форменная фуражка на его голове говорила, что это не забулдыга, а работник станции.