Пансион искусных фавориток. Борьба за жизнь - Екатерина Богданова

— Больно? — спросила с участием.

— Ы-ы-ы! — ответил невидимый гость.

И как-то не понравилось мне это «ы-ы-ы», уж больно по-человечески оно прозвучало.

— Кто здесь? — спросила сдавленным шепотом. Если некое неопределенное животное, скорее всего магического происхождения, это одно. Но если ко мне по ночам захаживает человек, это уже совершенно непозволительно!

Ответом мне был глухой хлопок. А в следующее мгновение дверь приоткрылась, в щель сначала просунулся трясущийся канделябр с зажженными свечами, а уже за ним показалось испуганное лицо камеристки.

— Иди спать, — махнула я на нее рукой. — Все хорошо, просто сон плохой приснился.

— Так выл же кто-то, — озираясь, прошептала Мади.

— Вон! — прикрикнула на служанку.

Дверь захлопнулась, а я еще долго лежала и гадала: чего же добивается мой ночной гость?

Уснула только с первыми лучами солнца, надеясь на то, что двор по обыкновению проснется только к обеду. Но выспаться так и не удалось. Меня пожелала увидеть королева. Ее величество Элинария отправила фрейлину с поручением во что бы то ни стало привести принцессу Саминкару.

Пришлось вставать, спешно принимать ванну и отправляться на аудиенцию к королеве с еще мокрыми волосами, спрятанными под сетку. Голову неприятно тянуло от веса забранных в закрепленную на голове сеточку влажных волос, в висках стучали неугомонные молоточки от бессонной ночи и выпитого накануне вина, но я спешила на встречу, предчувствуя что-то важное не только для королевы Элинарии, но и для меня.

Стоило мне переступить порог спальни ее величества, как королева приказала окрепшим голосом:

— Все вон!

Помещение мгновенно опустело, остались только я, Элинария, спящая в кроватке еще совсем несимпатичная малышка… и король. Но я не уделила внимания царствующей чете, мой взгляд неотрывно следил за новорожденной принцессой. Но вдруг девочка открыла ярко-голубые глазки и посмотрела прямо на меня, осмысленно посмотрела. И я, урожденная графонесса, воспитанная фаворитка, ставшая принцессой, склонила голову перед новорожденным ребенком. Я этого совсем не хотела, но какая-то неведомая сила заставила меня преклонить голову и почтительно уставиться в пол.

— Подойди, дочь, — холодно произнес Возрен Седьмой.

— Прекрати. Мы знаем, что эта девочка не твоя плоть и кровь, — изрекла королева. Я подняла голову и подошла, но не к королю, а к кроватке принцессы Никеллы.

— Как ты смеешь ослушаться своего короля! — возмутился его величество.

— Не кричи, муж мой. Неужели не видишь, что наша дочь выбрала ее? — спокойно осадила короля Элинария. — Нам остается только повиноваться.

— Не подходи к моей дочери! — возопил Возрен Седьмой и бросился мне наперерез. Но, сделав всего пару шагов, замер, согнувшись, схватился за спину и застонал. Я метнула взгляд на его величество и хотела подбежать к нему, чтобы поддержать. Ведь королева была еще слаба и лежала в постели, и, кроме меня, некому было помочь королю. Но стоило мне повернуться, как будто раскат грома прозвучал прямо в голове: «Стой, принцесса без королевства! Не это твоя юдоль». Я замерла, не смея пошевелиться. Король стонал от боли, тщетно пытаясь разогнуться, королева обреченно смотрела на собственную дочь, а мне оставалось только молиться богине, чтобы меня не обвинили во всем происходящем. Но по-настоящему страшно стало, когда я увидела во взгляде ее величества Элинарии мольбу о помощи. Обращенную ко мне мольбу! Решение пришло в голову, как подсказка свыше. Я сделала два решительных шага, очутившись перед колыбелью, уверенно протянула руки и подняла малышку, прижав ее к груди. Его величество разогнулся и, утирая катящийся по лицу пот, опустился на кровать. Королева Элинария облегченно вздохнула, будто до этого момента боялась дышать, а меня переполнило незнакомое доселе чувство благоговения.

Малышка принцесса была такой легкой, но в то же время ответственной ношей, что я сама испугалась своей смелости. Секундный порыв обернулся неразрешимой задачей: вернуть ребенка в кроватку или продолжать прижимать к себе комочек живого чуда. Я не смогла решить эту задачу самостоятельно. Медленно подошла к ложу королевы и спросила едва слышным шепотом:

— Не хотите взять ее на руки?

Королева округлила глаза, будто ей предложили что-то предосудительное. Но я не придала этому значения и, наклонившись, буквально заставила мать взять на руки собственное дитя. Девочка тут же начала тереться личиком о сорочку ее величества, ища материнскую грудь.

— Забери ее! — возопила королева Элинария. — Я не опущусь до мещанского обычая вскармливать грудью, как дворовый скот!

