Междуглушь - Нил Шустерман

— Если вы не согласны — можете идти своей дорогой. — Тон Милоса не допускал возражений. Он поискал глазами и указал на машину, только что заехавшую на стоянку: — Вон в той Мазде то, что вам нужно: мужчина и женщина. Давайте!

Он сделал выразительный жест, мол, пошли вон. Лосяра и Хомяк не шелохнулись.

— Нет? — поднял бровь Милос. — Тогда будьте любезны заткнуть ваши милые пасти и проводить наших друзей до Мемфиса.

Он повернулся к ним спиной и зашагал к шоссе.

Лосяра воззрился на Хомяка, тот двинул ему по шлему.

— Чего вылупился, а, а?

Хомяк припустил за Милосом, Лосяра, пристыжённый, вразвалку потопал следом.

Алли повернулась к Майки:

— Ну, ты идёшь или собираешься так и стоять там, пока окончательно под землю не провалишься?

— Конечно, иду.

Майки вытащил ступни из асфальта, и они оба устремились вслед за другими.

— Ты бы поблагодарил Милоса, — сказала Алли. — Он ведь встал на твою сторону.

Но Майки, по-видимому, был не в том настроении, чтобы кого-либо благодарить.

Майки МакГилл был в Междумире уже очень давно, и ему много чего довелось пережить. Он провалился в центр Земли и сумел выбраться оттуда, командовал кораблём, был сначала человеком, потом монстром, потом снова человеком. Сколотил себе целое состояние из перешедших в Междумир предметов и потерял его. Он всё вынес, всё вытерпел.

Однако из этой богатейшей коллекции опыта самой запутанной, самой непонятной и не поддающейся здравому разумению была одна вещь — любовь. Он долгое время сопротивлялся и гнал от себя мысль о том, что любит Алли. Майки твердил себе, что их отношения — это так, ничего особенного, что он просто благодарен — она помогла ему стать человеком. Что их совместные странствия — всего лишь временное обоюдовыгодное партнёрство, пока он не решит, что ему делать и куда двигаться дальше.

Всё это был обман.

Правда была в том, что он любил Алли с силой, которая пугала его самого. Временами, когда он смотрел на девушку, его послесвечение из бледно-голубого становилось почти лавандовым. Наверно, любовь имеет свой собственный цвет, решил Майки; он задавался вопросом, замечает ли это Алли...

Собственная реакция на Милоса застала его врасплох. Когда он был МакГиллом, никто не решался поставить под сомнение его авторитет, он правил единовластно. И потом, хотя обстоятельства изменились, и власть он потерял, всё равно никто не имел возможности проникнуть в ту маленькую сферу, которую они с Алли очертили вокруг себя. Они постоянно двигались, переходили с места на место, и встреченные ими послесветы были лишь частью пейзажа — они мелькали и пропадали, словно их и не бывало.

Однако теперь их тесный круг расширился и превратился в не очень приятное содружество пятерых. Лосяра и Хомяк Майки не волновали. Милос — вот где крылась угроза. Милос с его постоянной обаятельной улыбкой, экзотическим акцентом, лёгким намёком на растительность на лице, которая, конечно, превратилась бы в мужественную щетину, если бы он прожил подольше — вот откуда жди беды! Алли считала его очаровательным, и хотя Майки знал, что она сказала это, только чтобы поддразнить его, результат намного превзошёл намерения. Эти слова преследовали Майки, издевались над ним, изматывали его. Майки не имел понятия о том, плох Милос или хорош. Всё, в чём он отдавал себе отчёт — это что попросту ненавидит сам факт существования Милоса.

Два дня они шли по федеральному шоссе № 81, затем по шоссе № 40, и никто ни разу не совершил скинджекинга. Таково было распоряжение Милоса — как он сказал, «из уважения к Майки».

В сумерках второго дня они они набрели на целую коллекцию мёртвых пятен — должно быть, этот участок дороги был особенно опасен — и присели на одном из них. Лосяра и Хомяк уже совсем извелись — до того им хотелось «отправиться на тело». Майки видел, что того же самого хотела и Алли: она тоже не находила себе места.

— Ты такой раньше не была, — сказал ей Майки — они сидели в доброй дюжине ярдов от других, и их никто не слышал. — Ты никогда не испытывала потребности в скинджекинге.

Алли ответила не сразу; она не стала ни огрызаться, ни отмахиваться от его слов.

— Я делала это довольно часто в последнее время, — вымолвила она наконец. — А чем чаще ты занимаешься скинджекингом, тем тебе больше хочется. Не проси объяснить, я не смогу.

