Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

Володе не понравился ее тон — выходило, что она знает о космической саранче далеко не все. А лавину бронированных черных тел, рассекающих грудью воду, казалось, было не остановить — они не только успешно преодолевали водную преграду, но и делали это умело и стремительно, словно это и не сквирлы были, а какие-то крокодилы. Это сравнение напрашивалось первым — твари плыли, вытянув шеи, так что морда их была наполовину утоплена в воду, а узкие черные гребни спин, выступавшие наружу, также могли бы сойти за спины исполинских рептилий, вот только хвостов не было видно.

— Кричи, стерва, дрянь, кричи! — прошептала Лайка бледными, бескровными губами и режущим движением вспорола покровы царицы на ладонь в длину.

Королева от нестерпимой боли прикрыла глаза веками, обрамленными настоящими длинными ресницами, и пронзительно застонала, а когда Лайна вновь крутанула нож, впрочем, следя за тем, чтобы он не ушел в тело слишком глубоко, издала долгий, невыносимый — плакать хотелось, слушая, — звенящий крик, эхом вернувшийся к катеру, уже когда пленница обессилено затихла. Владимир увидел, как из закрытых глаз царицы текут слезы. Она действительно плакала навзрыд, сначала беззвучно, а затем по-женски всхлипывая. Сходство с плачущей женщиной было столь поразительным, что Владимир сознательно вызвал в памяти Рината, Шамиля, Ваньку Самойлова, загубленных этой плакальщицей, между прочим. И отвернулся, чтобы не видеть — смотреть на мучения королевы сквирлов без сопереживания ей было просто невозможным — так по-человечески она страдала.

Внезапно передний сквирл, которого сейчас отделяли от катера каких-нибудь сто метров, поднял голову и бултыхнул по поверхности лапой. А потом, издав жалобный крик, ушел под воду. По озеру уже плыли многие десятки тел, а Зубцов все не заводил мотора, чтобы твари не пошли на попятную, если царица окажется слишком далеко от них. Какие-то сквирлы были пловцами получше, какие-то похуже, однако было видно уже, что существа они отнюдь не водные. Подоспевшие тем временем собачьи сквирлы тоже лезли в воду и тонули там, не проплыв и десяти метров. Володе подумалось, что этот безымянный, судя по карте, водоем войдет в историю Земли — столь величественным и устрашающим было зрелище. Внезапно королева издала какие-то новые, торопливые дельфиньи звуки, и сквирлы, все как один, замерли в нерешительности, а некоторые даже начали разворачиваться обратно.

— Режь ее, Лайна! — воскликнул Зубцов, развернувшись к инструктору. — Эта жопа их предупредила!

Лайна, казалось, была уже пресыщена мстительным восторгом и сейчас тяготилась своей работой в качестве заплечных дел мастера. Но, пересилив себя, она опять пронзила царицу ножом и вращательным движением усугубила боль королевы. Однако та на сей раз терпела, стоически прищурив переполненные страданием глаза с суженным в точку зрачком.

Зубцов внезапно сунул руку в карман и достал оттуда какой-то замызганного вида пузыречек. Встретив потерянные взгляды Владимира и Лайны, с трудом выдерживавших напряжение последних минут, он сам, перегнувшись через перегородку, отделявшую мостик от палубы, сыпанул белого порошка из своей склянки в развороченные лезвием раны на теле царицы, что исторгло из всех четырех ртов самки душераздирающий с пронзительный вопль, равного которому Володе не доводилось слышать никогда прежде. Зубцов, заметив ужас, застывший в глазах и ученого, и своей обожаемой инструкторши, с широкой улыбкой сказал:

— Вот она какая полезная оказалась, привычка. Я, ребята, всегда с собой соль беру. Вот ведь как пригодилась! Выше нос! Это не больше чем жопа с глазками, опарыш! Мы их всех сегодня раздавим, поглядите! — Владимир посмотрел на водную гладь, ежеминутно смыкавшуюся над еще одним исполинским куском закованного в черную броню мяса на радость здешним ракам, и увидел, что все морды тварей, с трудом державшихся на плаву, вновь смотрели в сторону их утлого суденышка.

— Зачехляйте ее и зажмите ей пасть, — скомандовал Зубцов, — чтобы она их не образумила. Вот ведь гадюка, — продолжал полковник нарочито веселым тоном — он считал необходимым сейчас поддерживать подобным образом боевой дух своей команды, — какие себе похороны отгрохала, как настоящая фараонша. Всю свиту с собою на дно потянула.

Владимир, сглатывая комок в горле, натянул мешок на исполненные страдания и слез глаза королевы, из глубин которых на него повеяло такой опустошающей сердце тоской, что впору самому было заплакать. Лайна убрала нож и здоровой рукой прижала предводительницу к палубе, зажимая ей рты.

