Пылающий символ. Том 1 - Галина Виноградова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Было бы интересно услышать о деяниях Зенобии от очевидца, – сказал Констанций.
– Она объявила своего малолетнего сына царем, а себя – регентом. Когда персы, пользуясь гибелью Одената, напали на Пальмиру, царица сама повела войска в бой! – с пафосом произнес вигил. – Персы были разбиты, а царство Зенобии приросло северной Месопотамией. На пирах она пьет вино наравне с мужчинами, а в охоте на диких зверей нет ей равных!
– Трудно понять, что здесь правда, а что вымысел, – засомневался Теодор.
– Если бы ты знал ее так, как знаю я, ты бы не усомнился ни в одном моем слове!
– В таком случае, пока Зенобия отбивает атаки персов на границе империи, она может сколько угодно пить вино и убивать зверей, – заключил Констанций с улыбкой.
Но Теодор, как старший и умудренный жизнью человек, усомнился в его заключении.
– Эта женщина хочет создать империю для сына. Зенобия обещает своим подданным понижение налогов и расширение прав. И если провинции будут переходить под ее руку, что останется Риму?
– Для провинциалов вы оба слишком хорошо осведомлены, – заметил Констанций.
– Голубиная почта быстрее курьерской, – сказал Модест.
В течение всего ужина Констанций поглядывал на Елену, стараясь поймать ее взгляд. Как только ужин закончился, он отправился к стойке.
– Хотел извиниться…
– А я – поблагодарить, – одновременно с ним заговорила Елена.
Оба рассмеялись, и напряжение мгновенно пропало.
– Хотел бы расплатиться за проживание.
– Отец сказал, что статус твоей подорожной – самый высокий. За тебя платит государство. У нас нечасто бывают такие гости. – Елена смотрела на него с любопытством и уважением. Не красавец, конечно, подбородок длинноват, но высок, атлетичен, воспитан.
– Я задержусь надолго. Буду строить здесь корабли, – сказал Констанций.
– Мы с отцом будем рады.
Было видно, что Елена привечала Констанция, и это давало ему надежду на завоевание сердца амазонки.
Верфи в Дрепане располагались рядом с портом, но у них был свой причал и выход в открытое море. Они представляли собой ряд площадок, выложенных каменными плитами под высоким навесом. Одна из верфей оказалась свободной, именно там ранним утром Модест собрал опытных корабелов.
В пустом, гулком помещении Констанций рассказал о том, какие суда ему нужно построить, и пообещал хорошую плату.
Пожилой грек, пришедший с сыном, стукнул кулаком по ладони и хмуро осведомился:
– А крылышки не хочешь прилепить к своим кораблям? Тогда они точно будут делать все, что захочешь! Лучше бы тебе поискать Дедала![72]
– Но отец, если мы построим… – начал его сын.
– Я все сказал! – грубо прервал его мастер. – Вставай, Димитрис, мы отсюда уходим!
Остальные корабелы сидели с озадаченными лицами. Никто не спешил браться за трудновыполнимое дело, когда поднялся рыжий македонец и спокойно заговорил:
– Я возьмусь выполнять твой заказ, но срок постройки увеличу с семи до девяти недель. Также предупреждаю: не все твои пожелания смогут осуществиться. Если ты согласен, я готов подписать договор.
– По рукам! – с радостью согласился Констанций.
В тот же день он поставил на верфи большой ящик с мелким песком, на котором было удобно чертить. Это приспособление облегчило взаимопонимание с македонцем. После бурных обсуждений в стандартные чертежи были внесены изменения и заложена первая бирема.
По мере того как освобождались соседние верфи, там закладывались новые суда для Констанция. Строительство десяти бирем оказалось непростым и затратным делом. Констанций днями и ночами пропадал на верфях, и, когда в последний день Цереалий[73] работники потребовали день для отдыха, он осознал, что и сам страшно устал.
В свой первый выходной Констанций позволил себе выспаться. Время шло к обеду, он вышел в перистиль и остановился в тенистом портике, разглядывая залитый солнцем сад.
У нимфеума Констанций заметил Елену, и сердце забилось чаще. Он подошел к ней и, поприветствовав, сказал:
– Этот сад напоминает мне отцовскую виллу.
– А где эта вилла? – поинтересовалась Елена.
– В Наиссе[74].
– Город в провинции Верхняя Мезия?
– У тебя хорошие познания в географии!