— Хочешь стать такой, как они? — указал он на Хомяка и Лосяру. Те тоже ёрзали, раздражались по всякому поводу и без повода — словно наркоманы, которым требовалось «ширнуться».

— Я никогда не стану такой! — вознегодовала Алли, хотя и не слишком уверенно. — К тому же, как только мы придём в Мемфис, они отправятся своей дорогой, а мы своей.

— И что это за дорога?

У Алли снова не нашлось ответа. Это было на неё совершенно не похоже: обычно у неё на всё имелся ответ, пусть и не всегда правильный.

— Всё теперь изменилось, — сказала она, но не стала объяснять, что под этим подразумевалось.

— Я знаю, что случится, — прошептал Майки. — Ты увидишь свою семью, а потом возьмёшь монету и уйдёшь. Я знаю...

Она вздохнула.

— Поверь мне, я этого не сделаю. Кстати, разве это не ты привёз меня в Кейп-Мэй, чтобы повидаться с родными?

Она права.

Майки пожал плечами

— Ну и что? Я старался делать то, что считал правильным. Человечным. Но может быть, я больше не хочу делать то, что правильно.

Произнося это, он не мог заставить себя взглянуть на неё. Вот, думал он, сейчас она рассердится, и начнётся проповедь о том, как важно проявлять человеческое участие и ставить интересы других выше собственных, и бла-бла-бла...

Но в ответ она только улыбнулась и сказала:

— Я хочу тебе кое-что пообещать, Майки. Обещаю, что всегда буду с тобой. И ещё обещаю, что никуда не уйду... пока ты не будешь готов сделать то же самое.

Она наклонилась и нежно поцеловала его в щёку.

Он только стыдливо надеялся, что она не заметит лёгкого лавандового оттенка в его послесвечении.

Вообще-то Алли уже несколько раз замечала, что сияние Майки меняет цвет, и хотя она была девушкой сообразительной, но в данном случае острота ума ей полностью изменила. Она полагала, что этот лавандовый оттенок — остаток его МакГилловой сущности, ну, вроде как шрам у живого человека, который болит на погоду. После всего, через что им довелось пройти, она испытывала к Майки глубокие чувства — но, однако, не как к любимому, не как к своему парню. «Мой парень» — это принадлежность живого мира, парни там приходят и уходят; сегодня твоя рука лежит в его руке, а завтра ты той же рукой отвешиваешь ему пощёчину. Но Майки не был ей и братом. Ник — вот кого она воспринимала как брата; с Ником они были соединены навечно совместным рождением в Междумире, словно пара призрачных близнецов.

А кто же тогда для неё Майки? Родственная душа? Может быть. Она не могла отрицать — они отлично подходят друг другу, им хорошо вдвоём. Когда она была с ним, то испытывала чувство комфорта и покоя, вот только... их отношениям не хватало чего-то такого-эдакого... волнения, ожидания... Искры?

Конечно, время от времени, когда момент казался подходящим, она целовала его, но, знаете, междумирный поцелуй — это совсем не то, что поцелуй живых людей. В нём нет жара, нет сердцебиения, нет потока адреналина. Он не может заставить тебя задохнуться от счастья, потому что как может задохнуться тот, кто вообще не дышит?.. Одним словом, самое большее, чем два послесвета могут быть друг для друга — это партнёры, компаньоны, друзья. Не больше.

И вот появился Милос.

Алли понимала, почему Майки считал Милоса угрозой. Ей страшно нравилось — ну вредина, что тут поделаешь! — поддразнивать своего друга, но только потому, что она твёрдо знала — Майки нечего опасаться. Она не собиралась оставить его ради кого-то другого — уж во всяком случае, не ради Милоса. Поэтому она смело вступила в дружеские отношения с их новым знакомым, полностью уверенная, что смотрит на него трезвым взглядом и её душевному покою ничто не угрожает.

Ах, как глубоко она ошибалась!

Глава 10

Скинджекинг для забавы и выгоды

На следующее утро Милос предложил совершить скинджек-набег на придорожную кафешку.

— Не прими это за неуважение, друг, — сказал он Майки извиняющимся тоном, — но у нас, скинджекеров, есть кое-какие потребности...

Майки увидел, как просияла Алли, услышав это предложение. Он заметил также, как она изо всех сил пытается скрыть свою радость.

— Ага, ага, — сказал Хомяк. — Потребности, да. Нам прям до жути необходимо посидеть внутри отличной сочной тушки и слопать её отличный сочный чизбургер.

— А мне-то что до ваших увеселений? — буркнул Майки. — Делайте, что хотите.