А я чувствовала, что именно это и нужно маленькой принцессе, и не посмела вмешаться. Маленькая, еще совсем слабая девочка высвободила ручку и, будто точно зная, что делает, отдернула полу сорочки на груди матери. В следующее мгновение принцесса уже жадно впилась в материнскую грудь.

Элинария вскрикнула от боли, но я только отвернулась, чтобы не смущать кормящую мать.

— Это неслыханно! — возмутился пришедший в себя король.

И полным шоком было для меня услышать тихий голос ее величества:

— Тише, Возрен. Напугаешь нашу малышку, подавится.

Я обернулась и увидела, как королева Элинария кормит грудью свою дочь, одновременно улыбаясь и морщась от боли.

На меня больше никто не обращал внимания, и я просто ушла, поняв, что моя миссия выполнена… по крайней мере сегодня.

После легкого завтрака я вновь изъявила желание прогуляться по саду. После получасового променада Авройя оповестила меня о прибытии портретистки, и опять началась пытка позированием. Только сегодня нас с Виколлой ни на минуту не оставляли одних и мы даже словом обмолвиться не смогли. Но порадовало то, что нас отвлекли, и портрет был все еще не закончен. А отвлек нас Мордок. Он лично явился в сад, благосклонно покивал головой, узнав о моей затее с портретом, и, низко поклонившись, объявил:

— Ваше высочество, через час состоится обед с посольством Наминайской империи, и его величество король желает, чтобы вы присутствовали.

— Передайте отцу, что я непременно буду, — ответила советнику, заметив, как Викки скривилась, услышав, что я назвала короля отцом. Да мне и самой было неприятно называть так постороннего человека. Появлялось ощущение, что предаю память об умерших родителях, но, с другой стороны, папа меня понял бы и не осудил. Я никогда никого другого не назову отцом в душе, это же была игра, притворство во имя выживания. И Виколла должна это понимать. Фрейлины отпустили портретистку, дружно восхищаясь ее творением, которое мне так и не показали, убедив, что лучше будет увидеть уже готовый портрет.

К обеду меня готовили как к величайшему торжеству, что не помешало мне жестоко оторвать излишне пышные кружева на коротких рукавах и поясе изумрудно-зеленого платья, категорически отказаться от пяти нижних юбок и надеть те туфельки, которые понравились, а не те, которые выбрали фрейлины. Над прической и макияжем я тоже надругалась, отказавшись от увесистого шиньона и уверенно стерев со щек румяна, а с губ красную помаду. От белил я категорически отказалась еще в первый день пребывания при дворе. Превращать себя в бледное подобие привидения не было никакого желания, тем более что я от природы была достаточно светлокожей. Взглянув на свое отражение, принцесса Саминкара осталась довольна увиденным и отправилась покорять наминайских послов.

Обед проходил в небольшом зале, где стоял всего один стол, и накрыт он был на шесть персон. За столом уже присутствовало посольство в полном составе и принц Возрен, даже двое сопровождающих стояли, склонив головы, за спинами послов. При моем появлении мужчины встали. Сэр Вир отстранил слугу и лично придвинул мне стул. Когда я устроилась, принц и посол тоже вернулись на свои места за столом. И только спустя десять минут, проведенных в бессмысленных вежливых разговорах, нас почтил своим присутствием король Возрен.

Все поднялись, отдавая дань уважения короне. Король степенно занял место во главе стола и величественно кивнул, позволяя нам сесть.

— Прошу извинить мне небольшое опоздание. Спутал, знаете ли, время проведения обеда, — проговорил Возрен Седьмой.

Его конечно же заверили в том, что ничего страшного в этом нет. Но даже дурак понял бы, что это маленькая месть за внеурочное появление послов. На мой взгляд, поступок мелочный, глупый и не достойный короля. Но меня никто не спрашивал, и король в советах не нуждался. Монарх априори прав, даже если выглядит это полным абсурдом.

За обедом говорили в основном о вкусовых пристрастиях и обычаях, об отличии наминайской кухни от возренийской. Политические вопросы не поднимались, а если кто-то вскользь и упоминал о том, что могло привести к диалогу на политическую тему, послы ловко направляли разговор в другое русло. Дипломатичности наминайцам было не занимать, королю стоило бы поучиться у них. Я старалась говорить как можно меньше, в основном отвечая на прямые вопросы или делясь своими впечатлениями об очередном блюде наряду со всеми. В общем, обед прошел в дружественной, я бы сказала, семейной обстановке. Сказала бы, если бы не знала, для чего весь этот цирк устроен. Король усердно демонстрировал возренийское радушие, которого в действительности и в помине не было. В народе ходили легенды о том, как при дворе относятся к незначимым и незваным гостям. Случалось даже, что какого-то незадачливого молодого и неопытного герцога бросили в темницу за то, что явился ко двору без приглашения или дозволения посетить короля. Многих дворян отлучали от двора за попытку пристроить во дворце кого-нибудь из родственников без разрешения его величества. В общем, не жаловали при дворе гостей. И наминайцы наверняка об этом знают, вот король и лезет из кожи, чтобы переубедить их. Ведь Наминайская империя не чета соседним герцогствам и мелким княжествам, с которыми можно не церемониться.