Через четверть часа с воинством царицы было покончено. Последние пять минут топился арьергард отряда — подтягивались сквирлы, раненные Лайной. Они, прихрамывая, а то и просто волоча ноги, останавливались в нерешительности у, казалось, поднявшихся от мертвых тел вод озера, не понимая смысла происходящего, но чувствуя, что госпожа где-то рядом, и тогда полковник, с какой-нибудь плоской, жестокой шуточкой, сыпал соль на сочащиеся белым раны королевы, а Лайна отпускала ее рты, чтобы та могла исторгнуть очередной бередящий душу стон. И тогда твари на берегу откликались на разные голоса и пускались в свое последнее плавание по гостеприимным — места на всех хватит — мрачным водам мертвого озера. Его, к слову, с тех пор так и назовут — Мертвое озеро. И мемориал построят — Ринату, Шамилю и Ивану. Успеют — красивый будет памятник — до грядущей, роковой для планеты, зимы…

Наконец воды поглотили, без следа и звука, последнюю из тварей, спешивших на выручку своей царице. Молчание сомкнулось над катером, а сверху из туч упали первые мелкие осенние холодные капли, и озеро покрылось рябью, будто это гибнущие чудовища царапали лапами по нижней стороне поверхности водоема, не в силах пробиться к воздуху и свету. Зубцов сказал Володе и Лайне:

— Ну что же, теперь нам пришла пора разобраться с этой миледи. Конечно, проще всего ее было бы расстрелять из пулемета, да вода больно холодная — вплавь добираться неохота, если днище продырявим. Придется по старинке, — и Зубцов, вытащив из-за пояса длинный, с зазубринами нож, без пауз и раздумья всадил его в шею царице сквирлов. Гибкое белое тело судорожно забилось, королева заскулила, как раздавленный машиной щенок, но Зубцов сел на бьющегося грудастого червя и за считанные секунды отчленил голову. И лишь потом снял мешок. В красивых золотых глазах царицы застыли страх, боль и облегчение, что пытке пришел конец. Какие же удивительные были эти глаза — умные, выразительные, человеческие…

Наконец и обезглавленное тело перестало ворочаться у ног, замерев куском бесполезного сала. Катер и так был уже полон белой кровью царицы, хоть вычерпывай. Зубцов автоматически закрыл царице один за другим все четыре глаза и, размахнувшись, бросил ее голову в сторону центра озера. А потом, подняв тело, перевалил за борт и его.

«И за борт ее бросает в набежавшую волну», — вспомнились Володе строчки известной песни, повествующей и о, мягко говоря, неджентльменском поведении Стеньки Разина. Однако дело было сделано. Во всей округе они были единственными живыми существами. И лишь озеро, темное, мрачное, хранило свое вечное, а теперь и какое-то зловещее, многозначительное молчание. Володе подумалось, что так же, должно быть, сыто и довольной молчало Чудское озеро после ледового побоища. Зубцов достал сигаретку, закурил. Внезапно издалека донесся шум мотора приближающегося вертолета — а вот и сам он тяжелой стремительной птицей выскользнул из-за деревьев. Вертолет отчего-то летел низко, возможно, сверху удалось разглядеть след от машины — знали, где искать. Авиацию в подкрепление отряду прислали всего неделю назад, почти одновременно с приездом Лайны, так что воспользоваться боевой машиной удалось с толком лишь теперь, для эвакуации выживших героев. Зубцов радостно вскинул автомат и дал очередь в воздух, разумеется, в сторону. Вертолет сделал вираж и завис над катером — по воде в разные стороны от закачавшегося суденышка побежали барашки, вздыбленные могучим винтом. Скользнула вниз веревочная лестница, и сперва Владимир, а потом Зубцов вскарабкались по ней вверх. Полковник, сказав о ранении инструктора, велел, когда она схватится, нежно поднимать трап вверх. Он еще внизу поинтересовался у девушки, которая выглядела пугающе бледной, сумеет ли она удержаться на одной руке, и получил утвердительный ответ. Зубцов сам втянул поднятую Лайну на борт летучего корабля, а потом уже руководил эвакуацией с катера бронебойного пулемета. Через две минуты влекомый винтом стальной ковчег, сделав разворот в воздухе, взял курс на военный лагерь.

Глава 9

СОЮЗНИКИ

Лайна еще в полете потеряла сознание. Когда с нее стянули куртку, стало понятно, что отнюдь не нервы были тому виной — кровь пропитала все свитера, в которые закуталась теплолюбивая девушка, и о размере кровопотери судить было очень сложно, видно было лишь, что она, безусловно, серьезна и угрожает жизни Лайны. Пилот связался со штабом, и на высоком уровне было принято решение держать курс на Москву, где было уже открыто представительство силлуриан, включавшее в себя медпункт со всем необходимым для лечения девушки. Полковник с Володиной помощью наложил жгут на рану, не снимая задеревеневшие от свернувшейся кровавой корки свитера. По воздуху все дороги короче — лететь до Москвы оставалось меньше часа. К радости Зубцова, уже на подлете к столице Лайна пришла в себя. Черты ее лица болезненно заострились, глаза запали. Она подняла взгляд на склонившегося над ней полковника и негромко сказала, но Володя все равно слышал — он сидел тут же, рядом: