Занимательные истории, новеллы и фаблио - Маркиз Сад

Пятидесятилетний господин де Ранвиль был одарен сдержанным нравом, особо высоко ценимым в свете. Сам он смеялся мало, однако обладал талантом заставлять смеяться других. Хладнокровной подачей своих язвительных острот, шутовским выражением обычно неулыбчивого лица и умением выдержать паузу он порой в тысячу раз лучше веселил компанию, нежели многие навязчивые тяжеловесные болтуны, монотонно повторяющие одну и ту же шутку и безудержно смеющиеся сами, ничуть не заботясь о развлечении слушателей. Господин де Ранвиль занимал ответственный пост в откупном ведомстве. Стараясь отрешиться от мыслей о крайне неудачном браке, некогда заключенном им в Орлеане, где он и оставил недостойную супругу, он проживал в Париже в обществе одной очень красивой особы, бывшей у него на содержании, и нескольких не менее приятных, чем он, друзей, тратя по двадцать-двадцать пять тысяч ливров ежегодной ренты.

Любовница господина де Ранвиля была не девицей, а замужней дамой, что делало ее еще пикантней, ведь, как известно, привкус адюльтера часто придает особую остроту наслаждению. Она была необыкновенно хороша, тридцати лет, с прекрасной фигурой. Расставшись со скучным и заурядным мужем, она покинула провинцию и приехала искать счастья в Париж, где в скором времени его и нашла. Как всякий истинный распутник, Ранвиль был падок на лакомые кусочки и никак не мог упустить подобный случай. И вот уже три года с помощью заботливого обхождения, большого ума и больших денег ему удавалось заставить эту женщину забыть о печалях супружества, встретившихся ей на жизненном пути. У обоих была сходная участь, и они утешались вдвоем, еще раз убеждаясь в великой истине, впрочем, ничего не исправляющей в нравах: в мире существует столько несчастливых супружеских пар, а следовательно, столько горя лишь оттого, что глупые или корыстные родители подбирают детям состояние вместо чувства, ибо, как часто говорил Ранвиль своей подруге, совершенно очевидно, что не одари ее судьба невыносимым мужем-тираном, а его – блудливой женой, а соедини она браком их двоих, – вместо терний, по которым они так долго ступали, путь их был бы усеян розами.

Некое не заслуживающее отдельного разговора событие однажды привело господина де Ранвиля в грязную и небезопасную для здоровья деревню под названием Версаль. Привыкшие к столичному поклонению короли делают вид, что скрываются здесь от одолевающих их подданных. Честолюбие, скупость, месть и тщеславие ежедневно привлекают сюда толпу несчастных, надеющихся облегчить свои невзгоды, пользуясь покровительством своего недолговечного кумира. Цвет французской аристократии, способной играть первостепенную роль на своих землях, томится здесь в ожидании приема, униженно обхаживая привратников или смиренно вымаливая куда худший, нежели тот, какой они вкушают у себя дома, обед в обществе коронованных особ, на миг вознесенных фортуной из сумрака забвения, и вновь им уготованный спустя некоторое время. Устроив свои дела, господин де Ранвиль усаживается в одну из придворных карет, заслуживших прозвание «ночной горшок», и его случайным попутчиком оказывается некто господин Дютур – необычайно разговорчивый, раскормленный, неповоротливый и любитель позубоскалить. Служил он, как и господин де Ранвиль, в откупном ведомстве, только у себя на родине в Орлеане, откуда, как мы уже упоминали, происходил и господин де Ранвиль. Завязывается беседа. Всегда лаконично отвечающий на расспросы и не открывающий своих карт Ранвиль, еще не успев произнести несколько слов, уже знает фамилию, имя, прозвище, родину и состояние дел своего попутчика. Сообщив эти подробности, господин Дютур переходит к светским сплетням.

– Кажется, вы бывали в Орлеане, сударь, – начинает Дютур, – похоже, вы мне об этом только что говорили.

– Прежде я жил там несколько месяцев.

– И, наверное, знавали госпожу де Ранвиль – одну из величайших потаскух, когда-либо живших в Орлеане?

– Госпожа де Ранвиль – довольно красивая женщина.

– Совершенно с вами согласен.

– Да, я встречал ее в свете.

– Так вот, поделюсь с вами: три дня назад я с ней переспал. Вот уж кто действительно рогоносец, так это ее муж, бедняга Ранвиль!

– А вы с ним знакомы?

– Лично незнаком. Но слышал, этот жалкий субъект сорит деньгами в Париже в обществе публичных женщин и таких же развратников, как и он сам.

– Ничего не могу добавить, поскольку не знаю этого господина, однако всегда искренне жалею мужей-рогоносцев. А вы, сударь, случаем, не из их числа?

– Из числа кого, рогоносцев или мужей?

– И тех и других, эти два понятия настолько неразделимы в наше время, что, по правде сказать, не вижу между ними различия.

– Я женат, сударь. Я имел несчастье жениться на женщине, с которой никак не мог поладить. Не сошлись характерами. Мы с ней расстались полюбовно. Она пожелала поехать в Париж, чтобы скрасить одиночество своей родственницы, монахини из монастыря Сент-Ор. Сейчас она там и пребывает, время от времени давая о себе знать, но я с ней не вижусь.

– Она так набожна?

– Уж лучше бы она была набожной, но нет.

– А! Я понимаю вас. И что же, вам даже не любопытно справиться о ее здоровье, ведь дела требуют сейчас вашего присутствия в Париже?

– Откровенно говоря, я не любитель монастырей. Я рожден для радости, веселья, удовольствий, я любитель шумных компаний и не рискну отправиться в заведение, которое выведет меня из строя на добрых полгода.

– Но жена...

– Жена может интересовать, если пользуешься ее услугами. Но не в том случае, если в силу ряда серьезных причин должен твердо от нее отказаться и жить от нее подальше.

– В том, что вы говорите, сквозит какая-то чрезмерная суровость.

– Вовсе нет, скорее философия. Сейчас так принято: кто не следует голосу рассудка, тот слывет дураком.

– Все же следует предположить в вашей жене какие-то несовершенства, поясните мне, что это: врожденный недостаток, нехватка терпимости, неумение себя вести?

– Всего понемножку... всего понемножку, сударь. Но оставим это, прошу вас, и вернемся к нашей красотке госпоже де Ранвиль. Чего же ради, не понимаю, вы были в Орлеане, если не развлеклись с этой особой; с ней имели дело абсолютно все.

– Не совсем все, вот видите – я с ней не был. Не люблю замужних женщин.

– С кем же, сударь, простите за излишнее любопытство, вы проводите время?

– Прежде всего – дела, а затем одна очаровательная особа, с которой я ужинаю время от времени.

– Вы, сударь, не женаты?

– Женат.

– И где ваша жена?

– Оставил ее в провинции, подобно тому, как вы оставили вашу в Сент-Оре.

– И вы женаты, сударь, тоже женаты, собрат по несчастью. Так, ради Бога, расскажите о себе.

– Разве я еще не говорил, что муж и рогоносец – слова-синонимы? Испорченность нравов, роскошь – все эти соблазны толкают женщину к падению.

– О! Это верно, сударь, как это верно!

– Вы говорите словно сведущий человек.

– Отнюдь нет. Однако как хорошо, сударь, что некая очаровательная особа утешает вас в отсутствие покинутой супруги.

– Да, особа на самом деле необычайно прелестна, я бы хотел вас с ней познакомить.

– Почту за честь, за большую честь, сударь.

– О! Пожалуйста, без церемоний, сударь. Вот мы и доехали. Сегодня вечером не стану вас занимать, зная, что у вас дела, но завтра непременно приходите к ужину по указанному адресу. Буду вас ждать.

Ранвиль дает адрес с выдуманной фамилией. Попутно предупреждает прислугу. Таким образом, те, кто станет спрашивать его под таким-то именем, без труда сумеют его отыскать.

На следующий день господин Дютур явился на условленную встречу. Благодаря принятым мерам предосторожности он беспрепятственно отыскал жилье господина де Ранвиля, хотя тот и представился под другим именем. После обмена первыми любезностями Дютур, казалось, забеспокоился, не находя обещанного ему божества.

– Нетерпеливый вы человек, – говорит Ранвиль, – вижу, чего ищут ваши взоры. Вы ожидали встретить красивую женщину, и вам уже не терпится попорхать вокруг нее. Привыкший украшать позором лбы орлеанских мужей, вы, как посмотрю, не прочь также обойтись и с парижскими любовниками. Держу пари, вы бы охотно определили мне местечко рядом с беднягой Ранвилем, о котором мы с вами вчера так мило беседовали.

Дютур отвечает как привыкший к победам над дамами мужчина, самоуверенный, но, в конечном счете, недалекий. Беседа принимает шутливый оборот, и Ранвиль, беря приятеля за руку, говорит:

– Пойдем, безжалостный, войдем в храм, где вас поджидает богиня.

Произнося это, он заводит Дютура в подготовленный будуар, где любовница Ранвиля в необычайно элегантном дезабилье, но под густой вуалью, возлежит на бархатной оттоманке. Ничто не скрывает ее пышного обольстительного стана, одно лицо остается невидимым. Она заранее предупреждена и готова подшутить.