Остров "Его величества" - Захар Максимов

Несколько дней назад в стране, на территории которой я нахожусь, закрыли представительства СОБН и Интерпола. Мы, мол, плохо себя вели…

Доходили до нас слухи о странных делах, творящихся в районах, скупленных солидной английской фирмой «Ромерсон» для проведения «долгосрочных сельскохозяйственных экспериментов». Фирма держала все свои работы в глубокой тайне. Вот поэтому никому никогда не было хода в эти районы. В нашем обществе уважение к святому праву частной собственности — это вам не шутки… Уж не эксперименты ли по разведению в сельве опиумного мака и переработке его в героин вела там эта фирма? Тем паче, что бывший золотой треугольник, столько веков исправно служивший поставщикам наркотиков, мы все-таки с помощью правительств Бирмы и Лаоса скоро ликвидируем окончательно, и нашему противнику может потребоваться новая крупная опорная зона.

Под давлением все той же фирмы «Ромерсон» правительство этой страны приняло решение выступить на предстоящей сессии ООН с отказом от участия в жизненно важном для страны предприятии — прокладке новой межконтинентальной транспортной магистрали Север — Юг, которая должна была проходить через Канаду, США, Центральную и Южную Америку и оканчиваться на Огненной Земле. Она, конечно же, пересекла бы не только Трансамазонскую магистраль, но и зону, скупленную фирмой «Ромерсон».

Правительство держало свое решение в тайне, чтобы не вызвать накануне предстоящих выборов волну возмущения в стране, но о нем узнал главный редактор ведущей политической газеты. Редактор был честный человек и не получал субсидий от фирмы «Ромерсон». Я говорю «был», потому что он решил выступить публично на страницах своего еженедельника с разоблачением правительства, попирающего национальные интересы страны в угоду иностранным дельцам. Редактора нашли мертвым, когда гасили пожар, вызванный взрывом мощном мины в его доме.

Джейк Питерс раскопал эту историю, но доказательств не имел. Зато он загорелся желанием наведаться в сельву и посмотреть, чем это так мешает фирме «Ромерсон» новая дорога и чем эта фирма вообще там занимается. Но после того, как местные власти закрыли здешнее бюро СОБН, ему, разумеется, пришлось выкатываться отсюда и ждать официального обсуждения протеста нашего руководства правительству этой страны на сессии Генеральной Ассамблеи.

Я же срочно вылетел сюда из Нью-Йорка «для ликвидации дел бюро»… Два дня спустя, выполнив все формальности, я сел во взятый напрокат элегантный электромобиль и на глазах наблюдавшей за мной полиции пересек границу с соседним государством. Еще через день, оторвавшись от пущенных кем-то за мной «хвостов», я пересек границу в обратном направлении и «растворился»…

Скандал, конечно: старший инспектор СОБН находится нелегально в стране, нарушая закон и международное право. Это только «пушерам» можно, а нам такого нельзя. Если меня поймают — СОБН скомпрометирован. Ну что же, я знал, на что шел. Американец я, в конце концов, или нет?

Отвечаю — американец. А какой уважающий себя американец побоится проявить свою вольную индивидуальность, не пойдет на приключение один? Нет, действовать в одиночку для моих предков было куда привычнее, чем работать в рамках какого-то аппарата. Проповедь гнилого индивидуализма, заявил бы на это мой уважаемый русский друг Сергей Карпов.

«Эх, — подумал я, вставая со сломанного ствола дерева, — Серега, в настоящий момент мне одинаково начхать и на индивидуализм и на коллективизм. Мне просто, увы, одиноко и грустно и очень хочется поскорее отсюда выбраться».

В конце концов река привела меня туда, куда мне было нужно — к самым границам «государства в государстве», к угодьям фирмы «Ромерсон». Обходя очередную излучину реки, я наткнулся на высокий проволочный забор, пересекавший даже реку. Насколько я понял, он был установлен не столько против лесных бродяг вроде меня, сколько против зверей. В проволоке не было электротока, часовых я не обнаружил, заросли близ забора метров на сто были расчищены. Я приблизился к забору, сделал подкоп и проник на территорию фирмы. Крупное зверье в огражденную зону попасть не могло. Но зона за забором может просматриваться средствами электронного наблюдения, поэтому я включил свою «шапку-невидимку» — маленький такой приборчик, делающий меня практически невидимым для всех видов электронного наблюдения. Хорошо еще, что этот прибор я нес в застегнутом на «молнию» внутреннем кармане, а то, катаясь с тем ягуаром, вполне мог бы растерять все.

К лагерю я вышел совершенно неожиданно для самого себя, отшагав всего две мили.

«Ну, если это опытная мирная сельскохозяйственная станция по разведению новых сортов гевеи-каучуконоса или черных тюльпанов, — мелькнуло у меня в голове, — то я папа римский, а фирма „Ромерсон“ — воплощенная невинность».

Высокий забор из колючей проволоки через каждые двести метров разрывался вышками, на которых находятся по два часовых с пулеметом. Вдоль забора, без всякого сомнения, проходят невидимые глазу лучи электронного наблюдения. Я посмотрел на свой приборчик: так и есть. Ну, да нам это не страшно. Главное, чтобы в колючей проволоке не было тока. С моим прибором и ток преодолим, хотя сгореть может моя «шапка-невидимка», и останусь я без прикрытия.

Я спрятался в кустах и принялся выковыривать из кожи рук и ног личинки мух; кожа зудела и чесалась так, как будто я был искусан по меньшей мере миллионом комаров. Затем я кое-как привел в порядок свою одежду. Не скажу, что после этого я выглядел как денди, но, по крайней мере, не как пугало.

После всего этого я устроился поудобнее, притаился и принялся наблюдать за забором.

За первый день наблюдения я установил, что часовых на вышках сменяют каждые четыре часа. Первые час-два они стоят очень напряженно, но потом внимание у них ослабевает, они даже начинают между собой болтать. Люди днями ждут опасности, но ее нет, и напряжение, а вместе с ним и дисциплина падают. Ветер доносил до меня обрывки речи, и, к моему удивлению, иногда я слышал, что говорят они по-немецки, но на каком-то странном и непривычном диалекте.

Каждые четыре часа перед сменой караула вдоль забора проходит вооруженный автоматами патруль из трех человек с собакой. Хорошо, что с внутренней стороны лагеря, а не с наружной. Все-таки подальше от меня. На собаку моя «шапка-невидимка» не действует.

На второй день я вел наблюдение, сидя на высокой пальме, слева и справа от меня находились две сторожевые вышки. С дерева была хорошо обозрима часть лагеря — бараки, плац, непонятные мне сооружения. Противоположной стороны забора я не видел. Прямо не лагерь, а небольшой городок в сельве.