Физрук: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

С этими благими намерениями я вступил в стены учительской. Едва я миновал ее порог, все разговоры оборвались и все головы повернулись в мою сторону. Признаться, мне стало не по себе от этого молчаливого рассматривания. Что-нибудь случилось с Симочкой? Да нет, вот она стоит, честные-пречестные глазенки округлила… Я нанес военруку более тяжкие телесные повреждения, нежели показалось сначала? Тоже нет. Вон у окна сидит, буравит меня ледяным взором, от которого я, видимо, должен превратиться в снеговика…

— Доброе утро, коллеги! — сказал я, чтобы разрядить обстановку.

Помогло. Опять все загалдели, обсуждая свои учительские дела.

— Александр Сергеевич! — окликнула меня Раечка, директорская секретарша. — Загляните к Пал Палычу, пожалуйста!

Вот оно! Сейчас мне выволочку учинят. Я открыл дверь и увидел эту сладкую парочку — директора и заведующую учебной частью.

— Здравствуйте, Александр Сергеевич! — сказал Разуваев. — Проходите, садитесь!

— Здрасьте…

Опустившись на стул, я принялся ждать вынесения приговора. Может на этот раз все-таки выставят взашей?.. Так я с радостью! Пойду к Панкратычу в спортобщество «Литейщик», он, хоть и спьяну, золотые горы сулил, если я стану тренером городской команды, в основном — по самбо, но немного — и по карате.

— Как прошло совещание в райкоме комсомола? — осведомился Пал Палыч.

Я хотел было резануть правду-матку, чтобы уж точно выгнали, но тут в разговор вступила старуха Шапокляк.

— Я хочу, Александр Сергеевич… — напряженно-хрупким голосом начала она. — Нет, я просто обязана просить у вас прощения за те безобразные сцены, которые стали результатом моей предубежденности. Для человека моего педагогического стажа и жизненного опыта совершенно непростительно не суметь разглядеть в молодом коллеге человека, может быть излишне прямодушного, но искреннего и добросердечного.

Это было посильнее «Фауста» Гёте. Змея прячет ядовитые зубы и признает ошибки? Не верю! Скорее всего, она тоже услыхала о моем участии в пьянке сильных мира сего и прикусила свой раздвоенный язык. Однако, надо думать, не надолго. Ровно до тех пор, покуда не разобралась в ситуации. Нужно не дать ей разобраться. Вернее — не дать ей сделать вредные для меня выводы. Змеиный язык должен оставаться прикушенным как можно дольше, желательно — навсегда.

— Полагаю, Эвелина Ардалионовна, что и с моей стороны имела место некоторая неосмотрительность, — дипломатично отреагировал я. — Обязуюсь вести себя более подобающе.

— Вот и замечательно! — резюмировал директор. — Вы, товарищ Царева, впредь будьте снисходительнее к молодым кадрам. А вы, товарищ Данилов, побыстрее адаптируйтесь к коллективу и принимайтесь, наконец, за свой экспериментальный класс. Там вам невпроворот работы.

— Как раз вчера, на совещании в райкоме, принято решение провести спартакиаду среди школьников нашего города, — как бы, между прочим, вставил я. — Думаю, что моя задача, в числе прочего, заключается и в том, чтобы подготовить для участия в ней команду нашей школы.

Насчет спартакиады я не совсем соврал. Словечко это действительно мелькало в пьяном трепе завсегдатаев элитного кабака. Имеет ли она отношение к школьникам, за это я ручаться не могу, но можно поговорить с Кешей и, если что, навести его на эту мысль. Директору идея понравилась во всяком случае. Он торжествующе посмотрел на завучиху, которая состроила ханжескую улыбку.

— Вот видите, Эвелина Ардалионовна! — воскликнул Пал Палыч. — А молодой педагог, невзирая на свой не слишком удачный дебют, оказывается патриотом школы и города!

— В этом мы его всецело поддерживаем, — проквакала Шапокляк.

— И не только на словах, товарищ Царева! — подхватил Разуваев. — Надо пересмотреть свое отношение к учащимся восьмого «гэ» класса… Если уж товарищ Данилов берется сделать их ядром команды, которая будет с честью представлять нашу школу на городской спартакиаде, то наша святая обязанность поддержать не только классного руководителя, но и его ребят… Думаю, можно скостить двойки по поведению тем из них, кто проявит себя в спорте.

— Я могу считать вышесказанное решением руководства школы о моральном поощрении наших юных спортсменов? — поймал я его за язык.

— Что скажете, Эвелина Ардалионовна? — спросил Пал Палыч у посеревшей завучихи.

— Ну-у… Если Александр Сергеевич проявит себя, как классный руководитель, то почему бы нет? — прошипела та.

— Вот и договорились, — с чувством глубокого удовлетворения произнес директор. — Однако — звонок!.. У вас, товарищ Царева, урок в пятом «А»…

— Я помню, — буркнула Шапокляк и нехотя покинула кабинет.

— А у вас — «окно», товарищ Данилов, — продолжал Разуваев, когда завуч удалилась.— Советую поговорить о спартакиаде с нашим комсоргом, — добавил он. — Серафима Терентьевна близко к сердцу принимает все, что касается чести школы.

— Я так и сделаю, Пал Палыч! — пообещал я, поднимаясь.

Поговорить с Симочкой и впрямь не мешало. Надо же выяснить, что у них произошло с военруком? Может у них там любовная игра намечалась, а я въехал в чужие амурные дела, как глупый рыцарь на полудохлом коне. И я направил своего воображаемого Росинанта в Пионерскую комнату. На этот раз дверь не была закрыта, а старшую пионервожатую я все же застал. Увидев меня, она стыдливо заалела щечками, что лишь подзадорило неугомонного гуманиста Данилова.

— Как вы себя чувствуете, Симочка? — спросил я, усаживаясь на стул таким образом, чтобы ей затруднительно было удрать.

— Спасибо, Александр Сергеевич, но право не стоило вмешиваться.

— Во-первых, зовите меня Сашей. А во-вторых, во что мне не стоило вмешиваться?..

— А вы, разве, не знаете?

— Если вы о том, что я случайно услышал из-за двери, то — нет, не знаю…

— Не стоит, Саша…

— Нет, стоит!.. Я пошел на конфликт с коллегой, с которым, хочешь, не хочешь, мне придется работать как минимум три года! Если бы я ему начистил рыло в подворотне, вне рабочего времени — это одно, а вот — в рабочее время в Пионерской — совсем другое.

— Если вы думаете, что я стану восхищаться вашим рыцарским, в кавычках, поступком, — повысила голос старшая пионервожатая, — то вы глубоко заблуждаетесь!.. Мы отучаем ребят драться, а какой пример подаете вы?

— Давайте оставим педагогику в стороне, Серафима Терентьевна… Если я и впрямь помешал вам с Григорием Емельянычем, то немедленно отправлюсь перед ним извиняться!

Она потупилась.

— Нет, вы не помешали, Саша… Понимаете, он…

Глава 11

— Нет, пока не понимаю… — нахмурился я, уставившись на Симу.

— Он… хочет, чтобы я… Ну понимаете…

— Чтобы вы стали его женой? — выпалил я, а у самого в груди ёкнуло что-то.

— Нет… Вернее, чтобы стала женой, но… Как это сказать? Без заключения брака…

— Значит, я ему правильно врезал… И еще врежу, чтобы не лез…

— Спасибо вам Саша!..

— Не за что, Симочка, и чтобы больше никаких слез!

— Я… постараюсь…

— Так-то лучше… И вообще, научитесь отбиваться от назойливых ухажеров, — принялся разглагольствовать я. — Спокойно, весело… Не стесняйтесь и пощечину залепить… И вообще, знаете что?.. Вы как к спорту относитесь?

— Положительно! — Она заметно приободрилась. — Физкультура и спорт — это важнейший инструмент воспитания молодежи.

— Да что же вы все лозунгами разговариваете?

— Ну, я же комсорг… — немного смутилась девушка. — И пионервожатая по совместительству. Нас так учили.

— Ясно. А вы сами-то спортом занимаетесь?

— Конечно!.. Летом — бег и плавание. Зимою — коньки и лыжи. Еще мы с подругой в походы ходим.

— Превосходно!.. Стало быть, базовая подготовка у вас имеется. Тогда я вас научу обороняться.

— Драться, что ли?.. — аккуратные бровки Симы встали домиком.

— Не драться, — я назидательно поднял указательный палец в потолок, — обороняться от каждого, кто начнет приставать. Слезы — плохая защита от разных мерзавцев. Надо научиться делать им больно… Лучше физически… А еще лучше — ногами. Иногда это необходимо, уж поверьте.