Наследие - Стивен Сэвил

Старина Ганс относился к тем, кто выживает.

Это было заложено в его природе.

Главный зал жужжал, точно улей. Какой-то мелкий дворянчик из глубинки отправился в паломничество в Дракенхоф с петицией к Владу фон Карстену, в которой просил помочь прокормить своих людей. Граф рассмеялся ему в лицо и велел дворянчику встать на колени и молить о подаянии. Когда же тот сделал, что было сказано, фон Карстен захохотал еще пуще и заявил, что он мог бы заодно целовать пыль на сапогах графа, еще сохранившего уважение к человеку, способному клянчить милостыню у ног другого. Однако вместо помощи фон Карстен лишил дворянчика всех привилегий и отправил его из Дракенхофа обратно в одной рубахе, не позволив надеть ни ботинок, ни штанов, ни плаща для защиты от непогоды, а также пообещал послать одного из самых доверенных членов семьи в угодья новоявленного нищего, чтобы он правил там вместо него.

- Человек должен сам заботиться о себе и своей собственности, а не простираться у ног незнакомца, выпрашивая подачку. Заучи этот урок, и заучи хорошенько!

Таково было графское правосудие; подобная процедура с незначительными отклонениями разыгрывалась в главном зале несколько часов.

Ганс нашел Германа Познера в зале для физических упражнений: тот безжалостно муштровал графскиъъх солдат. Познер был на добрых шесть дюймов выше Ганса, куда крепче и тяжелее его и обладал рельефной мускулатурой. В данный момент Познер дуэлировал с одним из молодых солдат. Он бился двумя короткими, слегка изогнутыми мечами, а его противник орудовал длинным клинком и маленьким щитом. Мечи Познера плели сложный узор танца смерти между двумя мужчинами, с ошеломительной легкостью держа солдата на расстоянии. Клинки мерцали в свете факелов. Благодаря исключительному мастерству и стремительности движений Познера два его меча словно сливались в один.

Когда Ганс ступил на площадку, клинок в левой руке Познера скользнул змеей и ужалил молодого солдата в щеку, начертив на коже тончайшую кровавую полоску. Затем Герман поклонился своему противнику и повернулся к аплодирующему Гансу.

- Весьма впечатляюще, - заметил Ганс.

- Неужели нас посетил сам высокочтимый секретарь фон Карстена? Чем обязаны подобному удовольствию, герр Ганс? - Мрачный голос Познера эхом громыхнул в пустоте зала.

- Работе. Мы собираемся навестить барона Хайнца Ротермейера. Граф желает заставить его повиноваться.

- Слыхали, ребята? - обратился Познер к солдатам, наблюдавшим за поединком. Жестокая ухмылка медленно расползалась по его лицу. - Граф желает, чтобы мы вселили в сердце барона такой ужас, который заставит его знать свое место, а?

- Что-то вроде того, - согласился Ганс.

Познер убрал свои мечи в подвешенные на спине ножны.

- Когда выезжаем?

- На рассвете.

- Слишком скоро. Надо еще подготовиться к путешествию. На закате. Мы можем путешествовать под покровом тьмы.

- Ладно, завтра на закате. Будь готов.

Ганс развернулся и зашагал прочь. Не успел он выйти из зала, как до ушей его долетел звон стали о сталь.

- Уже лучше! - воодушевлял Познер одного из своих людей.

Граф выбрал Познера не случайно, и, несмотря на всю свою неприязнь к этому человеку, Ганс первый готов был признать, что Познер - лучший в своем деле.

А дело его было - убивать людей.

Глава 5

НАДВИГАЕТСЯ ЧТО-ТО ТЕМНОЕ И СТРАШНОЕ

В ночи катились пять черных одноконных экипажей.

Лошадиные копыта громко барабанили по слежавшейся дорожной грязи.

Крепко сжимая в кулаках вожжи, пять кучеров правили каретами, низко сгорбившись на своих сиденьях, время от времени подгоняя коней взмахами кнутов. Возницы были в тяжелых запыленных дорожных плащах, с натянутыми на головы капюшонами и шарфами, прикрывающими лица.

На дверцах колясок красовался герб фон Карстена.

Чем дальше на север они продвигались, тем хуже становилась дорога. Трем из пяти экипажей пришлось сменить колеса после того, как у старых на каменистой тропе поломались ободья. Одному экипажу требовалась новая рессора, у другого ширились трещины на оси и была сломана чека. Ни одна из повозок не осталась невредимой.

Коляски обеспечивали путешественникам некоторый комфорт; Герман Познер и его люди занимали четыре экипажа, оставив Ганса одного в пятом. Но даже при этом терпение пассажиров давно уже иссякло, а некоторые и вовсе дошли до точки. Ганс понимал, что это неизбежно. Его спутники - убийцы. Они нуждались в свободном пространстве и уединении, чтобы поразмышлять или морально настроиться на убийства, которые они готовились совершить во имя своего хозяина или просто для того, чтобы очистить разум от скуки бесконечной дороги.

Немудрено, что после месяца пребывания в тесных колясках то и дело среди пассажиров вспыхивали ссоры и драки, но Познер быстро пресекал любые разборки. Этот человек держал своих солдат в железном кулаке и подкреплял угрозы сталью клинков-близнецов. Не многие рисковали продолжать споры, когда в перебранку вмешивался Познер. Ганс понимал, что дело тут частично в страхе, частично в уважении, и высоко ценил командирские качества этого человека. В этом Познер очень походил на графа: он тоже управлял, играя на любви и страхе своих подчиненных.

Они ехали по ночам и спали днем в бархатном полумраке экипажей. Ганс даже поймал себя на том, что скучает по ласке солнечных лучей, но постепенно он привыкал к дорожному распорядку.

Каждый день на закате Познер заставлял своих людей выполнять тяжелые упражнения, рассчитанные на снижение пагубного действия, которое оказывал вынужденный сидячий образ жизни на их тела и умы. Большинство этих упражнений напоминали, на взгляд Ганса, некий искусный, тщательно продуманный танец, поскольку Познер, подвергая семерых своих воинов серии мучительных ударов и тычков, а также уклонений от них, обращал внимание в основном на работу их ног.

Познер на практике осуществлял то, что проповедовал. Он истязал своих людей муштрой, но сам шел еще дальше, сосредоточиваясь на умении маневрировать и балансировать. Этот человек был превосходным, близким к совершенству атлетом. Он управлял своим телом со сверхъестественной грацией. Такой человек был, несомненно, смертельным противником.

Куда уж местному ополчению тягаться с этой восьмеркой.

Баронская вотчина Ротермейера, Эшен, представляла собой одну из самых маленьких приграничных территорий северо-западной провинции и располагалась между Лесом теней и развилкой Бурной реки, в четырех днях пути от Вальденхофа, дома Питера Каплина. Можно было подумать, что кареты колесят по землям мертвых. В это время года деревья обычно пестрят тысячами оттенков меди и олова. Но здесь одни были густо облеплены лишайником и плесенью, а другие, расколотые молниями, превратились в трухлявые пни и сухие стволы. Разрушенные домишки на обочинах рассыпались горами пыли и булыжников, а там, где должен был колоситься, дожидаясь жатвы, щедрый урожай, раскинулись непристойно голые поля. Болезнь пропитала даже почву, отравив всю местность.