– Я прочла «Географию» Страбона, и мой отец проезжал этот город, когда путешествовал в Фессалоники. А правда, что в Наиссе выпадает снег и подолгу не тает?
– Правда.
– И как только люди переносят такую стужу?
– В тех краях люди разводят овец с длинной шелковистой шерстью. Одежда, связанная или сотканная из нее, прекрасно согревает. Холода длятся не больше двух месяцев, но зимой очаги не гасят.
– Никогда бы не стала жить в таком суровом месте!
– Лето у нас жаркое. Отцовский нимфеум рассыпа́л миллионы брызг, и в перистиле было всегда прохладно.
Елена улыбнулась:
– И в этом нимфеуме такое возможно. Сдвинь заслонку, и напор воды увеличится.
Констанций дернул заслонку, но та не поддавалась. Он применил силу, и заслонка внезапно сдвинулась. Мощный поток воды веером вырвался из чаши, окатив Елену и его самого с ног до головы.
Мысленно посылая проклятия мойрам[75], Констанций установил заслонку в прежнее положение, и струи фонтана забили тише. Он встретился глазами со смеющимся взглядом Елены и представил, как глупо выглядит: мокрый, взъерошенный, некрасивый. А вот она… Тонкая намокшая ткань отчетливо прорисовала фигуру девушки, и Констанций не мог отвести от нее восхищенных глаз.
Покраснев, Елена гордо вскинула голову:
– Могу я подождать в твоих апартаментах, пока рабыня принесет сухую одежду?
– Конечно, – сказал Констанций. – Я побуду в саду.
Спустя несколько минут, переодевшись, Елена вышла в сад и с любопытством спросила Констанция:
– Что за листки папируса разбросаны по всему триклинию?
– Это расписки от поставщиков и работников. По окончании работы я должен отчитаться в расходах, – ответил он.
– Но они в страшном беспорядке. Если хочешь, я разложу их по назначению и посчитаю все траты.
– А ты действительно сможешь? – с почтением поинтересовался Констанций.
– Это моя привычная работа. Сейчас я иду в таверну, приноси туда свои документы.
Вернувшись в таверну, Елена удивилась, когда заметила рядом со стойкой Давида: в это время он обычно работал в кузне.
– Что-нибудь случилось?
– Мне захотелось пить… – сказал Давид.
Она заглянула в его лицо и поняла, что причина в другом.
– Ты не за этим пришел, я это вижу.
– Ты меня любишь, Елена? – Давид посмотрел на нее с такой болью, что ей стало не по себе.
Еще вчера ответ был очевидным: «Конечно же да!» Но сегодня она взялась за край своей паллы и вытерла ему лицо:
– У тебя на щеке сажа.
В это время в таверну вошел Констанций и вывалил на стол ворох папирусов. Елена подхватила пару листов у края и положила в общую кучу. Но когда Констанций нарочито накрыл ее руку своей, она размахнулась и влепила ему пощечину.
Обескураженный Констанций развернулся и вышел. Давид поплелся за ним. К Елене обратился постоялец с оплатой, и день покатился дальше чередой обычных рутинных дел.
Ночью, в который раз переживая весь этот день, Констанций вдруг понял, как грубо заявил свои права на Елену. В сущности, он повел себя не лучше Хромого Марция.
Верфи по-прежнему требовали внимания Констанция и напряжения всех его сил. Не все задумки воплощались с первого раза, но большую часть он все-таки воплотил. Смертельно уставший за длинный день, Констанций не оставлял попыток объясниться с Еленой. Вечером, передавая очередную расписку, трепетно искал ее взгляда, однако девушка была неизменно холодна и безучастна.
Lawrence Alma-Tadema – Architecture in Ancient Rome, 1877
И вот однажды Констанций дождался позднего часа и пришел в таверну, когда рабы уже прибирали столы и гасили светильники. Вышло так, что туда же явился Давид, его лицо выражало решимость уничтожить соперника. Констанций собрался ретироваться, но не тут-то было! Столкновение было неизбежным.
Давид сжал кулаки и перегородил ему дорогу.
– Оставь Елену в покое!
Констанций попытался его утихомирить:
– Кому из нас уйти – решать только ей.
Давид замахнулся и со всем пылом юности ринулся на соперника.
Теодор бросился их разнимать. Констанций уклонился, придержал Давида и аккуратно положил его на пол.
Сообразив, что Констанций
